Любовь безобразной куклы

           — Не понимаю, зачем мать собирается рожать, — лениво ответила Ран, выпуская из губ струйку сладкого сигаретного дыма. Она подняла лицо навстречу прохладному потоку воздуха из окна и задумчиво взглянула в белый потолок. Глазам Кен открылась прекрасная тонкая шея, и девушка незамедлительно провела по ней пальцами, заставив старшую Хайтани прикрыть глаза от удовольствия. — Меня она толком не растила, Риндо воспитывала практически я одна, теперь она собирается ещё одного на меня повесить.

     — Тем более она уже в возрасте, — продолжая водить пальцами по шее старшей Хайтани, постепенно спускаясь вниз к ключицам, произнесла Кен. Вот так просто сидеть у неё на коленях, водить пальцем по обнажённым участкам кожи Ран Хайтани доставляло ей невообразимое удовольствие. Под пальцами она словно ощущала нечто похожее на власть над этой девушкой, на её особое значение в жизни Ран. — Сколько ей уже? Почти сорок? Она ведь уже немолодая, очередные роды могут сильно пошатнуть её здоровье. Да и зачем ей ещё третий ребёнок, если у неё есть уже ты и Риндо?

     — Она просто хочет удержать им своего нового поклонника, который наивно ведётся на её ложь о том, что ребёнок действительно его. Они оба так увлечены им, что на меня и Риндо они практически не обращают внимания, — равнодушно ответила Ран, стряхнув пепел прямо на пол. Её поза продолжала быть расслабленной. Кен свободно покрывала её шею и грудь поцелуями, отворачивая чёрную рубашку и вдыхая сладкий аромат травяного чая.

     — Но тебя это не так уж сильно и волнует, дорогая, — лукаво произнесла Кен, переплетая пальцы с тонкими пальцами Ран. — Так что забудь об этом и просто посмотри на меня.

     Невесомым прикосновением Кен мягко обхватила подбородок старшей Хайтани, заставив ту наконец-то обратить взгляд на неё. На лице Ран заиграла самодовольная улыбка. Не отводя глаз от девушки, удобно расположившейся на коленях, старшая Хайтани не глядя бросила сигарету в пепельницу и обхватила длинными пальцами хрупкую талию Кен, притягивая к себе как можно ближе. Девушка не могла отвести взгляда от пронизывающих ярких глаз Ран: они подчиняли себе тело и душу, заставляя под их настроением чувствовать то бушующую страсть, голод к любимым губам и бледной коже, то собственное ничтожество, не достойное даже дышать одним воздухом с совершенством под именем Ран Хайтани.

      Кен всецело принадлежала ей. Она ощущала в себе и то, и другое, постанывая от ласк Ран и сплетаясь с ней языками. Её губы, в которых так и хотелось утонуть и остаться навечно, сводили с ума. Но Ран всё равно была далёкой и недосягаемой, а её благосклонное проявление внимания — подарком судьбы. Кен, целуя губы старшей Хайтани снова и снова, начала быстрыми, но неуклюжими движениями расстёгивать пуговицы на чёрной рубашке. Она хотела большего. Постепенно её поцелуи выходили за контуры губ Ран, и она двигалась к левой щеке, медленно переходя сначала к уху, а затем к шее. Кен с удовольствием подметила, что рубашка наконец-то спала с девушки, и провела пальцами по тонким ключицам. Ключицы Ран Хайтани — отдельное произведение искусства, которое Кен хотела расцеловать. Запечатлеть их вкус на губах.

     Как раз в этот момент старшая Хайтани медленно, доводя Кен до пика своего желания дразнящими движениями, с лукавой улыбкой на улице, холодными пальцами оглаживала выпуклости груди, ложбинку, не забыв уделить внимание соскам. Холод от её рук неизменно сопровождался поцелуями, от которых Кен начинала стонать только сильнее. Ран была дикой кошкой, которая играла со своей жертвой долго, заставляя ту остро чувствовать каждое движение и трепетать от предвкушения самого сладкого.

     Кен приоткрыла глаза и простонала, когда старшая Хайтани оттянула резинку белья и коснулась промежности. Сквозь пелену в глазах, созданную Ран Хайтани, девушка увидела нечёткий маленький силуэт за стеклянным шкафом и чуть напряглась. Старшая Хайтани тут же остановилась и выпрямилась, непонимающе и даже недовольно взглянув на осколки вожделения.

     — Что это? — спросила Кен, глядя через плечо Ран, но при этом обнимая ту за талию. — Кукла?

     Ран, ничего не говоря, медленно обернулась и посмотрела в ту же сторону. В

большом шкафу, забитом книгами, статуэтками и другими дорогими безделушками на верхней полке нашла свое одиночество кукла с бледным телом. Её колени были согнуты, чтобы она могла сидеть, а руки согнуты необычным образом, напоминающим пародию на плавные движения балерин. Почему Кен решила обратить на неё внимание? Наверное, потому что та была слишком красивой и одновременно отталкивающей для людей.

     У куклы были светлые волосы, выкрашенные в некоторых местах чёрной краской. Кукла с отстранённым лицом и бездушными фиалковыми глазами смотрела вперёд с закрытыми бледными губами. Острые скулы выдавали её холод в кукольной душе. Она была одета в лёгкое, воздушное белое платье, напоминающее лепестки лилии. Оно закрывало только правую часть туловища куклы, левая же была обнажена. И именно эта сторона могла оттолкнуть смотрящего от прикосновений к ней и дальнейшего разглядывания. В левой части, где у человека находится сердце, у куклы была вырезан кусок фарфоровой куклы, натурально расписанный тёмными багровыми красками. В этом ужасном отверстии находилось сердце. Оно словно пыталось выбраться из кукольного тела либо же не выпасть из него. Кен могла только догадываться. Однако увидев его, девушка поспешила отвернуться.

     — Какая страшная у тебя кукла, — произнесла Кен с комом в горле, прикрыв ладонью рот. Её внезапно затошнило, и разболелась голова.

     — Тебе не нравится моя душа? — произнесла Ран и, ухватившись пальцами за подбородок девушки, насильно развернула её лицо к себе. Ран улыбалась, а её холодно-страстный огонь в глазах сменился смехом.

     — Разве у тебя… может быть такая душа? — Кен через силу произнесла эти слова и опустила руку на колено.

     — Конечно, — без сомнения ответила Ран, улыбаясь. — Многие, кто меня знают, скажут, что я ужасна по своей натуре. Я переступаю через рамки приличия, плюю на чужие жизни, оскверняю священные правила и тону в грехе, подталкиваю на ложный путь невинных овец и купаюсь в море крови. Смотри, само сердце ненавидит и хочет вылезти из меня. Послушай его, разве оно стучит так же громко, как и у других людей?

     Ран взяла руку Кен в свои пальцы и приложила их чуть ниже груди. Девушке пришлось напрячься, чтобы различить слабые, но ритмичные звуки.

     — Ты чем-то болеешь? — глаза Кен широко распахнулись. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?

     — Я болею собой, — ещё шире улыбнулась Ран, и впервые у Кен по телу побежали мурашки. — И это ничем не излечить.

     — Я… я не думаю, что… ты настолько плоха, Ран, — произнесла Кен, пытаясь подобрать правильные слова. — Ты практически сама вырастила свою сестру, ты столько для неё делаешь, разве… — Кен на секунду опустила глаза. — Разве ты можешь быть настолько плохой?

     — Могу, — прошептала Ран, склонившись над ухом Кен.

     — Я тебе не верю, — произнесла Кен.

     Девушка нашла губы старшей Хайтани и впилась в них жарким поцелуем, желая донести до неё все чувства, бушевавшие в груди огромным пожаром. Их языки сплелись, образуя страстный танец, говорящий скорее о противоречии, чем о любви двух сердец. Кен нежно провела по щеке Ран, пальцами зацепив несколько шёлковых прядей волос. Хайтани спустилась ниже, лаская грудь, проводя подушечками пальцев по выпирающим рёбрам, словно желала услышать от них музыку. Сминая припухшие губы старшей Хайтани и оглаживая изящные контуры её тела, Кен не могла не восхищаться любимой девушкой и всё больше чувствовала непонимание. Как Ран Хайтани могла быть не прекрасной?

     Кен приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на Ран, и в эту же секунду дверь с грохотом открылась. Ран резким движением оттолкнула Кен от себя, заставив ту ахнуть. На пороге появилась Риндо. Её волосы и одежда находились в полном беспорядке, а лицо покраснело от бега.

     — Ран, ты в курсе?! — вскричала она.

     — Рин, ты так любишь разрушать романтические моменты, — старшая Хайтани подарила сестре одну из своих обворожительных широких улыбок, игнорируя её громкие слова.

     Кен внезапно почувствовала себя лишней в комнате.

     — Она уже приехала со своим новым мужем! — Риндо пропустила улыбку и слова сестры, думая только о том, что волновало её сейчас. — У неё просто огромный живот!

     — Как мило, — ответила Ран, продолжая улыбаться. — Ты уже придумала имя для нашего будущего братика? Или ты больше хочешь ещё одну сестрёнку?

     — Ты издеваешься надо мной?! — негодующе воскликнула Риндо, оглушив своим криком всю комнату. Кен поморщилась и со сведёнными к переносице бровями взглянула на младшую сестру Ран. — Я никого не потерплю возле тебя! Спускайся быстрей вниз!

     Риндо захлопнула дверь и быстро спустилась по лестнице. Были слышны её

тяжелые шаги, выражающие негодование происходящим. Ран только рассмеялась, запрокинув голову.

     — Как мило! Мы ещё не знаем кто это будет, а она уже ревнует.

     От Кен не ускользнуло, что улыбка старшей Хайтани поменяла своё значение. Приподнятый правый уголок губы выражал удовольствие от чувств сестры и собственной значимости. В груди девушка ощущала себя неловко: этому в большой степени посодействовало неожиданное появление Риндо, переключившей всё внимание старшей Хайтани на себя. Ран явно больше не интересовалась девушкой, которая смотрела на неё жалобным взглядом брошенного ребёнка, жаждущего ласки от матери, занятой другими детьми.      — Ран… — тихо прошептала Кен.

     Старшая Хайтани опустила на неё голову, но взгляд больше не выражал страсти и любви. Глаза блестели иным.

     — Наверное, тебе лучше уйти, Кен, — без обиняков произнесла Ран. — Думаю, скоро мне предстоит сдерживать буйные порывы Риндо избить нового мужа матери до полусмерти. Давай я напишу тебе письмо чуть позже?

     — Расскажи мне потом, как у вас всё произошло, ладно? — с натянутой улыбкой спросила Кен, надеясь хоть на одно мгновение уловить нотки любви Ран. — Я буду ждать!

     — Обязательно, любимая, — Ран напоследок чмокнула Кен в щёку, обхватив за подбородок, и быстро вскочила с кресла.

     Кен вовремя успела подскочить, чтобы не упасть на пол. Она обернулась, чтобы в последний раз увидеть стройный силуэт в чёрном своей дорогой любви, ускользающей так же стремительно, как и появилась в её жизни. Однако Ран Хайтани так и не обернулась. Просто захлопнула за собой дверь и ушла, позвав сестру.

***

           Кен сидела в маленькой комнатке перед горевшей свечой и перечитывала письма, отправленные ей Ран. С их последней встречи, наполненной жаркими ласками и поцелуями, прошло немало времени. За всё это время Кен получила от старшей Хайтани всего три письма. В первом, которое Ран отправила через три месяца, говорилось о том, что в семье Хайтани родилась ещё одна девочка — Рен. Мать, как в случае с Ран и Риндо, быстро потеряла к ней интерес. Всё внимание она уделяла новому мужу, который словно бы и забыл про ложь жены о том, что у него появился ребёнок.

     Риндо к маленькой сестре не питала особой любви: «Эта малолетняя дура словно сама стала младенцем, прихоти которого надо выполнять. У меня от неё голова болит сильнее, чем от Рен. Рен для маленького ребёнка слишком тихо себя ведёт. Даже не капризничает. Лежит, занимается своими делами, издаёт непонятные звуки и слушает вместе со мной стоны Риндо о том, что я уделяю ей мало внимания. Недавно заметила, что лицо у неё чем-то напоминает мне Рин».

     Кен не раз перечитывала присланные письма от Ран, находясь в женской гимназии. Она с внимательностью прочитывала строку за строкой, подмечая каждый описанный момент в жизни старшей Хайтани, но особое внимание уделяла строчкам, адресованным именно ей: «Как там поживает моя малышка? Я надеюсь, ты не станешь такой же пустышкой, как и все эти серые мышки, которые учатся вместе с тобой. Я с нетерпением жду твоего возвращения…» Эти слова вселяли слабую надежду Кен на то, что их любовь не иссякнет. Но частота присылаемых писем заставляла мучительно в этом сомневаться. Ведь Кен отправила их целую стопку! А в ответ практически ничего не получила.

     Второе письмо было прислано спустя четыре месяца после получения первого. Сложив листок, который Кен бережно хранила в сундучке вместе с другими письмами от Ран, девушка перешла ко второму. И снова в нём значительное место старшая Хайтани уделяла младшим сёстрам: «У Рен определённо есть своё очарование, на которое Риндо и повелась. Теперь Риндо смотрит на неё так же, как и я смотрю на неё. Влюблённо. Мы сошлись во мнении, что нам двоим Рен напоминает ангела. Я не могу представить её в будущем такой же эгоистичной, как и я, и такой же садисткой, как и Риндо. Наверное, нас это должно отталкивать, но на самом деле нам это нравится. Я хочу подарить ей такую же любовь, какую я питаю к Рин. Риндо же сказала, что хотела бы вырастить её доброй. Из её уст это звучит немного странно».

     И тем не менее Кен с жадностью читала каждую строку, выведенную строгим изящным почерком Ран. С появлением ещё одной сестры перед Кен всё больше раскрывалась та Ран, которая всю жизнь посвятила Риндо. И Кен не могла этим не восхищаться. Порой она даже завидовала этим двум: для них старшая Хайтани была всегда и везде, они могли чувствовать её почти материнскую любовь и заботу каждый день, теплоту кожи, жар поцелуев, а Кен — всего лишь любоваться почерком и ловить отголоски парфюма. И всё потому, что она не её сестра.

     Девушка вздохнула. Кен всё больше сомневалась, стоит ли писать очередное письмо. Девушка была уверена, что Ран давно поставила её на самую дальнюю полку в своей душе и забыла, что когда-то они вместе проводили вдвоём дни и были счастливы. Насколько же они отдалились от этих воспоминаний! Иногда по ночам, лёжа в постели и глядя в потолок, Кен всё чаще задавала себе вопрос: «Была ли это любовь?» Или же ей завладело особое очарование Ран, как она писала про Рен, и Кен просто не смогла устоять? Старшая Хайтани являлась той особой личностью, перед которой не могли устоять ни девушки, ни юноши. Даже в гимназии о ней ходили самые разные слухи. Кен боялась раздумывать над ответом на вопросы и просто плотнее заворачивалась в одеяло, чтобы сон поскорее затуманил мысли.

     Кен поджала губы и сложила второе письмо в маленькую шкатулку. Она взяла третье, последнее письмо, полученное два месяца назад. «Рен произнесла первое слово. Моё самолюбие задето, потому что её первым словом было не моё имя, а имя Риндо. Рин из-за этого не могла успокоиться весь день и строила из себя «старшую». Теперь у неё есть кем командовать. Надеюсь, она действительно понимает, что значит быть старшей и не натворит глупостей. Риндо прекрасно видит, что её хвастовство меня порядком напрягает и иногда выводит из себя, но я стараюсь просто не обращать на это внимания.

     Кстати, как там твои дела? Слышала, что ты стала лучшей ученицей в гимназии за этот год. Меня это немного пугает, боюсь, что при следующей встрече ты больше не будешь лезть ко мне целоваться так же, как и в прошлый раз. Ты ведь помнишь? Привези мне свою молодую душу, чтобы я смогла выпить её до дна, а не серую отвратительную массу дряхлой старухи, хорошо? Скучаю по твоему телу».

     И на этом письма закончились. Кен написала ответ на последнее письмо, но Ран так и не удосужилась написать ответ. Девушка понимала, что её счастливое время вместе со старшей Хайтани подошло к концу и безумно тосковала по нему.

     Тем временем свеча в комнате догорела. Кен погрузилась во тьму, которую прорезал только тонкий свет луны.

***

     После молчания, которым сопровождала Ран год гимназии Кен, девушка уже и не мечтала, что однажды попадёт в ту же самую комнату старшей Хайтани. Отворив дверь, прежде служившую проходом в рай для девушки, Кен с интересом огляделась вокруг и поняла, что в роскошном уголке Ран мало что изменилось. Кресло, хранящее в себе воспоминания любовных признаний и ласк, стояло на прежнем месте возле письменного стола. Фиолетовый ковёр был таким же мягким и пушистым. Широкая кровать Ран хоть и была заправлена, но находилась в лёгком беспорядке. Кажется, подушек на ней стало чуть больше. В широком книжном шкафу стояли позабытые пыльные книги и многочисленные статуэтки занимали свои одинокие посты далеко друг от друга, но куклы, которую Кен отчётливо запомнила, она не нашла. Девушка огляделась, ещё раз окинув взглядом рабочий стол старшей Хайтани, но куклы нигде не было. «Неужели выбросила?» — ухватилась за первую пришедшую в голову мысль Кен и села на кровать. Вместе со скрипом кровати послышался слабый стон, который продолжался несколько секунд, но девушка, испугавшись, вскочила и ахнула. Среди груды подушек на кровати старшей Хайтани и толстого одеяла Кен не увидела силуэт мирно сопящей маленькой девочки, бережно обнимающий как раз ту самую куклу маленькой ручкой. Кен затаила дыхание: она вгляделась в мягкие черты и тут же вспомнила письмо Ран, в котором она говорила, что младшая сестра напоминает ей Риндо. И девушка собственными глазами убедилась в её правоте. У девочки были такие же мягкие округлые черты лица и более светлый оттенок кожи, какие имела средняя сестра Риндо. Как и у обеих сестёр, у Рен были такие же русые волосы и длинные ресницы. Грудь младшей Хайтани спокойно поднималась и опускалась. Кен сама не заметила, как и её собственное дыхание затаилось, наблюдая за ней.

     Внимательно разглядев девочку и узнав в ней черты средней сестры, девушка перевела глаза на куклу. Вернее, кукол было две. Одна напоминала Ран, другая — Риндо. Кен и не догадывалась о существовании другой куклы-сестры с выкрашенными голубыми прядями. На её носу сидели очки, напоминающие очки Риндо, рубашка с вырезанной левой стороной и чёрные брюки. Кен склонилась над девочкой и присмотрелась ко второй кукле, догадываясь, что находится в зоне сердца. Там тоже зияло тошнотворно-бордовое отверстие, из которой выглядывал кусочек сердца. В голове Кен тут же возник вопрос: «Эти сердца тянутся друг к другу?». Кен надеялась, что в этом и есть смысл ужасающих дыр в телах кукол. «А есть ли кукла для Рен?» — вслед подумала Кен.

     Дверь в комнату скрипнула, и девушка резко обернулась. На пороге стояла Ран. Её острые черты лица и фиолетовые глаза, в которых можно было сойти с ума от пленяющей красоты, нисколько не изменились. Волосы, которые раннее легонько ложились на узкие плечи старшей Хайтани отросли, теперь уже касаясь лопаток. С появлением девушки Кен поняла, что её трепет перед ней никуда не делся: сердце забилось чаще, стоило той только показаться.

     — Здравствуй, Ран, — неловко произнесла Кен и выпрямила спину.

     — Так и знала, что ты тоже придёшь, — равнодушно ответила Ран и прошла мимо Кен к кровати. Она осторожно подхватила спящую сестру на руки и вернулась вместе с ней в своё излюбленное кресло. — Как только мать сказала, что твои родители приедут к нам на ужин, я сразу поняла, что и ты приедешь. И придёшь сюда.

     — Ты как обычно читаешь людей как раскрытую книгу, — улыбнулась Кен. — Ты нисколько не изменилась.

     — Зато ты изменилась, — Ран бросила на Кен изучающий взгляд.

     Кен показалось, что ей заглянули в грудную клетку и чуть сжалась. Между девушками затаилось молчание, прерываемое лишь сопением самой младшей Хайтани. Ран бережно прижала девочку к себе, расположив у себя на коленях, и та прижалась к её груди. В её тонких маленьких пальцах до сих пор были зажаты две куклы.

     — Я написала себе столько писем, Ран, — тихо произнесла Кен. — Я думала, что хоть так мы сможем общаться, но ты… ты так редко мне писала. Я понимаю, что с появлением Рен у тебя прибавилось забот, но мы ведь были так близки… У тебя не осталось ко мне больше чувств?

     — Кажется я ошиблась, когда сказала, что ты изменилась. Всё-таки ты осталась такой же наивной дурой, какой и была. Остальным не требовалось так много времени, чтобы понять, что наши отношения всего на одну ночь.

     — Остальным? — Кен вздрогнула.

     — У тебя красивое тело, дорогая. И я вижу, что за время, проведённое в гимназии, ты стала ещё красивее, чем прежде. Но более красоты у тебя нет, и я это поняла ещё с самого первого дня нашего знакомства, — Ран одарила Кен уверенной и хищной улыбкой, поправив волосы на плече. Девушка крепче прижала младшую сестру к груди, и та почти что не замурлыкала.

     Зато Кен хотелось выть.

     — Но… но ведь любовь? Все ласки? Ты всё-таки писала мне письма! Я выучила их наизусть! — почти шёпотом произнесла Кен, боясь даже взглянуть на Ран в этот момент.

     — Мне жаль тебя, дорогая, но в моём чёрством холодном сердце есть места лишь для двух людей. И ты прекрасно их знаешь, — она кивнула на спящую сестру.

     Губы Кен задрожали. Она сделала шаг назад и наткнулась на уголок кровати. Слёзы поселились на глазах девушки, но Кен сдержалась, не желая ещё более унижаться перед старшей Хайтани, сохранив остатки гордости. Сердце её болело, и она невольно приложила руку к груди.

     — И что же мне теперь делать? — тихо спросила Кен.

     — Уйти. Сжечь письма и вспоминать меня, как сладкий сон, который закончился, — Ран вальяжно положила руку на подлокотник и опёрлась. Она самодовольно улыбнулась, ни на миг не спуская глаз с девушки, подмечая малейшую перемену в её настроении.

     Кен потребовалось время. Чуть качнувшись, она безмолвно вышла из комнаты, всё также держа руку на груди, и вышла совсем не одетой в холодный зимний день.

Снег тотчас же пропитал лёгкие туфли и платье, но Кен совершенно этого не заметила. Она не помнила, как добралась домой. Девушка очнулась уже в своей комнате, держа перед камином три несчастных письма. «Сжечь или оставить?». Слёзы наконец-то хлынули из глаз девушки, смазывая любимые строчки, Кен всхлипнула и, зажмурив глаза, швырнула письма в потрескивающий огонь. Кен кинулась на кровать и тихонько заплакала, чувствуя в груди режущие осколки нежного сердца. У неё теплилась надежда, пусть она была и ничтожно мала. А теперь она превратилась в ничто.

     Кен чуть приподняла голову и подняла глаза на икону, висящую на стене. Уста сбивчиво зашептали молитву, прося Бога о том, чтобы он прекратил её страдания и унял боль в сердце.