Мир горел. Дома, улицы, районы, целые города были объяты пламенем. Огонь пришёл из ниоткуда — лизнул на пробу макушки деревьев, прежде чем жадно поглотить целые леса и пойти дальше, всё на своём пути превращая в пепел. Сея страх, боль, отчаяние и смерть.
Мир пылал. Огонь вспарывал животы городов, жаром струился по венам шоссе и магистралей, превращая ночь в день. Небоскрёбы рушились, как карточные домики, пылали аэропорты, вокзалы и порты. Горел спасительный океан.
Мир изменился. Огонь стёр грани между добром и злом, и стало важно только одно — выжить. И люди выживали, люди учились избегать пламени, прячась там, где оно не сможет достать. Люди учились ненавидеть тех, кто пытался помешать их спасению. Люди учились убивать за пачку рамёна и стакан воды. Люди изменились, или, может, они всегда были такими?
***
Тэхён почти не помнил мир «до».
Когда огонь пришёл, он был ещё слишком мал, чтобы понимать, почему так громко кричит мама и почему не возвращаются отец и сестра. Почему у них больше нет дома и почему приходится постоянно бежать. Он спрашивал: «Мамочка, а почему ночью так светло?» И плакал, когда от голода начинал болеть живот.
Он научился воровать раньше, чем научился писать. Он перестал кричать, когда на его глазах люди убивали друг друга. Он не морщился, когда в нос забивался запах горящей плоти. Его больше не пугал вид крови на своих руках и застывшая в чужих остекленевших глазах ненависть.
Он научился выживать.
***
Мама погибла, когда Тэхёну исполнилось семнадцать — или, может быть, больше. (Мама пыталась вести календарь, отмечая дни в потрёпанном блокноте). Они убегали от банды каннибалов, от тех, кого и людьми уже с трудом можно было назвать. Впереди бушевал огонь, через который члены их новой группы сделали узкий проход, и когда до него оставалось всего несколько метров, мама споткнулась и упала. Тэхён пытался ей помочь, но она оттолкнула его, крича, чтобы он спасался, и Тэхён послушался. Внутренний голос требовал, чтобы он вернулся, но ноги сами несли его вперёд, в спасительную безопасность. Лидер группы обвалил проход, взревел огонь, а Тэхён стоял на одном месте и смотрел на то, как каннибалы настигли его маму. Как окружили голодной стаей, размахивая цепями и скалясь, подобно диким зверям. Он слышал, как она кричала, видел, как она сопротивлялась из последних сил, пока острые лезвия вспарывали её кожу. Он стоял на безопасном расстоянии за стеной огня, но казалось, что находится совсем рядом, что видит жадные оскалы окровавленных ртов, слышит, как рвётся под зубами плоть. Как приклеенный, он стоял и не мог сдвинуться с места, пока единственный дорогой человек исчезал прямо на его глазах. Неизвестно, сколько бы ещё он там пробыл, пока чужие руки с силой не развернули его на месте, пока не потянули прочь от ужасающей картины в иллюзию безопасности полуразрушенных домов.
Без мамы мир не изменился. Люди продолжали убивать друг друга за жалкие крохи еды, огонь продолжал пылать, а пепел — кружиться в причудливом танце. А сам Тэхён продолжал выживать.
Он кочевал от одной группы к другой, от кого-то сбегал горящей ночью, с кем-то оставался. Он держался особняком, потому что в новом мире никому нельзя было доверять. Мама учила его думать сначала о себе, а потом о других. В редких книгах, которые Тэхён находил, всё было по-другому, и мир там был другим. Там люди доверяли друг другу, помогали, заботились, они верили в новый день и не теряли надежду. В этом мире огонь забрал всё, а то, до чего по ошибке или воле случая не добрался, — уничтожили другие люди. Алчные, жадные, злые, жестокие, не ведающие понятий морали и не знающие слова «честь». И Тэхён был одним из них.
Он скитался по выжженным городам, прячась в руинах многоэтажек, смотрел, как убивают других, и не делал ничего, чтобы им помочь. Жадно глотал редкие крохи воды и отчаянно сопротивлялся смерти. Потому что даже в этой агонии полыхающих дней Тэхён хотел жить.
***
Новая группа нашла его сама.
Тэхён скитался по выжженному Сеулу в поисках еды, заглядывал в провалы дверных проёмов, переступал через покрытые сажей кости. В круговороте бесконечного отчаяния он искал жалкие крохи, что позволили бы ему продержаться ещё один день. Он думал о маме, о её последних минутах, вспоминал смех, сменившийся воем, запавшие глаза и покрытые ожогами руки. В крике собственных мыслей он не услышал шум позади, не увидел надвигающиеся тени. А когда заметил, было уже слишком поздно — они окружили его плотным кольцом, отрезая от иллюзии безопасных улиц.
Обезображенные лица скалились в улыбке и обещали убежище и крышу над головой. Тэхён не верил в доброту — мир научил его этому — и когда в зареве блеснуло лезвие, он был готов. Ловким перекатом ушёл в сторону, врезаясь в ближайшего человека, ухмыльнулся зло, выхватил собственный нож и легко вонзил в беззащитное горло. Брызнула кровь, человек осел на землю, хрипя в предсмертной агонии, чужая ненависть загудела десятком голосов, завибрировала проклятиями, но Тэхён не слушал. Он бросился бежать со всех ног, не оглядываясь, не останавливаясь, вперёд, в спасительные лабиринты разрушенных улиц, в объятия сгоревших домов.
Группа отстала от него спустя три квартала, стих топот чужих ботинок за спиной, но Тэхён продолжал бежать, пока рот не забился пеплом, пока в груди от недостатка кислорода не стало колоть. Но и тогда он продолжал двигаться к собственному убежищу со скудными запасами еды, которой едва хватит на пару дней. А значит, ему снова придётся уходить, ему снова придётся искать других выживших, ему снова, снова и снова придётся красть, лгать и, возможно, убивать.
Тэхёну не нравилась смерть. Она гарью оседала на языке, алыми змейками оплетала руки, забивалась в уши оглушающей тишиной. Она тянулась к нему материнскими объятиями, улыбалась знакомыми лицами, звала нестройным хором голосов. Она зияла дырами от колей, шипела тающей плотью, обугленными костями махала вслед. Она была повсюду: преследовала кошмарами наяву, язвами пробиралась под кожу, кричала, срывая его собственный голос в хрип. Тэхён боялся, что однажды она настигнет его, разорвёт чужими руками или бушующим пламенем обратит в пыль. И он бежал, один или в толпе, подгоняемый в спину страхом, лелеющий крупицы оставшейся жизни. Тэхён всё так же отчаянно хотел жить.
Убежище встретило его провалами оконных глазниц, хрустом стекла под ногами и неестественной тишиной. Тэхён напрягся, медленно проходя вперёд, до боли в глазах всматриваясь в темноту, прислушиваясь, выжидая. И темнота ответила. Двое выступили перед ним, у одного в руках была коробка с запасами Тэхёна, а у другого — бейсбольная бита. Третий подкрадывался справа, а четвёртый блокировал выход. Они держались на расстоянии, настороженные, готовые напасть в любой момент. Тэхён не был уверен, что справится хотя бы с одним из них — он слишком устал.
Тот, что с битой, выступил на полшага вперёд, оглядел Тэхёна с головы до ног и спросил, взглядом указывая на коробку:
— Твоё? — Голос прозвучал хрипло, словно им давно не пользовались. Тэхён кивнул, внутренне подбираясь. — Один? — задал он следующий вопрос.
Тэхён думал соврать, потянуть время, чтобы собраться с силами, но в груди продолжало колоть, ноги гудели, и он понимал, что не сможет выйти из этой стычки живым.
— Да, — ответил он.
Первый переглянулся с третьим и опустил биту, выступая ещё на несколько шагов вперёд.
— Я — Ёнджун, — представился он, протягивая руку.
Тэхён недоуменно переводил взгляд с открытой ладони на человека перед собой и невольно задавался вопросом, как тот вообще смог выжить. Он подумал было выхватить нож, но четвёртый, что был позади, словно прочитав его мысли, демонстративно прочистил горло, и ответ нашёлся сам собой.
— Тэхён, — сказал он, игнорируя протянутую руку.
Тот, что был с его коробкой, рассмеялся, сверкнув ямочками, и, поравнявшись с Ёнджуном, что-то быстро зашептал.
Тэхён догадывался, что происходит, он проходил через это не раз и не два. Сейчас ему дадут выбор: пойти с ними или умереть. И выбери он второе, ему придётся отбиваться и бежать снова, снова и снова. Бессмысленный круговорот этой новой жизни.
— Я — Субин, — заговорил второй, обращаясь к Тэхёну, — а это Кай и Бомгю, — указал поочерёдно на третьего и четвёртого.
Четвёртый — Бомгю — отсалютовал ему двумя пальцами, не покидая своего места возле выхода. Тэхён только сейчас заметил винтовку за его спиной и вздрогнул, представив, как пули делают из его тела решето. Бомгю проследил направление его взгляда и ухмыльнулся, демонстративно поправляя ремень, перекинутый через плечо.
— Не пугай его, — снова заговорил Субин, возвращая внимание на себя. Он поставил коробку на пол перед Тэхёном и отошёл назад. — Мы не знали, что это кому-то принадлежит.
Ну, конечно, — хотел сказать Тэхён, но промолчал. Он не понимал, что происходит, но разбрасываться такими подарками не собирался. Схватив коробку, он крепко прижал её к себе и снова огляделся по сторонам, переводя взгляд с одного человека на другого.
— Так, кхм, давно ты один? — спросил на этот раз Ёнджун. Он переместился к обломку стены и присел на него, выставил перед собой биту и опёрся на неё руками. Тэхён не собирался отвечать. — А ты необщительный, да? — Ёнджун рассмеялся. — Не хочешь присоединиться к нам?
Вот оно. Тэхён напрягся всем телом, приготовившись драться. Одной рукой он продолжал держать коробку с остатками своих припасов, а другую положил на скрытый во внутреннем кармане куртки нож. «Хотя бы одного», — думал он. Он заберёт с собой хотя бы одного.
— Воу-воу! — Субин поднял руки ладонями вверх. — Мы не собираемся с тобой драться. — Тэхён на это только хмыкнул. — Бомгю, он ещё более дикий, чем ты.
— Ну не знаю, хён, — протянул этот Бомгю, перехватывая винтовку, — я сначала стреляю, а потом слушаю.
— Твоя правда, — рассмеялся Субин, а потом вновь стал серьёзным. — Тэхён, мы, правда, не собираемся причинять тебе вред. Если ты откажешься, мы просто уйдём. Правда. Мы не убиваем просто так.
— Говори за себя, — снова Бомгю.
— Не бойся, это у Бомгю-хёна шутки такие, — впервые подал голос тот, кого представили Каем. Бомгю на это оскалился в кровожадной улыбке, и у Тэхёна по спине пробежал холодок.
— Он шутит, — тут же следом вмешался Ёнджун, стреляя в их сторону глазами.
— Кто знает, хён, кто знает. — Бомгю вдруг рассмеялся, громко, раскатисто, как злодей, сошедший со страниц какого-то второсортного романа. И это было так глупо, так абсурдно, что Тэхён и не заметил, как начал смеяться сам. А следом присоединились и другие.
Они смеялись так, словно мира вокруг не существовало, словно бушующий за стенами огонь был всего лишь иллюзией. Словно смерть не обхватывала их своими ледяными руками и не дышала жарко в затылок. Тэхён и не помнил, когда он смеялся в последний раз. Наверное, до того, как погибла мама.
— А у тебя красивая улыбка, — вдруг протянул Ёнджун, не сводя с него глаз.
Все взгляды тут же устремились на него: недоумённый Субина, насмешливый Бомгю, тёплый Кая и растерянный самого Тэхёна.
— Спасибо? — рассеянно уронил он, потирая затылок. Напряжение ушло из его тела, как и выветрились из головы мысли о побеге. Он и правда слишком устал.
— Мы не можем обещать тебе светлое будущее, да и кто вообще может сейчас? Но спину прикрывать обещаем. — Ёнджун улыбался ему, открыто и светло.
— Почему? — спросил Тэхён. Сомнения внутри него разом подняли свои головы — он не верил в доброту, в людей, в сам этот мир.
— Вместе веселее, — подмигнул ему Ёнджун и снова рассмеялся.
Это было самым глупым, что Тэхён когда-либо слышал. Сбоку захихикал Кай, прыснул Субин. Тэхён оглядел их: шрамы, порванная одежда, запёкшаяся кровь — такие же, как он, дети нового мира.
Тэхён привык быть один, после смерти мамы он не мог никому доверять, да и не хотел. Он знал, что доверие — это обоюдоострый меч, который в любой момент могут воткнуть тебе в спину. Они с мамой не раз и не два обжигались, поверив не тем людям, людям, которые улыбались днём, а ночью забирали маму в темноту временных убежищ. Она возвращалась, покрытая грязью и синяками, с дорожками слёз на щеках, крепко обнимала Тэхёна и обещала, что защитит. Ей одной он верил. И без неё так и не научился правильно жить.
Ёнджун улыбался ему со своего места, не требовал ничего, не торопил, и Тэхёну отчаянно захотелось поверить этой улыбке. Ему захотелось согласиться.
— Ты ничего не теряешь, — пожал плечами Бомгю, снова поправляя винтовку.
И Тэхён кивнул, ещё не зная, как круто изменится его жизнь с этого дня.