Сумерки богов

Старшая луна нарождалась, неспешно являя в небесах острый золотой серп, а у блестящего, словно ртутная капля, кругляша торопыги-младшей начинал подтаивать верхний край. Гидеон Лагат помедлил еще тридцать шесть сотых секунды и вернул настройки прозрачности к заданным системой — в зале Совета нынче царил полумрак, Создатель изволил гневаться. Чтобы это ощутить, даже не требовалось переходить в аналитический модус.

— Не изменяешь привычкам ни в штиль, ни в шторм, — раздалось вместе с тихим шипением открывшихся восточных врат. — Как всегда, раньше всех.

Гидеон пожал плечами.

— Мне, дорогой мой собрат и коллега, досталось не так много добродетелей, но уж те, что есть, берегу. — он побарабанил пальцами по подлокотникам. — Ты-то зачем в ранние пташки, хотел чего? Если хотел, говори прямо.

Орфей Зави кивнул, очевидно, укрепившись в неких подозрениях, и прошел к своему креслу.

— В последний раз, когда я слышал от тебя подобный тон, у тебя, помнится, что-то вскипало в Кварталах Утех, на вверенной Создателем территории. Но даже тогда оно не было настолько явственно.

Лагат скривил губы.

— Что тебе опять «явственно», Орфей? В какой мифологический сюжет приткнёшь меня на этот раз?

Тот неожиданно улыбнулся в ответ, и улыбка, вымученная и усталая, показалась чужой в его безупречном — каждый локон на положенном месте! — облике.

— В сюжет ты вкрутишься и сам, без моей помощи. В любой. И выкрутишься, кстати говоря, тоже откуда угодно. Я просто хочу сказать, что если ты по-настоящему взволнован, то начинаешь изъясняться в манере Старшего, когда тому нужно поскорее свернуть разговор. Включаешь режим «господин Ам дипломатии не обучен».

— В самом деле? — Гидеон фыркнул и прикрыл глаза. — Ну, хотя бы что-то я сподобился перенять.

В аналитическом модусе мир сегодня почти не преображался: присутствие Юпитера главенствовало и определяло любую реальность. Гравитация, которой так или иначе покорны они все.

— Мне любопытно, — Орфей будто бы сквозняком скользнул по самому краю восприятия, — что с самого зарождения на Амои нашего Создателя никто из внешников ни разу не предположил, что Юпитером можно назваться не в честь верховного божества. Мифологические сюжеты! Они до сих пор определяют их жизнь. Нам никогда не следует о том забывать. Но мне, веришь ли, обидно: неужели действительно никто никогда не поймет?

— Может, и никто. Я к такой перспективе отношусь философски, я же, в отличие от тебя, никогда людей не идеализировал… Не возражай! У тебя, в твоей высокой башне, перед глазами две крайности: пэты как торжество инстинктов, к которым, чуть зазеваешься, того и гляди отбросит, и твоя разлюбезная библиотека, где нравственный закон со звездным небом, до которого дотянулись лучшие из лучших. Единицы, прямо скажем. А ты все ждешь, что средний по парадной столовой в Парфии ожиревший федерал тебе эту звездную высоту продемонстрирует. Ни с того и ни с сего, между второй и третьей переменой блюд!

Лагат открыл глаза и целых десять миллисекунд был вынужден корректировать сбой зрительного анализатора: освещенность зала, погруженного в полумрак, показалась ему ослепительной. Проморгавшись, он встретил пристальный, понимающий облачно-серый взгляд.

— Для людей время это зыбучие пески, Орфей, — заключил он, отчего-то растеряв весь свой запал. — Они могут часами сокрушаться, как одиноко человечество во вселенной и как дорогá им добрая прародина, но устройство звездной системы, породившей Старую Землю, большинство припомнит с трудом. И то, что с уходом Солнца выстуженную колыбель стал бы качать Юпитер, газовый гигант… Брось. Не дойдут они до этой мысли.

— Всё так, космогонические метафоры вышли из моды. А посему, — Зави тряхнул кудрявой головой, — не удивляемся, ни-че-му. И желание покрошить в компот весь здешний аналитический отдел, а затем и самому прыгнуть следом, давим в зародыше! Да, Гидеон?

— Чего уж тут прыгать, — проворчал Лагат. — Всего-то делов понять, отчего и у кого на Центральных Мирах так пригорело, что они всех модификантов разом лишили права на автономные решения и действия. Приравняли к имуществу. В один день состряпали законопроект! И если это действительно ответ на то, что Ясон с Раулем подписали на Араванте…

Орфей пожал плечами. Пепельно-золотые кудри лениво перетекли за спину.

— После того не значит вследствие того. Но жизнь им оно в любом случае осложнит знатно: «Моргана» уже заложила такой вираж, что возвращаться она будет раза в три дольше, чем рассчитывали. И это если без заходов в нейтральные транзитные порты! А что-то мне подсказывает, что и господин Минк, и господин Ам имеют по данному вопросу и особое мнение, и готовый план действий. И мы об этом узнаем… — взгляд Орфея на мгновение обратился внутрь себя, — через двенадцать минут. У «Морганы» будет окно для связи, у Юпитера будет полный зал блонди, голографических и во плоти, и повод наконец успокоиться. А то уже мигрень от его тревоги разыгралась, — он усмехнулся и бросил быстрый взгляд под купол. — Что до нас, то мы с тобой снова разбежимся по делам служебным, и не будет возможности спокойно поговорить, лет, наверное, пять. Всё как всегда.

— Пессимист — это хорошо информированный оптимист, — Гидеон кивнул, соглашаясь. — При выходе пройду через шлюз с тотальной дезинфекцией, а то вдруг подхватил от тебя твой штамм оптимизма. Очень он у тебя, дорогой коллега, ядрён. Устрашает. Сумерками богов попахивает, если тебе угодно снова нырнуть в мифологию.

Орфей коротко хохотнул.

— Ну, знаешь! Чтоб обозвать меня заразой так наукообразно, это сколько ж ты тренировался перед зеркалом? Хвалю. А Рагнарёк… — он поиграл параметрами прозрачности, и в башню снова заглянули круторогий молодой месяц старшей луны и тающая льдинка младшей. — Здесь на Амои, Гидеон, не так-то просто устроить конец света, ведь волку Фенриру придется глотать целых два естественных спутника, в разных фазах. Или порежется, или подавится. Ведь так?