Как оказалось, Ретт несколько приуменьшил серьезность проблемы — во многом потому, что умолчал о некоторых важных деталях. Например, о том, что у несчастной девушки был брат, который, естественно, не мог оставить горюющую родственницу без поддержки, а также парочка подруг, не отходивших от нее ни на шаг и готовых вцепиться кому угодно ради нее в глотку. «С парнем еще худо-бедно можно договориться, — рассказывал Ретт по пути в лагерь. — А вот с этими фуриями… Надеюсь, вы найдете на них управу. Только скотина поднимет руку на женщину, но мои ребята на взводе. Как и я». Хальсин внял его просьбе, решив лично вмешаться в это дело. Взяв с собой Ратха и Лоика, он последовал за молодым воином в глубину чащобы.

Лагерь встретил их запахом горячей похлебки и звуками не менее горячей ссоры. Стоя посреди лесной поляны в окружении подруг и разноцветных палаток, девушка-тифлинг в ржавой кольчуге и сыромятной коже кричала на молодого волшебника и послушницу Шар. Лицо послушницы исказила холодная ярость, а вот чародей выглядел спокойным, как каменный истукан. Тут же рядом на бревне около костра сидел белокурый эльф и бодро помешивал похлебку в котелке.

— Ах, вот и ты, моя радость! — воскликнул он, сверкнув красными глазами. — Как раз вовремя, ужин готов!

— Мой поваренок, — ухмыльнулся Ретт, взъерошил густые белые кудри и, проигнорировав возмущенное шипение, спросил: — Не желаете горячего, господин наставник?

— Наставник Хальсин!

Оттолкнув плечом волшебника, девушка-тифлинг поспешила к нему. Хальсин смутно помнил ее — одна из охотниц, улыбчивая, но скупая на слова. Милостью Отца-дуба не обделенная умом, что может быть ему на руку. Верховный друид встретил ее пылающий взгляд с невозмутимым спокойствием.

— Дитя мое, — с достоинством промолвил он.

— Вы должны мне помочь! — выкрикнула она, пылая праведным гневом. — Вы должны заставить их выдать нам эту тварь!

— Природа не заставляет, — заявил Хальсин сдержанным тоном. — Она направляет и поддерживает на истинном пути. И не дает сойти с него, каким бы тернистым он ни был.

— Это бессмысленно, наставник, — сообщил молодой волшебник, выглядывая у девушки-тифлинга из-за плеча. — Увещеваниями ее не проймешь, мы пытались.

— Пф, дохлый номер, я сразу понял, — надменно бросил белокурый эльф.

— Наставнику будет интересно узнать, — негромко вмешался Ретт, — что у нас в клетке сидит женщина-гоблин. Ее отряд перехватили недалеко от лагеря тифлингов, со стороны разлома. Как они туда проскользнули, выяснить не удалось. Пока. Мы надеялись допросить лазутчицу, но госпожа АркаШикарное имя. Сто золотых родителям-гениям.…

— Она убила моего мужа! — возопила Арка, всплеснув руками. — Она убила Маллока«Она убила Молоко! Она убила Молоко!..» Извините, но имя ее брата вызывает у меня истерический смех — поэтому, собсна, мужу дала такое же. А по ходу пьесы вообще забыла, что мужа у нее нет, только брат. Так что радуйся, Канон (хдд). Ты живешь. Пока что.! Она должна заплатить за это!

— И какую плату ты готова с нее взять? — громко спросил Хальсин. — Ее голову? Ее кровь? Мало миру того зла, что она сотворила, ты хочешь преумножить его во имя своих низменных пороков?

— М-м-м, я бы от крови не отказался… — пробормотал белокурый эльф.

— П-пороков? — девушка опешила, как и ее спутницы. — Я не понимаю, наставник.

— Маллок воссоединился со своими предками и самой Матерью-природой, — провозгласил верховный друид. — Отныне он свободен, ни одно зло этого мира более не коснется его, — «да обойдет мерзкая некромантская длань его останки». — Он не ищет здесь ни расплаты, ни мести. Он тих и счастлив в своем забвении. Ты же, — Хальсин пронзил девушку взглядом, — ведомая злобой, пришла сюда, чтобы сотворить еще больше зла. Уподобиться… твари, что сидит сейчас в клетке. Принести то же, что и она: боль, кровь и смерть. Этого ты желаешь? Желаешь осквернить память о нем?

— Н-нет, — прохрипела Арка, ее глаза заблестели, а взгляд затуманился. — Нет, никогда! Но… Мэл…

— Будет отомщен, — Хальсин коснулся ее плеча, сменив гнев на милость. — Но не через самовольную расправу. Отдай слугам Сильвануса право карать и миловать.

Арка часто заморгала, на лице ее в несколько мгновений отразилась отчаянная борьба — и этих мгновений хватило, чтобы слово взял ее брат. «Прислушайся к нему, сестра, — шепнул юноша, выйдя из тени. — Наставник дал нам приют…» Что он говорил дальше, тяжело было разобрать — Хальсин услышал только «добрый», «милосердный» и «мудрый». Девушки-тифлинги перешептывались, соратники Ретта сгрудились у костра. Ретт методично перебирал оловянные плошки, что-то напевая себе под нос.

В конце концов, брат покинул сестру, а ее саму покинули желчь и ярость. Она подняла на Хальсина осунувшееся лицо.

— Я… Мне лучше уйти, — выдавила Арка. — Прошу прощения, господин.

— Да что вы, ерунда! У всех есть право на горе, — вдруг отозвался Ретт, разливая похлебку по плошкам. Протянул одну из них, полную до краев, девушке со словами: — Не желаете, госпожа? Помянем вашего супруга, как того требует обычай. Я ему, чтоб вы знали, жизнью обязан. Когда один из гоблинов спрыгнул со скалы, чтобы раскрошить мне башку своим дрянным тесаком, парнишка прикрыл меня собой и…

Арка разрыдалась — да так резко и громко, словно внутри нее прорвало плотину. Слезы хлынули из ее глаз, как вода из трещин в промерзшей дамбе, и в тот же миг подруги бросились к ней на шею, голося на разные лады. Брат глубоко вздохнул и притянул сестру к груди.

— О, боги, — скривился белокурый эльф.

— Иди, сбегай за вином, — со смешком шепнул ему Ретт и, когда эльф убежал, сказал Хальсину: — Я этого с позавчерашнего вечера жду. Такая трагедия, а вдовьи глаза совсем сухие. Уж решил, что она притворяется… Ловко вы ее, господин. Хвалю, — в широкой улыбке сверкнули белоснежные зубы. — Сейчас еще глинтвейном сверху — и совсем все будет хорошо! Канон, а ну-ка рассаживай их. Книгочей, где там рецепт? Миледи, не соблаговолите ли принести пряности? Кудряшка-а! Прихвати ковры, постелим гостям!.. И где моя злобная мартышка? Эй, Уилл! Где Лази?..

***

Едва компания тифлингов увела заплаканную, чуть пошатывающуюся вдову, Ретт представил своих спутников гостям, а после попросил привести пленницу.

— Сюда? К костру?! — возопил Астарион, сверкая алыми глазами. — Ты что, ее кормить собрался?!

— Нет. Поить, — отозвался Ретт и молча проигнорировал ответную бурю возмущений.

Кристально-чистые голубые глаза были спокойны, как гладь летнего пруда, основательно заросший подбородок расслаблен, а на полных губах играла легкая полуулыбка. Стойкий молодой воин. Отблески костра путались в волнистых прядях, зажигая их червонным золотом. «До чего же он хорош — как душой, так и телом». Хальсин отпил немного горячего вина и тут же обругал себя за это. Во хмелю, бок о бок с Реттом его сдержанности точно придет конец. Впрочем, милостью Сильвануса молодой воин сам его осадит — только слепой не заметит, с какой нежностью он обращается со своей гитьянкой. Чего только стоит теплое чуть игривое «Лази»…

Гоблиншу, обернутую в кандалы, как в пеленки, привел Клинок Фронтира, крепко стискивая цепь у основания ошейника. На темном лице брезгливость мешалась с жалостью. Колдун усадил гоблиншу на отдельный пень, а сам остался стоять.

— Госпожа Сазза, — дружелюбно улыбнулся Ретт. — Доброго вам вечера! Не желаете вина?

— В жопу его себе запихни, — взвизгнула гоблинша, дергаясь в кандалах. — Со своим «добрым вечором» и «госпожой». Есть тока одна Госпожа. Хе-хе. Ух, она те покажет еще! Ух, покажет!

— Миледи, вы возбудили… мое любопытство, — томно протянул Ретт, передавая небольшую чашечку Гейлу и указывая глазами на гоблиншу. — Что ж она такого мне покажет?

— Нахал! — вскрикнула гоблинша и зашипела на волшебника, когда он попытался отдать ей чашку. — Сам лакай эту дрянь!

— Чк! Много возни с безмозглой блохой, — процедила Лаэзель, вздернув подбородок. — Дай мне поговорить с ней как следует.

— Поговоришь — когда мы отдадим ее друидам, — спокойно произнес Ретт и зевнул, почесывая живот. — А пока говорю я. Госпожа Сазза…

— Не госпожа я, говорят тебе, олух! — прорычала гоблинша. — Не госпожа!

— А кто же тогда у нас госпожа? — спросил Ретт, склонив голову набок.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, пока Сазза не залилась булькающем смехом. Хальсин едва заметно скривился. Что-то было не так с этим… существом. От нее шел какой-то едва уловимый неестественный душок.

— Вынюхивать вздумал? — хрюкнула гоблинша, вытирая с глаз жирный желтый гной. — Нос сувать, куда не просят? Ну суй-суй! Она тебе его по самое основание откусит!

— М! Мне все больше нравится эта женщина, — ухмыльнулся Ретт, и Астарион фыркнул. — И, знаешь, мне кажется, я ей тоже очень понравлюсь.

— Ты-то? — гоблинша захихикала на манер гнолла. — Грязевой червь? Ты не заслуживаешь того, шоб ей пятки лизать, шо уж говорить там про…

— Ты так думаешь? — мягко перебил Ретт, глядя на нее в упор. — Правда?

Короткий миг тишины сплавил их взгляды, и гоблинша враз замерла. Хальсин и сам осознал, что не может пошевелиться. Виски, и без того гудящие, как растревоженный улей, прошило колючей болью, и табун мурашек пробежал по спине. Волосы встали на затылке дыбом, и зверь внутри зарычал. Это уже нельзя было списать на нежданное недомогание. «Что-то происходит». Он уже хотел напрямик обратиться к Ретту, как гоблинша, жутко взвыв, бухнулась перед костром на колени.

— Ох, добрый господин, — заныла она, гремя кандалами. — Не распознала! Не распознала дуреха пустоголовая! Простите, простите нижайше!..

— Заткнись, — рявкнул Ретт, и его лицо потемнело. — Скольких убили? Как в засаду попали? Что вы вообще тут забыли? Отвечай.

— Много-много убили, добрый господин, — зачастила гоблинша — с таким видом, будто совершила настоящий подвиг! — Людей с сороковник и тифлингов с дюжину. А уж зверья всякого — вообще не счесть! Сюда по старому проходу под Росчей пришли. Нам, значица, сведенья нужны были — скок чертей, скок дуридов, скок у них жратвы да питья. Где главный их околачивается да как до него можно…

— Довольно, — холодно обрубил Ретт. — Где проход?

— Дык прям под Росчей-то, добрый господин! — воскликнула гоблинша. — Старый-старый он, нам его Дроу-госпожа приказала занять. Умно она придумала, наша госпожа! Там, канешн, статуи всякие злые стоят, магией плюются. Но мы их обошли! И охрану перебили…

— Нет! — закричал Лоик, вскочив на ноги.

Ратх с силой усадил его на место, а Хальсин на миг прикрыл глаза. «Значит, Финдал и Мино мертвы». Теперь ясно, почему они так долго не возвращаются. Конечно, он опасался худшего, но надеялся все же, что… Гоблинша оскалила гнилые зубы.

— Мы уж им кишочки-то повыковыривали, — сладко протянула она, глядя на дварфа, побледневшего от ярости и горя. — Славненький был ужин, добрый господин…

— Я тебе не «добрый», — сухо произнес Ретт. — Сейчас точно нет. В Рощу вы не попали, сведения не добыли, еще и в плен попали. Ты попала. Ничтожество.

— Господин! — пискнула гоблинша. — Да я же!.. Да как же!..

— Кто вас отправил? — перебил Ретт. — Имена.

— Но господин… — испуганно огляделась гоблинша.

— Имена, — понизив голос, повторил Ретт.

— Командир Минтара, господин, — пролепетала гоблинша, глядя на него преданными глазами. — И еще Рагзлин, канешн. Наш старшой, выше нас всех он! Самый сильный, самый свирепый…

— Ясно, — произнес Ретт и почесал подбородок. — На Рощу нападать собрались?

— Дык, ясное дело, господин, — удивленно выдала гоблинша — что за глупые вопросы?

— А госпожа… это ты про командира? — Ретт достал нож и принялся чистить ногти.

— Не-не-не, — замотала гоблинша головой. — Эт што ж вы, господин, проверяете дуреху, шо ли?

— Я спрашиваю, — Ретт глянул на нее исподлобья, — а ты, дуреха, — отвечаешь.

— Ах, проверяете! Как есть проверяете, я ж вижу! Так я все скажу, господин, да-да! Все! — воскликнула гоблинша и вскочила на ноги, потрясая кандалами. — Это госпожа — выше нас всех! Это госпожа — наш свет, наша победа! С нею мы перебьем всех чертей с дуридами! С нею мы все тут сжарим да сварим и будем все править здесь, как полноправные хозяева! Слава Госпоже! Слава Абсолют!

За этим громогласным воинским кличем последовала оглушающая тишина. «Мир опускается в бездну. Что за дикие речи произносит эта тварь?» Впрочем, это не самое главное. Самое главное, что они идут! В его Рощу! За его людьми!.. Заведенный почти до неистовства, Хальсин обернулся к Ретту, готовый увидеть во взгляде его в лучшем случае ярость, в худшем — страх, но увидел…

В молодые годы Хальсин вместе со своим наставником встретили петуха, который искренне был убежден, что он дракон, и всячески это демонстрировал. Зрелище было позорное, но по-своему умилительное.

Лицо наставника в те минуты было точь-в-точь таким, как сейчас у Ретта, вплоть до опущенных уголков губ и приподнятой левой брови.

— Угу. Слава, — повторил Ретт и, хмыкнув, хлопнул себя по бедрам. — Ну, что, господа дуриды, я узнал все, что хотел. Госпожа Сазза в вашем полном распоряжении.