Букет ромашек

Погода в этот день очень радовала: дул приятный ветерок, поднимая забавные вихри пыли, сквозь рваные грязно-серые облака светило солнышко, и не смотря на то, что за высоким частоколом из брёвен нет ничего кроме пыли, было даже немного легче дышать. Я помогал дедушке раскалывать дрова. У меня это получалось, даже несмотря на то, что топор всё время пытался перевесить. Наконец, последнее брёвнышко аккуратно легло в поленницу, поставив топор рядом, я вошёл в нашу избушку.

Дедушка по-обыкновению лежал на печи, в последнее время ему что-то нездоровилось, и это меня пугало. Взрослые шушукались, что часть того самого вируса всё ещё летала в воздухе, но пока на него было не похоже. Он медленно сел на печке и грубо закашлялся, как обычно кашляют старички.

— Забегай, Сашок, — позвал меня деда, — наши то совсем забыли поход-то старика Митрофаныча! Есть о папке весть?

— Пока глухо, — вздохнул я — Ты, деда, на наших не серчай, они, говорят, вируса боятся, вот и не заходят.

— Брешуть, — усмехнулся дедуля — от него ужо по Воскресенье¹ мруть, а я вишь ещё жовой, на поправку знать иду!

— Это хорошо, что на поправку идёшь, очень хорошо! — крикнул я и крепко обнял дедушку.

— О-хо-хо, Сашок, ты ж меня так поломаешь, богатырь. Ну, раз никто к деду-то не ходют, честь тебе отдаю принести он то, кому положено.

Дедушка кивнул на стол, на котором лежало новенькое ружьё, намасленное, блестящее.

— Конечно отнесу, дедуль! Ты лежи пока, отдыхай... — Я схватил ружьё со стола и выскочил на улицу.

Отдавать его прям сразу не хотелось, у меня созрел очень коварный план, как говорят взрослые. С небольшой опаской я выглянул за частокол, где росло небольшое поле ромашек. Знакомый бронежилет был там, значит там и есть тот, кого я ищу. А пока я сорвал несколько небольших цветочков. Получился крохотненький, но аккуратненький букетик. И я хочу его сегодня подарить!

С Сашенькой мы познакомились ещё когда деревня только строилась. Тогда мы быстро сдружились. Детей было немного, как говорит один старшой, "Выбор невелик"*² так что оно неудивительно. Трудности и сейчас есть, зато "тилитестой"³ никто не обзывает. Стук в двери Сашкиного дома был таким громким, что спугнул сидящую на плетёной крыше ворону. Дверь открыла Сашина мама.

— О, здрасте, нарисовались! — мягко улыбнулась она, — так ещё и с оружием!

— А мне дедушка разрешил! Сказал я уже большой, на кабана идти могу! Давно у нас не было жаркого... — залихватски выкрикнул я.

— Правда!? — из-за маминой спины показалась Сашка и уставилась на меня удивлёнными и восхищёнными глазами.

— Вру конечно, несу его отдавать... А это тебе! — я, как бы невзначай, достал свой маленький сюрприз из-за пазухи. Знаю, может выглядит глупо, зато рука за спиной выглядит подозрительно...

— Правда мне? Спасибо!.. И какие красивые! Где ты их нашёл? — раскраснелась девчонка, чему я был сильно рад, ведь старался ж её удивить.

— Я как раз иду туда, могу показать.

— Можно мам? Можно-о-о-о? - Саша сделала такие милые глаза, что её мама устоять просто не смогла.

— Идите, только смотрите к ужину успейте!

— Хорошо, мам.

— Кстати, тёть Наташ, видите вон ту избу? — я качнул головой в сторону нашего дома.

— Вижу...

Перебив вопрос "Что с того?", я сразу ответил.

— Правит той избой Дедон, стало быть, пеняет он, "К нам де в гости обещалась, а доселе не собралась"*

— Подойду-подойду, уважить надо нашего оружейника.

С чувством выполненного долга, я на пару с Сашей побежал к воротам, пока нам такую возможность давали...

Вид открывался действительно красивый: такая чужая для Пустошей сочная зелень ковром лежала на двадцать шагов от ворот; то здесь, то там из неё торчали слабенькие, но такие красивые цветки ромашек, над которыми кружились пчёлки и другие странные мухожуки, рождённые радиацией; край поля обступили маленькие, некрепкие саженцы, верхушками вялых веток касаясь такой родной, но почему-то такой чужой Тулы. Рядом со всей этой красотой и стоял тот, кого я искал, серьёзно рассматривая внутренности своего "УАЗ-ика". Без снаряжения, в одной тканевой рубашке, он уже не казался таким крепким и страшным, каким показался три дня назад.

— Здорово-о-о-о-о! — только и смогла выдохнуть Сашик... — А зачем тебе ружьё?

— Видишь вон того дядьку?

— Вижу... — боязливо покосилась на меня девчонка.

— Его рук дело, надо отблагодарить, — коротко усмехнулся я.

— Привет, Бродяга, — по-военному крикнул я, как мы подошли к нему сбоку.

Было немножко стыдно обращаться к взрослому дядьке с приветом, но то, как Саша посмотрела на меня, стоило любой многочасовой баллады об уважении к старшим.

— Это ты, малой? — буркнул он не отрываясь от грузовика.

— Не малой я, мне уже восемь! — обидчиво гаркнул я, понимая, что попытка создать впечатление сейчас провалится.

Бродяга слегка дёрнул глазом и загадочно мне подмигнул.

— Рассказывай, браток, что у тебя новенького, — кашлянул он, как бывалый моряк.

— Да всё глухо, — с видом бравого солдата перехватил я — ни мутантов, ни бандитов. Ску-у-ука!

— А по хабару? — продолжал спектакль Пилигрим.

— По крошке, по поварёшке, но собираю, дело у меня к Тебе.

— И какое ж?

— Ты ж будешь в Городе тормозить? — начал я издалека, — найди мне папку, по-братски! За день до Тебя на вылазку уехал и до сих пор без вестей...

Я состроил те же глазки, которые строила Саша, несколько минут назад, благо она этого не заметила.

— Так я от вас пока не уезжаю, — усмехнулся Бродяга, захлопывая крышку двигателя, — особые приметы есть?

— А нам казалось, что уезжаешь... В любом случае, дед просил передать, — я протянул ему ружьё, даже не заметив, как оно уже оказалось на огромном плече, — Приметы... А как я, только ростом вдвое больше!

— Поищем по-братски, — снова кашлянул Бродяга.

Он достал из кармана патрон, ловким движением зарядил в ружьё, прицелился куда-то вдаль и нажал на спуск. В воздух полетели комья грязи, видимые даже за трижды по сто шагов. Стрелявший растёкся в улыбке, снова закинув ружьё на плечо.

— "Мосинка — сотня лет превосходного качества!" — выкрикнул он слова, похожие на партийный лозунг, — Глупо так всухую профукивать патрон, однако, непристрелянный винтарь — подарок врагу. Покажешь-ка своё мастерство?

— Глупо так всухую расстреливать патрон, — передразнил я, понимая, что могу опозориться, а сам диким взглядом смотрел на его "Макаров", который точно был лучше той игрушки, что нашёл я.

— Верно! Нагуляетесь как, крикнешь деду чтоб самовар ставил, я пока за чаем в пригород смотаюсь, а после и папку буду искать!

Мысль о приближающемся папкином возвращении закружила голову, и я не сразу понял, что возле самого уха будто разорвалась светошумовая граната:

— Неужели за самым настоящим чаем?! — Саша прям танцевать начала на поляне, оно и понятно, по рассказам взрослых чай ещё до... Э-пи-демии, во, был желанной вкусняшкой, а уж сейчас и подавно!

— За самым настоящим! — подтвердил Бродяга.

Ещё очень долго мы бродили по этому маленькому-большому полю, и это был лучший день в моей жизни! Наконец мы уселись в скромной дырявой тени саженца какого-то довоенного фруктового дерева. Пахло очень приятно, раззадоренные прогулкой мы вдыхали этот запах так жадно, будто от него зависела наша жизнь.

— А что это за дерево? — поинтересовалась Саша.

— Яблоня, — ответил Бродяга, отхлебнув из фляги напитка сильно пахнувшего водкой и этим самым деревом, — единственное дерево, что хоть как-то приживается, как так быстро схватилось всё остальное, Вирус его знает! Глядите-ка в оба, вот превратится всё это в лес мухоловок и откусит вам ухи!

Сказав это, он легонько дёрнул нас за уши.

— А Вы смешной, дядя! — улыбнулась Сашка.

— Да и ты, гляжу, не кукса!⁴ Как звать?

— Тоже Саня, — ответил я за неё.

— Саня... У меня дочку также звали... — задумчиво протянул Бродяга, — Кстати, ты на неё похожа, немножко...

— Правда?! — восторженно ахнула девчонка.

Бродяга только молча кивнул и быстро удалился, бросив:

— Воркуйте, голубятки, я за чаем...

Так мы мирно и лежали в ковре из ромашек под жужжание пчёл и пение кузнечиков. Вдруг, одна из полосатых уселась Сашке на щёку.

— Ой, Саша, а она не укусит? — посмотрела она на меня испуганными глазами.

— Ничего, пчёлки кусаются единственный раз в жизни, — успокоил я её.

— А я всё равно боюсь! — взвизгнула девчонка и прижалась ко мне поближе. Даже как-то слишком близко. Пчёлка от таких движений лишь перелетела на другую щёку.

— Говорят, где-то "за Уралом", они размером с комбайн. Или со слона.

— А кто такие эти слоны? — улыбнулась Санька.

— Звери такие, с коробки чая, самые большие на земле.

— Ну вот, зачем ты мне напомнил? — скуксилась Сашка, — А киты?

— Киты на воде, — брякнул я, — и потерпи ты немного, привезёт Бродяга десять коробок, хоть упейся!

Сорвав рядом небольшую ромашку, я медленно провел ей по сашкиной щеке, отчего та заливисто рассмеялась.

— Щекотно! — мягко улыбнулась она, а пчёлка, наевшись нектара, улетела на другой цветок.

— Пчёлки сладкое любят, а ты у меня вся сладкая! Да и нравится мне, когда ты так смеёшься.

— Правда? — ахнула девчонка, покраснев.

— Угу.

— Слушай, а ты правда так хорошо знаешь Бродягу?

— Ну, где-то мы, правду говоря, переиграли, но так да, мы дружим, как мальчишка с дядькой, — одновременно виновато и гордясь, ответил я.

— И на вылазки ходишь?! — казалось, сашкины глаза гуляют по лицу не хуже Бродяги.

— Ну а откуда, думаешь у тебя серьги, сахар? — спросил я по-взрослому, — правда, дальше пригорода я не уходил, это небезопасно, совсем не весело, но всё-таки интересно. Только попробуй я вот также в тайне уйти за сто раз по сто шагов до самой Тулы, ещё вместе с тобой, так мне и твоя мама и дедушка и папа, когда вернётся, уши оторвут, не дожидаясь пока мне их цветы откусят.

— Значит вместе на вылазку мы не идём? — вздохнула Сашка.

— Разве что по соседним деревням, только это ТАЙНА! — дружески шикнул я.

— Вот здорово! Смотри, то облако похоже на гриб! — тыкнула девчонка пальцем в небо.*

— НинавЫжу грЫбы! — выругался я, как дедушкин со-слу-живец из Минска.

— Но ведь они бывают не только "опасные", но и съедобные! — притворно обиделась Сашуня, — я вот их очень люблю!

— Ладно, насобираю тебе "глазастиков"!⁵ — хихикнул я, — идём, нас обыскались поди.

Солнце уже собиралось засыпать, а мы шли по пустеющим улицам, совершенно открыто держась за руки. И пусть остальные полтора землекопа* дразнят "тилитестой", всё таки мы оба понимали, что это они только от зависти...