Тяжёлым утром третьего дня Даурен с Ведущим направляются в кафетерий под тихое ворчание текущего владельца Отеля смерти. В помещении безлюдно, как и в первое посещение. Подносы пополнены стандартным набором еды, которая не привлекает в условиях заточения. Не успел парень присесть с чашкой горячего чая, как ему устами хозяина отеля начали разъяснять обязательства перед постояльцами и коллективом уборщиков, куда и вписали выбывшего участника викторины. Следом шли советы не пренебрегать завтраком и перепалка из-за отказа юноши выслушивать упрёки по поводу своего питания.

Со злостью смотря на тарелку и запивая бурлящее чувство чаем, молодой человек замечает странный привкус у напитка. Не похож на типичные травяные сборы или скошенный газон с кучей синтетических добавок.

Пока маньяк что-то печатает на своём телефоне, Даурен уминает часть еды, выкидывает остатки в мусорку и спрашивает, поглядывая с опасением на жидкость в чашке:

— Что было в заварнике?

— Обычный чёрный чай, имбирь и перетёртая пряность с моего огорода. Решил проверить безопасность использования на тебе.

Молодой человек поднимается, чтобы подойти к ближайшей раковине и промыть желудок, как его учили в школе, но Ведущий его останавливает, смеясь:

— Я тот же чай пил. Если траванёмся, то вместе. Вообще, я в детстве видел эту траву в книге тётушки в категории съедобных растений, но не помню название и свойства.

Как шипящая кошка, с недоверием выгибая спину, Даурен кладёт руки на стол и медленно присаживается, поправляя очки и с раздражением смотря на экспериментатора.

— Если так хочешь, то могу поискать ту книженцию. Найду и встречу тебя в фойе. А пока иди, тебя ждёт главный по уборщикам — Руслан. Посуду оставь, призраки уберут. Ступай: тебе ещё полы драить после инструктажа.

Цыкнув в предвкушении ждущей его ноши, новый сотрудник Отеля смерти отправляется в холл. За стойкой ресепшена сидит зелёно-жёлтый парень со спортивным телосложением, весь в странных ожогах и как будто в трещинах. На нём надета серая майка и чёрные спортивные шорты с двумя белыми полосками по бокам, а на его голове — чёрный ирокез. Парень решает кроссворд, задумчиво грызя ручку.

— «Отсутствие обвиняемого на месте преступления в момент его совершения»… — бубнит незнакомец с нетипичным оттенком кожи.

— Алиби.

— А, точно! — восклицает работник и вписывает названное слово, а затем поднимает глаза. — Ты выживший игрок?

— Нет, я школьник, у которого спортивное ориентирование проходит в этом лесу, — говорит Даурен голосом нечисти, которую заставили развлекать бесящихся детей.

— Пацан, ну не будь таким кислым. Я Руслан, тебя как звать?

— Эр…

В животе резко запускаются непонятные процессы, а пульс подскакивает и отдаёт в виски. Хватаясь за стойку и живот, Даурен сгибается пополам. Костяшки вцепившихся в древесину пальцев ощутимо дрожат, как и колотящееся сердце. «Поднялось давление», — определяет парень, основываясь на похожих симптомах, иногда возникавших вечером после тяжёлой смены.

— Эй, ты чего?

Руслан слезает со стула и подлетает к только подошедшему коллеге, пока тот морщится и сквозь зубы просит позвать врача. Этого хватает, чтобы призрак подлетел к телефону и начал набирать чей-то номер. Боль быстро испаряется, но в области паха появляется жжение, припекающее без спазма и других симптомов. В то время, как Руслан просит некую Алекс оказать первую помощь при возможном отравлении, Даурен опускает взгляд на свою промежность и отводит глаза от удивления и стыда. Со скоростью марафонца он мчится к лифту и часто нажимает на кнопку третьего этажа под громкий возглас Руслана о том, что произошло и нужна ли юноше лекарь. В ответ на них молодой человек кричит напоследок: «Нет! Я вернусь!» перед тем, как двери лифта захлопываются.

В своём номере, застигнутый врасплох поведением организма, он сразу же отправляется под холодный душ. Не хватало, чтобы его заметили со стояком. Такого позора он точно не переживёт.

«Лучше я умру, чем покажусь в таком виде. Что меня могло спровоцировать?»

Вода стекает по грязным волосам. Даже она не подчиняется логике его мира и вместо успокоения струится по щекам, шее, спине и рёбрам подобно поту. Юноша поворачивает вентиль с синим кольцом до упора и, наконец-то, жидкость становится близкой к его любимой температуре — ледяной, замедляющей движение спешащих и бьющихся друг о друге мыслей. Парень старается выровнять дыхание, невзирая на недомогание в области паха. Такой жар не свойственен его половому органу, поэтому иначе, как чужим, это ощущение не назвать. Неестественное, дикое, и в тоже время дразнящее. Вымокшие бинты липнут к коже, отвлекая от раздумий. Даурен отодвигает душевую лейку и, вытерев ладони, поднимает лежавшие на раковине брюки. Достав нож, он отбрасывает одежду и один за другим сосредоточенно срезает бинты. Нитки рассыпаются от лезвия и связными кусками сползают по покрытым шрамами предплечьям. Эта тяжесть в области запястий стала неотъемлемой частью самопомощи и самозащиты. Ткань поддерживала израненные участки кожи и впитывала не только остатки крови, но и боль, притупляя её благодаря фиксации. Парадоксально и сюрреалистично, что, разрывая повязку сейчас, Даурен чувствует, как те же шрамы слабее отдают неприятным покалыванием, а в теле наступает лёгкость без новых порезов.

«Вряд ли меня спровоцировала утренняя тирада или вид обмазанного зелёнкой гопника. Тогда возбуждение вызвало какое-то вещество, попавшее мне в кровь. Не возникают подобные нервные импульсы без химического вмешательства. Будь это что-то с первой ночи, оно бы проявилось раньше. Тогда завтрак. Чай и долбанная «пряность». Точно они. Тем не менее, если Ведущий тоже его принял, то… Ужас, даже представить страшно.»

Даурен рвано вздыхает от пульсирующей боли в члене. Уже пару лет у него не было такой выраженной эрекции. От серой рутины любое желание потухло, а люди перестали привлекать как таковые. Сейчас же хочется вновь ощутить чужие касания. Отвращение тонет в вожделении. Осадок остаётся, будто давление иглы, сшивающей рану на коже под анестезией. Жар распространяется по всему телу. Рассудок пока при нём, вот только мысли упираются в одно: стоящий половой орган, который требует внимания.

«Мне нельзя подобными вещами заниматься в плену. Нельзя отвлекаться, нужно вернуться.»

Чертоги, где не летают ангелы-хранители, наполнены пороками и искушениями. Сбившаяся с пути душа теряется среди колючих кустов, куда не протиснуться крыльям, а исчезнувшему уже не выкарабкаться. Одного касания пальцев хватает, чтобы ощутить небольшой разряд, а от сжатия из горла вырывается стон. Даурен зажимает себе рот, ещё больше стыдясь своих эмоций и того, что собирается сделать, коря себя за слабоволие.

Вода не самый лучший лубрикант. Далеко не лучший. Однако даже без скольжения член плавится в руке, пульсируя напряжёнными венами. От душа веет слабым холодком, в отличие от раскалённого паха и горящих щёк. Молодой человек прижимается оголённым предплечьем к стене. Поддаваться соблазнам приносит непередаваемый восторг, усиливающийся от движений ладонью по всей длине члена и прикусывания кожи рук для подавления звуков, чтобы его не застали за непристойным занятием. Если бы ему предложили секс на одну ночь в этот самый момент, он бы согласился, лишь бы его спасли от этого опьяняющего жара.

— Хм… ха, — срывается с языка, когда Даурен втягивает воздух, чуть отпуская кожу с отметинами зубов. Следы близко располагаются к шрамам, и всё же те выдерживают и не лопаются, несмотря на давление неподалёку, точно в сговоре с этим дурманом. И его жизненно необходимо разделить с кем-то, чтобы не утонуть. Сгодилось бы любое тело для выполнения сладостных непотребств вместе. Парень пыхтит от ускорения темпа, сгибаясь также, как в фойе, практически взвывая в преддверии разрядки. Глаза закатываются от погружения в воспоминания, печаль от которых притупляется той же похотью. Сколько бы предатель Асан не мелькал в сознании и не давал покоя своим умилительным и ненавистным тембром, ему не удалось предотвратить приближение Даурена к пику. Из разжатых челюстей выливается похабный стон. Финал подошёл, но насыщения не произошло. Скорее наоборот — бездна углубилась.

Между пульсациями до слуха доносится приглушённый стук в дверь номера. Если это маньяк, то он может выломать обе двери, и тогда застанет своего пленника в крайне неловком положении. Даурен глубоко вдыхает, возводя глаза к потолку, выдыхает и закрывает кран. Как-то нужно спрятать снова возбудившийся половой орган и желательно придумать быстрее. Стук повторяется. Плюнув на всё, юноша натягивает на себя одежду, берёт стопку полотенец и идёт отпирать дверь, где его, как и предполагалось, ожидает хозяин отеля в плаще с их первой встречи.

— А я уже решил тебе яму погребальную копать.

— Траву свою вини, — процеживает сквозь зубы житель 398 номера.

— Я уже понял. Дашь войти?

Получив возможность для манёвра, серийный убийца вползает в комнату и бухается задом на незаправленную постель.

— Афродизиак, — констатирует Ведущий и ложится на спину. — Причём магический, что вдвойне хреново. Для снятия эффекта нужно растение, которое можно найти только в Трансильвании. Мой друг привезёт минимум через день, а к этому времени действие пряности само закончится, так что придётся нам терпеть.

Кряхтя, маньяк перекатывается по кровати, ложится на живот и кладёт голову набок. Крайне нетипичное поведение для преступника, кинувшего вырезанный у трупа глаз в сторону выбывшего игрока.

— Я думал отсрочить тебе уборку, а самому слинять домой, но боюсь врезаться по пути.

— У тебя настолько сильное помутнение? — с ноткой злорадства уточняет пленник.

— Назовём это так.

В интонации Ведущего присутствует едва уловимая тревога и скованность. Даурен подходит к кровати и усаживается рядом. Все симптомы до душа усиливаются. Разумная часть начинает прогибаться под животными инстинктами. Кажется, что одежда прилегает к подсушенному телу, хоть толстовка всегда была свободной. Сердце сдавливает страх, что маньяк даже под полотенцами и отвернувшись в другую сторону заметит бугор в области паха и будет насмехаться, пусть сам себя чувствует не лучше.

— И сколько мы так будем сидеть? — тихо спрашивает парень, сжимая края полотенец.

Он понимает, что скоро в голове начнут вырисовываться тупые идеи, поэтому возвращается к недавним событиями и созерцанию убитых игроков в тусклом свете на экране компьютера. А те расплываются, заменяясь ощущениями при купании, представлением касаний на своей основной эрогенной зоне и по всему телу.

— Не знаю, — скомкано отвечает владелец отеля. — У нас до конца дня отгул. Я думал узнать твои планы и уйти к себе в номер, раз уж поездка накрылась, но… Просить призраков за тобой приглядеть, не заходя в номер, значит придумывать тебе болячки, а, зная Руслана, он может в любой момент прилететь навещать.

— А так он застанет меня с тобой, что ещё хуже.

— …Вторая причина — я боюсь, что ты будешь лапать гостей или призраков.

Вместо комментария молодой человек осуждающе фыркает. Домогаться он ни до кого не собирался уж точно. Да, имел извращённые идеи, но точно не таким способом облегчать нужду. Следующий вопрос буквально вырывается с его уст вместе с накопившимся напряжением:

— Решил занять их место?

Отвращение к преступнику, который теперь ещё и повинен в отравлении каким-то стимулятором, который он называет «магическим», никуда не делось. А вот соотношение воздействия странного чая к презрению начинает меняться в сторону первого, как бы гадко и тошнотворно это не звучало. Неправильно и мерзко. «На словах», — заговаривает зубы внутренний голос похоти.

— Дошутишься, малец.

Под скрип кровати и собственное кряхтение Ведущий поднимается и садится себе на ноги. Со стороны можно подумать, что это простой чудаковатый гик, помешанный на отельной форме американских сериалов. Фанат ужасов, любящий коллекционировать всякие вещи, связанные с любимой франшизой, в точности костюм убийцы, безжалостно потрошившего своих постояльцев. Небось, некоторых этот маньяк исследовал особо тщательно: касался холодной кожи, натирал затвердевшие конечности, ощупывал синяки, забирался пальцами туда, где простым знакомым было непозволительно, и воссоздавал все этапы погребения. Их потухшие зрачки и костлявые жёсткие пальцы идеально схожи с теми, что имеются у потерявшемся в своих же страхах собеседнике местного Люцифера. Заметил бы тот разницу, если бы на столе для вскрытия и изучения внутренностей убитых жертв лежал Даурен? Остаётся только гадать, что бы привлекло во внутреннем мире этого субъекта. Тем не менее, отношение к нему было бы более бережным при отсутствии сопротивления. После окончания процедуры его придали бы земле, с грустью принимая финал их недолгой встречи. Боже, самые аморальные вещи под действием стимулятора имеют весьма красочную обложку, в том числе и своя же смерть.

— Плевать я хотел на таких как ты. Я не собираюсь в задницу долбиться.

Даурен прыскает на подобное заявление. Столько раз эта фраза звучала из уст какого-нибудь альфа-самца с профилем с кучей фотографий, где он демонстрирует свою гору мышц, а потом то же лицо красуется в приложении для гей-знакомств. Верхнее полотенце сминается между пальцев. На фоне отсутствия возможности снять напряжение, закипеть от негативных эмоций получается за секунды.

— Будто кто-то этим захочет с тобой заняться без принуждения, в том числе и не мужчина. Да я уверен, что ты только и способен кромсать людей, а в постели — хуже бревна.

Мощный удар о матрас выбивает из лёгких воздух. Вокруг шеи обвиваются ладони, обтянутые чёрным материалом. Наваждение тут же рассеивается, сменяясь страхом за свою жизнь. Пульсация в пахе не пропала, и всё же она рядом не стояла с ужасом от того, с какой силой его вжимают в кровать. Убийца так близко: ему достаточно достать нож и перерезать парню горло. Или вспороть живот. Вместо этого Ведущий крепко держит своего пленника без цели задушить, а всего лишь отрезать пути к отступлению.

— Поверь: были люди. Шесть девушек. В живых осталось две. Первая обзавелась семьёй и, должно быть, забыла обо мне, а вторая стала моей поставщицей медицинского оборудования.

Идеально над сонной артерией лежит указательный палец Ведущего. Широкими глазами Даурен наблюдает за двумя светящимися огнями, владелец которых молча изучает лицо перепуганного не очень удачливого человека. Достаточно свернуть шею, и парень труп.

— Терпение и молчание — это роскошь в наше время, не так ли? — кротко смеётся садист и ловким движением залезает сверху на юношу, который забыл как моргать, только и делая, что таращась с широкими глазами.

В последний момент у Даурена проскочила мысль, что надо прерваться, пока у него ещё есть шанс сбежать, но, к сожалению, шанс был упущен, когда паха коснулся другой. Ведущий вовремя реагирует и затыкает рот работника, проглатывая ещё и собственный хриплый стон. Смесь рычания и пыхтения жертвы под ним отдаёт приятной вибрацией в ладонь. Оба места соприкосновения практически одинаковой температуры и своим видом не вызывают диссонанса.

— Бревно, говоришь? — дразнит Ведущий.

Его предаёт собственный голос, ведь ранее речь была увереннее. Не такой натянутой, с менее выраженным замешательством и растерянностью. И подобная перемена вызывает интерес у степной души с её диким нравом на погони и охоту. Здесь казах не отстанет и будет с холодным взглядом продолжать пытать гордость маньяка.

— Ты просто сел сверху, — заявляет Даурен и без впечатления щёлкает языком. — На меня душ так же действовал.

Уловив момент, когда оппонент оскорбится и будет объясняться, забывший о смущении юноша приподнимается на локти и прижимает свой таз к чужому. Ранее всё ныло от чувствительности кожи в этой области, сдавливало, мешая сконцентрироваться на самосохранении и удержании разума в допустимых пределах. Фейерверк от разрушения воздвигнутых баррикад в виде норм, морали, да и соблюдении границ зоны безопасности, что и так была минимальна в логове чудовища с человеческим лицом — поистине восхитительное наслаждение. Всего на несколько секунд две томящиеся от влаги и зноя части тела задерживаются в воздухе, после чего опускаются обратно. Затем более решительный участник неоднозначного процесса переговоров берётся за красный с золотистой лентой воротник пиджака. Плащ даже расстёгивать не пришлось: Ведущий использовал его подобно халату. Никаких попыток оттолкнуть схватившего его парня убийца не предпринимает. Может, на словах он даже под дулом пистолета не согласен участвовать в том, на что намекает его пленник, однако язык тела рисует полностью противоположную картину. Прежде невиданная собранность и анализ не прекращающей наступления жертвы были само собой разумеющейся частью профессии, но перед Дауреном мелькали только издёвки, подколы и угрозы. А здесь — основа расчётливой натуры наблюдателя.

— Хоть ты мне противен как личность, но другого варианта я не вижу, кроме как довести друг друга до оргазма, — непоколебимым и ровным тоном говорит молодой человек и подбирается пальцами к прикрытой шее мужчины в маске.

— Я с парнями не сплю!

Перед тем, как маньяк успевает жёстко оттолкнуть собеседника, Даурен выдёргивает ворот водолазки из-под маски и залазит под ткань. Убийца замирает и рефлекторно сводит лопатки, когда в основании его шеи ногтем вырисовывают круги. Парень перемещает ладонь выше и несильно массирует затылок маньяка. Вот он доходит до последнего шейного позвонка, и на его запястье крепко смыкаются фаланги в тонком синтетическом материале. Шок в позе особы над парнем медленно перетекает в настороженность, так и твердя: «Один неверный шаг, и ты покойник».

— А я с серийными маньяками не сплю, — нарушает молчание Даурен и хмыкает. — Но ради дела можно и пренебречь принципами.

— У тебя не все дома.

— От «колдуна» слышу. Магия тут, магия там. Может, забудем обо всех разногласиях хотя бы на один час?

В чужой гортани застревает подобие кваканья, когда рука парня проводит вдоль выпуклости под ширинкой чёрных брюк. Очень твёрдой выпуклости. Хватка убийцы становится крепче.

— Если сию же секунду…

В противовес Даурен сжимает руку на понравившемся бугре и шепчет, надменно ухмыляясь:

— Останови меня.

Дышать становится немного тяжелее от усилившегося давления на всё ещё скованной шее. Из-за проведённых манипуляций и чая, даже под кучей слоёв спокойно прощупываются изгибы, впадины и сосуды полового органа убийцы, оказавшеегося в уязвимом положении перед жертвой пыток. Едва слышимое размеренное дыхание срывается на шипение. Ведущий напрягается в области бёдер, но старается сохранить неприклонность. Таким способом не отыграться за два предыдущих дня, да вот жить моментом тоже порой надо, а этот момент вот-вот выльется в нужное молодому человеку, поддавшемуся всем грязным желаниям, русло. Даурен чуть сжимает напрягшийся орган, и маньяк заметно обвисает. Ноги хозяина отеля становятся менее жёсткими, как и плечи, что слегка опустились. Он отворачивает лицо.

— Пацан… — спутанно бормочет Ведущий. — Я не буду…

— Замолчи. Будем считать это товарищеской мастурбацией. Помоги мне, и я помогу тебе.

Выждав некоторое время, маньяк повержено бубнит: «…ни слова остальным». Наконец-то горло свободно. Даурен глубоко вдыхает и съезжает по постели вниз. Предотвращая расспросы и прерывая того на полуслове, парень с горящим взглядом из-под сползших очков сжимает человека над ним за бёдра.

— Я предлагаю два варианта. Первый: мы тупо друг другу подрочим. Можешь отвернуться во время процесса, мне не принципиально. Второй вариант… — загадочно тянет искуситель и берётся за края пояса над ширинкой перед своим носом. — Я готов тебе сделать минет в обмен на одну услугу.

— …Повтори.

— Ты какое-то из слов не знаешь? Я предлагаю вместе помастурбировать.

— Я тебя убить собирался, а ты сейчас предлагаешь мне замарать простыни чем-то помимо крови, — пренебрежительно произносит Ведущий и показательно цыкает. — Страдания я тебе в любом случае обеспечу: заруби себе на носу.

— Это значит «да»?

Сев спиной к спине, оба мужчины избавляются от одежды. В комнате звенят пряжки ремней. Почти такой же приятный звук перед сексом по согласию, что и расстёгивание ширинки. Почувствовав беглый взгляд на себе, Даурен с усталостью оборачивается, и Ведущий, отведя глаза, бурчит, что в комнате жарко и необходимо проветрить кабинет. На замечание, что окна открываются с обратной стороны, маньяк огрызается, что пробить окно огромным металлическим стержнем со стройки всегда вариант. Когда парень, оставшись в нижнем белье, проверяет, что ничего не помешает им в исполнении желаемого, владелец отеля гаркает не поворачиваться и не смотреть, будучи в чёрной водолазке и трусах.

— Может, хотя бы с повязкой? — шёпотом, граничащим с просьбой, предлагает Ведущий.

— Нет.

Без злобы, но категорично. Даурен испытал достаточно стыда, чтобы делать поблажку. Ведущий что-то бормочет, делает выдох и снимает шапку с чёрной тканью, оставляя пластиковую маску прикрывать рот в одиночку.

— Со рта намордник снимать не будешь? — безразлично уточняет парень, глядя на стену, пока его стеснительный собеседник в кое-то веки закончит.

— Нет. Дай мне минуту.

— Голова закружилась, или боишься, что окажусь легавым под прикрытием?

Ведущий отсаживается и прочищает горло. Воспринимая это как намёк, Даурен поднимает взгляд. Убийца сводит брови и пытается угрожающе смотреть, однако выходит у него на четвёрку с натяжкой. Его бешеные глаза дрожат, когда молодой человек в них смотрит, но взгляд он не отводит. Меняется освещение, и Ведущий пытается привыкнуть к новым условиям видимости. Зрительный контакт между ними двумя остаётся непрерывным, таким же интенсивным и пристальным.

— Ты там что-то ещё базарил до перевода своей похабщины. Часть, которую пропустил при повторе.

— Минет? Это я так, поржать хотел. Не думаю, что до этого дойдёт. Ты точно вырубишься раньше.

Долгожданный вызов. Язык острее металла, а манера речи пронзительнее иглы, которой хочется сшить эти тонкие губы с едва заметной ухмылкой.

— Ты чё, серьёзно можешь? — приподнимая бровь, уточняет Ведущий.

— За услугу в ответ.

— Дай угадаю: отпустить?

— Два часа. Если успею найти выход без твоего вмешательства не через парадный вход, то сбегу. Нет — твоя победа.

— Один. Два жирно будет.

Запугивание и убеждение работали, когда контроль сохранялся у владельца жуткого бизнеса. Такая занятная перемена на чуть смущённый запыхавшийся голос. Всего лишь стоит лишить человека контроля над подчинением своего организма и усмирения биологических потребностей. Такая, казалось бы, мелочь, а мужчина уже вынужден идти на уступки вместо приказов. Уверенность Даурена растет, а тот, словно нацепив на себя ошейник, тянет за него, лишь бы не сорваться раньше времени. Парень не насыщается предвкушением: ему необходимо увидеть то, как садист медленно теряется в незнакомых ощущениях и тонет.

— Хорошо, один. За перчатки.

«Нужно сдержаться. Я обязан запомнить его лицо для показаний в полиции. Соберу весь материал на него. Эх, если бы я ещё не путался в направлении между «хочу» и «надо». Я мечтаю ощутить чужие касания, взвыть готов от этой пульсации внизу. Мне нужен он, чтобы ослабить это. Но также надо вырваться отсюда, пока у меня будет преимущество, а для этого необходимо, чтобы маньяк потерял бдительность.»

Эти мысли тут же развеивают строгие слова Ведущего, который протягивает свою оголённую руку:

— Берись и садись передо мной.

Пальцы Даурена сгибаются неуверенно. Он упорно не моргает и концентрируется на лице перед собой. Когда их ладони соприкасаются, согнутые ноги укладываются на постель, а торсы прижимаются, скорость событий резко возрастает. Следуя обещанию, оба оголяют свои члены и спускают вымокшее нижнее белье. Стало легче, но всё ещё невыносимо. Ведущий сглатывает с тихим шипением воздуха, проходящего через сжатые зубы, прямо под расположившимся сверху партнёром. Он шутливо шепчет «Какая грязь» и с опаской и неприязнью берётся рукой без перчатки за член Даурена, на что парень моментально прижимается грудью к плечу убийцы и прикусывает опорную руку, тихо мыча. Давно не использовавшаяся тактильная память снова запустилась. Опыт, поросший пылью за годы изоляции, по кусочкам всплывает на поверхность. Поток энергии, не поддающийся контролю, раздражает и проходится наждачкой по самомнению. Так легко потерять этот самый контроль от неумелых действий со стороны не симпатизирующего ни капли человека и в итоге оказаться в лабиринте противоречивых эмоций в самой сильных из возможных уязвимостей: в руках своего потенциального убийцы.

В момент их физического сближения у юноши остаются сомнения, а с растущим возбуждением и количеством стонов они одно за другим гаснут, пока он тонет в разврате и азарте. Эмоции, что Даурен получает от поглаживаний Ведущего, парень закладывает в то, как обхватывает ствол мужчины, к чьей неестественно холодной коже хочется ещё сильнее прижаться, и как старается доставить удовольствие и добиться соответствующей реакции.

Под действием разности температуры тел их объятья становятся крепче, меняясь от неловких до немного скованных. Спустя пару минут интенсивной стимуляции у Даурена получается выбить хриплый сдавленный стон. Шёпот, мычание и касания стали их новым способом коммуникации в рамках их общей проблемы, что начало давать плюсы, стоило отключить мозг и поддаться инстинктам. Это животное пламя вспыхивает внутри и вокруг них, не обжигая, а будто восстанавливая их и забирая накопившиеся тревоги с собой. Переходя на частое дыхание и непристойное рычание, Ведущий пробует прижать лежавшую неподалёку маску к своему лицу, но безуспешно, только вызывая шипение от стука об микрофон.

— Прервёмся? — с пересохшим горлом спрашивает Даурен, обхватывая локтем вспотевшую шею маньяка.

— Обопрись о спинку рукой.

Даурен выполняет, разгибая локоть. Он немного меняет положение и обхватывает оба половых органа, чем вызывает нервное сглатывание у мужчины под собой. Вызывая у маски треск своими резкими и жёсткими по отношению к ней действиями, Ведущий швыряет её на пол, подхватывает Даурена и встречается с ним глазами, растерянными и наполненными рвением. У выжившего в расширенных зрачках не меньше вожделения, которое отражается и в том, как парень хмыкает и многозначительно усмехается:

— Нарушил своё же правило?

На это убийца понуро опускает взгляд. Даурен останавливает их общую стимуляцию и незапятнанной рукой касается щеки, обрамлённой шрамом, не задевая его.

— Обещаю это никому не рассказывать. Я же предлагал забыть все конфликты на этот день и выбрать мне любое лицо перед твоими глазами.

— А если я не хочу выбирать?

Не сдерживаясь, Даурен хихикает, на что Ведущий мгновенно опускает брови в негодовании.

— Это тоже выбор, — говорит парень и таинственно прищуривается.

Прикосновение губ опалило всё под носом. С широко распахнутыми глазами Даурен смотрит, как Ведущий отстраняется и закрывается руками.

— Я привык целоваться при занятии любовью. Не с парнями.

— Ты чувствовал отвращение?

— Нет. И мне это не нравится.

Даурен приближается к щеке убийцы и дышит прямо на розовый румянец, на что маньяк чуть спускает голову и отворачивается. Молодой человек осторожно приподнимает волосы, расчёсывает их от виска до затылка своего нерасторопного собеседника и целует в щёку, а Ведущий сглатывает и кротко вздыхает.

— Неправильно всё это. Меня не должны возбуждать такие как ты.

Костяшкой пальца парень приподнимает чужой подбородок.

— Если хочется, то чего отказывать себе? Это просто ни к чему не обязывающий секс.

И казах утягивает своего похитителя в поцелуй. Он прекрасно себя чувствует, невзирая на интуицию, сигналящую об опасности, связанную с личностью, сидящей и обнимающей его. К несчастью, общая похоть отключила всё, связанное с логикой. Она жаждет страсти, требует рукоблудства, которое совершают руки с тонкими мозолистыми пальцами, поглаживая всё также возбуждённые члены, сильнее сжимая и разжимая их, дабы услышать прекрасную симфонию из уст маньяка в виде рваных стонов. Хозяин отеля же действует иначе и рычит прямо в поцелуй. Он приоткрывает рот, благодаря чему Даурен тут же проникает внутрь и изучает зубы, затем язык и нёбо. Его пальцев касаются другие и помогают с мастурбацией. Убийца старается подавить рефлекс выгибаться от импульсов, которые передаются мозгу от паха, да природа берёт своё. Его мышцы всё чаще сокращаются, помогая молодому человеку определить, где хозяину Отеля смерти нравится сильнее всего получать стимуляцию. Тот раскусывает тактику и точно также старается нащупать чувствительные места партнёра. Создающаяся эйфория заставляет тело ощущаться на пару килограмм легче. Чем тяжелее становится целоваться, тем ближе становится разрядка, и оба это чувствуют, рыча громче. Даурен вжимает Ведущего в спинку кровати, углубляя поцелуй. Так сладко, горячо и мокро, что хочется продолжать пребывать в этом моменте вечность. Однако природа решила иначе. На намёк мычанием, что его партнёр почти достиг пика, парень ускоряется, сильнее сжимает чужие бёдра и двигает своими, используя предэкулят, которого набралось прилично, в качестве смазки. И действительно, спустя пары десятков секунд, члены покрываются спермой, которую Ведущий, морщась, вытирает о постельное. В свою очередь Даурен подносит ладонь к рукам и пробует на вкус. Убедившись, что его не тошнит, он слизывает порцию побольше, а остальное так же вытирает о белье.

— Неправильной едой я кормил тебя. Какой кошмар, бррр.

Даурен сползает на уровень торса убийцы. Пока тот удивлённо хлопает бледно-синими глазами, юноша проводит пальцем вдоль всей длины ещё не остывшего и скользкого органа у своего носа, а затем повторяет траекторию языком, вынуждая убийцу часто дёргать ресницами чуть спущенных век. Ещё одной забавной реакцией становится вытягивание убийцей стопы, точно во время йоги. Даурен припадает губами к крупному кровеносному сосуду на чужом стояке. Давно, очень давно это делал, но память пробивается. На вопрос, точно ли цена побега оправдывает то, что он собирается сделать, Даурен молча снимает очки и кладёт их на тумбочку. Его пряди слегка покачиваются, а во взгляде таится сосредоточенность. От сексуальности момента Ведущий сглатыват. Парень высовывает язык и облизывает головку. Убийца прикусывает губу с уже открытыми глазами следит за тем, как ему даруют минет. Лучший из немногих, что мужчина получал. Половина члена пройдена с очень громкими причмокиваниями. После звука удара Ведущего об изголовье парень подбирает нужный ритм и движения, заглатывая полностью солёный и истекающий липкой жидкостью орган. Даурен хмыкает на гортанные стоны Ведущего и разглядывает с тем же загадочным блеском лицо хозяина Отеля смерти.

— Я вчерашний вечер думал о том, как тебя затыкать, когда пререкаешься. Нестандартный способ, но весьма действенный, — шепчет серийный убийца и втягивает воздух сквозь зубы. — Признаю, ты чертовски неплох в этом деле.

Даурен крепко сжимает яички, показывая недовольство. Ведущий стягивает губы от небольшой боли и через неё смеётся. К хлюпанью от основной деятельности добавляется ещё один звук, смешанный с трением простыни. Самому парню тоже необходим второй раунд, а лучше и третий.

— Как закончишь, предлагаю взять перерыв и после него попробовать потереться членами вместе с «дрочкой», каким бы вульгарным не было это слово. Что скажешь на такое предложение?

Угукание отдаёт вибрацией по напряжённому половому органу. Поддерживая ствол, Даурен поглаживает место между яичек. Забытое ощущение, когда трогаешь чужие. Не самые приятные на ощупь, но всё же завлекают тем, насколько отличаются от его собственных. Движение головой вверх-вниз сильно утомляет, принося лёгкость пустому сознанию. Стимуляция себе не даёт сильных ощущений, поэтому молодой человек надеется, что скоро закончит. Его услышали, ведь маньяк снова стонет, как минут пятнадцать назад, и надавливает парню на макушку. Темп увеличивается, и скоро Ведущий кончает прямо в глотку своего работника.

— У тебя будет полтора часа, — благодарно перегоняя воздух, произносит мужчина. — Тебе добавить руку?

— Не откажусь, — через зубы выдавливает юноша.

Вторая рука сцепляется с первой и жёстко водит по вязкому члену, плавящемуся от ласки, а его владелец млеет от накрывающего экстаза. Вместе эти руки идеально справляются с задачей, и парень кончает очень громко в подставленное плечо.

— Лучшее, — бормочет за него партнёр.

Какое-то время они смотрят друг на друга с кривыми улыбками. Ситуация безумная, и они через неё прошли. Осталось ополоснуться и наблюдать за состоянием. До конца дня ещё полно времени, а они ещё успеют насладиться компанией друг друга.

На выходе из номера их встречает разочарованная Сирин.

— А где Ерофей?

— Он начал подслушивать, а я его заметила за этим делом и прогнала, — женщина поправляет очки. — Извращенец. Нам пришлось изолировать этаж для спасения твоей репутации. Мне плевать, чем вы там занимались. Просто предупреждай в следующий раз или отвози к себе.

Когда Сирин удаляется, Ведущий, поправив головной убор, предлагает Даурену отвлечься, пока их не настигла новая волна. В ответ парень кивает, и оба смущённые, но на вид спокойные, уходят шататься по отелю. Ерофея вечером после ещё парочки, — а, может, и трёх — актов между двумя малоэмоциональными людьми, ждал серьёзный разговор, в течение которого призрак ползал по полу на коленях, принося глубочайшие извинения. Как обычно, Ведущий его прощает. Этот день ещё долго не выветрится из сознания обеих жертв чая, но жалеть они перестанут гораздо раньше, из-за чего Ведущий выберет смягчение пытки после неудачного побега юноши через столовую и потайной ход.