Лань Хуань стоял возле окна, украшенного витражами, и любовался молнией, ежеминутно рассекающей мрачные свинцовые тучи. Дождь барабанил по стёклам, даруя Лань Хуаню важное и необходимое сейчас успокоение души. Вечерняя служба давно прошла, все прихожане разошлись. Ученики, проживающие на территории церкви готовились ко сну, заканчивая свои маленькие, но важные дела, которые связывали их с дневной суетой. Лань Хуань находил что-то невероятно романтичное в том, что за окном буйствовала непогода, а он сам находился в пределах крепких стен церкви в окружении бликов свечей и аромата ладана. Молния сверкнула в очередной раз, заставив Лань Хуаня задержать дыхание. Грянувший гром заставил его очнуться и вспомнить о том, что, как бы не хотелось провести весь вечер и всю ночь у окна до тех пор, пока дождь не закончится, нужно закончить с делами. Ничего не поделаешь. Забрав свои очки и книжку, окинув взглядом каменные стены, Лань Хуань вышел прочь через маленькую дверцу, следом за которой находился коридор, который, в свою очередь, делился на множество других. Ночь обещает быть долгой, ибо Лань Хуань ещё не скоро собирается спать. Пока он идёт по коридору, он встречает монахов, которые вежливо ему кланяются и отчитываются о том, что все ученики разошлись по комнатам. Лань Хуань заходит в свою комнату только для того, чтобы положить на стол очки и книжку и взять заместо них то, что покоится в сундуке за закрытым замком. Лань Хуань самую малость сомневается, стоит ли ему брать туда, куда он направляется, свою священную флейту, но всё же берёт её — на всякий случай. В конце концов, то, с чем ему предстоит столкнуться лицом к лицу, будет требовать от него готовности к любому развитию событий. Есть такие места в церкви, куда строжайше запрещено заходить, одно из них — ритуальный зал, который находится под землей. Лань Хуань, как Глава этой церкви, как Глава инквизиторского клана с тысячелетней историей, единственный, кто мог туда заходить. Юные адепты клана Лань, разумеется, посвящались во многие тайны, но часть из них была доступна только избранным.
Лань Хуань, когда нашёл нужную дверь, запер её за собой, наложив защитное заклятье, чтобы никакое зло, обитавшее здесь, на самом дне, не могло проникнуть наружу и потревожить ни о чём не догадывающихся обитателей церкви. После этого он спустился по лестнице, внизу которой ждала ещё одна дверь, а за ней тот самый зал. Всё это время путь Лань Хуаня освещал канделябр с пятью свечами, который он нёс с собой. Несмотря на то, что мир давно осовременился, и во многих коридорах церкви было проложено электричество, кое-где всё равно приходилось пользоваться свечами. Однако, стоило Лань Хуаню зайти в ритуальный зал, он задул все свечи, оставив канделябр на полу. Кромешный мрак места, в которое он пришёл, освещал мягкий голубой свет, льющийся из меча, воткнутого меж каменных плит в пол. От меча в разные стороны расходились полосы, заключённые в круг. Круг тоже светился голубым.
Пока Лань Хуань не подошёл ближе к своему мечу, тишину зала ничего не нарушало, стоило же ему это сделать, как послышался шорох цепей. Две сияющие белым цепи отходили от рукояти меча, другие же два конца образовывали кандалы, которые в данный момент были надеты на руки того существа, которое Лань Хуань удерживал здесь, пользуясь своей силой.
— Человеческий облик тебе к лицу, — едва улыбнувшись, отметил Лань Хуань, вглядываясь в темноту перед собой.
— А тебе бы очень пошёл нимб и крылья, — прозвучало в ответ.
Лань Хуань огляделся.
— Ты не пытался разорвать круг?
Повторно послышался шорох цепей. Тот, кто разговаривал с Лань Хуанем, поднялся на ноги, пошёл на свет и остановился в метре от меча.
— Этот меч и флейта в твоих руках — одни из самых сильных орудий против демонов. Мои попытки разорвать круг не принесли бы никакого результата.
Лань Хуань усмехнулся, наклонив голову в бок, разглядывая парня перед собой.
— Может я и Глава старейшего клана инквизиторов, но ты — очень сильный демон, Цзян Чэн, и, если ты действительно захочешь, ты найдёшь способ выбраться.
Цзян Чэн оскалился в ответ.
— Твоя правда, но я не для того позволил тебе себя поймать.
Лань Хуань терпеливо выдохнул, сложив руки за спиной, любовно пальцами погладив флейту.
— Посвятишь в свои планы? — деликатно поинтересовался он.
Лицо Цзян Чэна выражало иронию.
— Попробуй угадать, — фыркнув, он отвернулся, ушёл в тот же тёмный угол, из которого пришёл, и уселся на пол.
Цзян Чэна не беспокоили ни холод, ни острота камней, в компании которых ему приходилось проводить время. А свой демонический облик он, в самом деле сменил, потому что в данный момент быть в теле человека удобнее — крылья слишком большие, в замкнутом пространстве от них одна морока, нежели польза. Цзян Чэн мог бы, конечно, будучи в этом теле, смущать Лань Хуаня наготой, но проявил небывалое уважение к его персоне, поэтому предстал перед ним сегодня одетым в чёрную рубашку и такие же штаны, но при этом он предпочёл остаться босым. В облике демона, Цзян Чэн ходил с причёской, чтобы волосы не мешали при полёте — завязывал их в пучок. Став человеком, он своему облику дал вольность, поэтому оставил волосы распущенными. Всякий раз, как Цзян Чэн глядел на Лань Хуаня, то вспоминал, какой тот был лет так триста назад — у него то же были длинные волосы, к слову, очень даже красивые, но лет пятьдесят назад Лань Хуань их отрезал, однако, выглядеть от этого статно не перестал. Цзян Чэну даже понравилось, он как-то раз заценил и сделал комплимент, правда, чуть не попал тогда под удар — вовремя увернулся, иначе остался бы без хвоста.
Лань Хуань всем своим видом показывал, что не собирается ничего угадывать и что у него достаточно времени, чтобы подождать прямого ответа.
— Ты сегодня на редкость занудный, — выдал своё наблюдение Цзян Чэн, задумчиво глядя на Лань Хуаня.
— А ты слишком самоуверен.
Цзян Чэн чувствовал, как вся эта ситуация начинает его нервировать.
— Хорошо, — выдал он таким недовольным тоном, что бесстрастное лицо Лань Хуаня изобразило искреннюю заинтересованность, — не хочешь лишний раз напрячь голосовые связки ты — напрягу я. В последние годы всё больше демонов страдает от нападок ваших адептов. Поначалу я принял это за безалаберность с нашей стороны, потом, грешным делом, стал думать, что вы начали использовать в ритуалах экзорцизма запрещённые приёмы, но и это оказалось не так. Мне пришлось потратить уйму времени на то, чтобы понять, в чём дело… — Цзян Чэн сузил глаза, прожигая фигуру Лань Хуаня взглядом, — вынужден признать, что ты и твой брат стали достойными противниками всего нашего рода. Ваша собственная воля и вера так сильна, что придаёт сил молодым сердцам, жаждущим бороться со злом.
— И поэтому ты совершил столь глупый и опрометчивый поступок — попался, надеясь, что таким образом сможешь поближе подобраться ко мне и убить? — выслушав Цзян Чэна, Лань Хуань сделал свои выводы, ответив демону с мягкой улыбкой, от которой так и веяло снисхождением.
Цзян Чэн расплылся в широкой улыбке, которая выглядела скорее жутко, нежели дружелюбно.
— Убить тебя и сотни лет ждать, пока появится новый достойный? — он насмешливо повёл бровью, — Моя цель — сломать тебя, Сичэнь.
— Твоему хамству и самоуверенности просто нет предела, — довольно холодно отозвался Лань Хуань, вытаскивая из-за спины флейту, как будто бы не нарочно показывая её Цзян Чэну, тут же складывая руки на груди, — и тем не менее, даже если тебе удастся поколебать мою веру, это никак не отразится на адептах — они сильные и без моей помощи.
— Дразнить меня Лебин вовсе не обязательно — её трель я не боюсь, — фыркнув, Цзян Чэн снова поднялся на ноги, неторопливо подходя ближе к Лань Хуаню, — а что до твоих слов — это чистой воды блеф. Разумеется, твоя вера очень повлияет. Ты ведь Главный инквизитор — вся власть и магические силы в твоих руках.
Лань Хуань в упор смотрел на близко подошедшего к нему Цзян Чэна. Их разделяло от силы сантиметров тридцать.
— Не забывай про Ванцзи — двоих, боюсь, даже ты не осилишь.
— А я и не рассчитывал. Моя цель — только ты, — Цзян Чэн как-то уж слишком загадочно улыбнулся, сверкая глазами, цвет которых напоминал Лань Хуаню ту самую молнию, которой он совсем недавно любовался, — Твой брат — не менее достойный соперник, но и на него нашлась управа.
Лань Хуань не подал виду, что заволновался о брате, в конце концов, он был уверен в Лань Чжане, как в самом себе, поэтому лишь нахмурился и покачал головой.
— Ты пытаешься меня запугать.
— Вовсе нет, — Цзян Чэн пожал плечами, — Вэй Ин три года досаждал ему, и вот, наконец, лёд тронулся. Ещё немного, и Лань Чжань сдастся. Я лишь надеюсь на то, что мне с тобой не придётся возиться столько же, а то и больше, знаешь ли, твоё общество, конечно, весьма приятно, но я демон занятой, так что…
Цзян Чэн замолчал, словив на себе прожигающий взгляд, что заставило его довольно оскалиться.
— Так что я постараюсь как можно быстрее найти твоё слабое место.
— С чего ты взял, что я буду ждать, когда ты это сделаешь? Я могу убить тебя прямо сейчас, — и всё же Лань Хуань нашёл в себе силы взять себя в руки. Даже если Цзян Чэн говорит правду о Лань Чжане, Лань Хуань всё равно верит в силу духа своего брата — тот справится, как бы трудно ему не было.
— Для этого тебе придётся взять меч, — Цзян Чэн кивнул на Шоюэ, — как только ты это сделаешь, я приму демонический облик, возьму в руку Цзыдянь, и тогда совершенно не ясно, кто из нас двоих останется жив.
— Мои шансы на успех возрастут в разы, если, прежде чем я возьмусь за меч, я несколько дней буду играть на Лебин.
Цзян Чэн закатил глаза.
— О, — выдал он весьма многозначительно, — конечно, я ведь ослабну и истеку кровью, а тебе в удовольствие будет убить меня неспособным достойно сражаться. Лань Хуань — ты само благородство!
Лань Хуань решил, что этому демону полно издеваться над ним. Цзян Чэн думает, что он не станет мучить его звуками флейты — очень зря. Лебин — мощное оружие инквизиции, и его нельзя недооценивать.
Несколько секунд молча разглядывая ухмыляющегося Цзян Чэна, Лань Хуань поднёс флейту к губам и заиграл на ней. Цзян Чэн внимательно проследил за всей последовательностью жестов цепким взглядом, и, как только музыка заиграла, он вовсе не стёр со своего лица улыбку, а заулыбался ещё шире. Он не боялся боли. Птичья трель пришлась Цзян Чэну ударом под дых — он и виду не подал. Музыка окутала его с ног до головы, опутала коконом и выпустила тысячу шипов, моментально вошедших под кожу. Цзян Чэн только плечами повёл, сжав и разжав кулаки. Лань Хуань внимательно следил за его реакцией, он немного изменил мелодию, добавил пару нот. Цзян Чэн судорожно выдохнул, но не порадовал Лань Хуаня криком боли или же агонией, которая должна была его одолеть.
— С годами твоя игра стала весьма искусной, — искренне похвалил Цзян Чэн, отплёвываясь от крови, потекшей по его подбородку, небрежно стирая с шеи кровь, вытекающую тонкими струйками из ушей. Глаза его совсем потемнели, став похожими на грозовое небо, — омерзительно прекрасная, я бы сказал, сейчас задохнусь от восторга, — пусть он так говорил, а в самом деле стал задыхаться, пусть и стойко держался на ногах, даже не думая падать перед Лань Хуанем на колени.
Лань Хуань резко оборвал игру, как только закровоточили глаза Цзян Чэна.
— А ты с годами стал устойчивее к пыткам, — это вполне можно было принять за восхищение, если бы не спокойствие на лице Лань Хуаня, которого не трогала кровь, который видел вещи и похуже за всю свою долгую жизнь, однако, нельзя сказать, что вид истекающего кровью Цзян Чэна не затронул ни одной фибры его души — разве что едва-едва.
— Не страшнее царапины на коленке, — сплюнув остатки крови прямо Лань Хуаню под ноги, Цзян Чэн вытер лицо и улыбнулся, слизывая кровоподтёки с губ длинным заострённым языком, — я ведь сказал, что не боюсь. Боль — неотъемлемая часть гнева, а я и есть сам гнев.
Лань Хуань судорожно втянул носом воздух, чувствуя, как щекочет рецепторы знакомый аромат железа. Он прекрасно знал, насколько Цзян Чэн силён — именно поэтому стоит быть с ним настороже. В честном поединке, в самом деле, не стоит раньше времени определять победителя, а одной Лебин не хватит, чтобы выбить из сил такую мощь, да и, чего греха таить… если Лань Хуань потратит несколько дней и ночей на пытку трелью, он сам сильно устанет, и тогда вся затея потеряет смысл.
— Иди спать, Лань Хуань, уже слишком поздно, — оглядев Лань Хуаня с головы до ног, Цзян Чэн как-то уж совсем странно улыбнулся, отвернулся от него и отправился обратно в облюбованный угол, — таким хорошим мальчикам, как ты, ночь только вредит.
Лань Хуань даже не думал придумывать хоть какой-то ответ на эту откровенную похабщину. Терпеливо выдохнув, он скосил взгляд на свои белоснежные одеяния, подумал над тем, что те придётся сжечь, ибо демоническая кровь ничем не отстирывается и, развернувшись, ушёл прочь. Пока он шёл, он чувствовал приклеенный к спине чужой взгляд. Он не очень-то верил в то, что у Цзян Чэна получится найти его слабое место, ибо такового просто не было, однако, он вполне себе чётко осознавал, что если этот демон всерьёз собрался сломать его, то он не остановится ни перед чем, даже если на кон будут поставлены чужие жизни.
Лань Хуаню нужно было очень хорошо подумать.
***
Когда следующим утром Лань Хуань проснулся в окружении гниющих персиков и увядающих лилий, у него не возникло сомнений чьих рук это дело. Сладковатый запах смерти заполнил комнату и сохранялся до тех пор, пока Лань Хуань не поднялся и не открыл окно для того, чтобы проветрить. Цзян Чэн очень сильный демон, и всё, что он делает, не какие-то дешёвые фокусы и иллюзии — фрукты и цветы были настоящие. Лань Хуань не тешил себя надеждой, что это первое и последнее, что Цзян Чэн сделал, дабы обозначить своё присутствие. Единственное, чего стоило опасаться — если такие вещи начнут происходить с монахами и адептами, но, как Лань Хуань успеет убедиться позже — данные привилегии коснуться только его одного.
Смыв с себя чужеродный запах, одевшись, избавившись от всего того безобразия, которым была засыпана постель, Лань Хуань покинул свою комнату, направляясь завтракать. В тёплое время года завтрак ему накрывали в саду прямо под яблонями. Сегодня это должен был быть пастуший пирог, овсянка, зелёный чай, немного фруктов и вода. Фрукты, к счастью, принесли не персики. После того, как Лань Хуань уселся за стол, поблагодарив монаха, принесшего ему еду, за учтивость, он потратил немного времени, чтобы подышать свежим воздухом. Земля всё ещё была очень влажная, а с листьев стекала вода, но Лань Хуаня это не особо беспокоило, даже если капли попадали прямо на него. Голода он особо не чувствовал, поэтому решил, что попробует всего понемногу. Овсянка оказалась невероятно вкусной, тем более что повар добавил туда мёд и сухофрукты. Пастуший пирог был уже разрезан, как только Лань Хуань аккуратно подцепил ножом и вилкой небольшой кусочек, он едва донёс его до тарелки, потому что испугался и уронил его, уронив и приборы, которые вовсе упали на землю. В мясной начинке копошились черви. Лань Хуань судорожно выдохнул сквозь зубы, подхватив бокал с водой, отпив из него. Но вода в горло не пошла. Лань Хуань выплюнул её в траву, умудрившись не запачкать одежду. Он подхватил со стола салфетку, обтёр губы и только потом взглянул. Вместо воды в бокале оказалась кровь.
— Пытаешься меня запугать, — шепотом произнёс Лань Хуань, поднимаясь, поправляя одежду. Аппетит пропал, и уже было хорошо то, что после всего случившегося не тошнило.
Даже если Цзян Чэн подложит ему под дверь ягнёнка с отрезанной головой, Лань Хуань не вздрогнет. Всё это — не более, чем специфический демонический флирт. Лань Хуань называл это именно так, потому что Цзян Чэн скорее развлекался, если бы он действовал серьёзно, он бы придумал что-то более ужасное.
Слишком много событий для одного утра. Лань Хуань не думал, что ближайшие несколько часов Цзян Чэн выкинет ещё какой фортель — он уже получил эмоции от сделанного, усердствовать не станет. Надев очки, взяв в руки книгу, которую всегда носил с собой, которая содержала все известные заклинания и молитвы, Лань Хуань зашёл обратно в церковь, направляясь на встречу с молодыми адептами. Некоторым он раздаст поручения, а кому-то позволит вести дневную службу. Ещё буквально час, и начнут приходить люди. Лань Хуань должен проследить, чтобы не случилось никакого казуса. Он обязательно будет присутствовать на службе, чтобы, если Цзян Чэну вдруг взбредёт в голову что-то сделать прямо на глазах простого народа, быстро исправить ситуацию. Именно поэтому он взял с собой флейту.
Чтобы не рисковать, на все ближайшие службы Лань Хуань выбрал Лань Юаня — тот был опытным инквизитором, его меньше всего удивили бы попытки демона испугать людей.
— Господин Лань! — Лань Юань обратился к Лань Хуаню, когда в следующий раз смог выловить его в коридоре без участия чужих глаз, — Почему Вы поставили меня вести службу на несколько дней вперёд? Что-то случилось? Это как-то связано с последними новостями?
Лань Хуань мысленно находился в другом месте, поэтому не сразу понял, что Лань Юань имеет в виду.
— Ты о чём?
— Ну, я о том, о чём недавно говорили наши люди — демоны зачастили с нападением на простых людей и пару раз даже напали на церкви, одну из которых подожгли, помните?
Конечно, Лань Хуань помнил об этом, но пока что инквизиторы их клана справлялись, поэтому он не слишком-то переживал по этому поводу.
Собравшись с ответом, не забыв мило улыбнуться своему лучшему ученику, Лань Хуань краем глаза увидел, как за спиной Лань Юаня по подоконнику ползёт большая чёрная сороконожка. Ядовитая.
«Какая мерзость», — мысленно про себя подумал Лань Хуань, — Да, ты прав, Сычжуй, ты уже опытный и знаешь, что делать, если какой-то демон решит напасть. Пока ты будешь исполнять свой священный долг перед человечеством, проповедуя о добре, другие адепты нашего клана будут учиться.
Лань Юань засветился улыбкой, после чего поспешил откланяться, ибо и так задержал Лань Хуаня, а тот, наверняка, спешил по другим своим, более важным, делам.
— Я Вас не подведу! — выкрикнул Лань Юань, убегая, начисто игнорируя правила о порядке.
Лань Хуань вздохнул, только было хотел напомнить, что бегать и кричать непозволительно воспитанным молодым людям, но тут же вспомнил про сороконожку, которая уже перебралась на стену и собиралась скрыться в проёме между камней. Секунду спустя в руке Лань Хуаня блеснула длинная игла, которая вонзилась в сороконожку, припечатав её к месту. Демоническое существо завозилось, заскребло лапками и, изойдя мерзкой на вид слизью, загорелось и растворилось в воздухе. Святая вода, которой была покрыта игла, уничтожила насекомое.
Лань Хуаню совершенно не нравился факт того, что, будучи запертым Шоюэ, Цзян Чэн в таком изобилии мог пользоваться своими силами. За последние годы он порядком нарастил сил, если бы это было не так, то персики, кровь, черви и эта сороконожка были бы не более, чем иллюзиями.
Можно было бы спуститься вниз и снова сыграть на Лебин, но, Лань Хуань решил, что раз Цзян Чэну нравится запугивать, то и он в ответ может немного припугнуть этого бесцеремонного демона. Шоюэ — не простой меч, созданный для убийств адских тварей. В подвале, где сидит Цзян Чэн, довольно сыро. Лань Хуань может направить свою энергию в меч, а тот испустит электромагнитные волны и обратил окружающую влагу в святую воду. Да, Цзян Чэна подобным не убьёшь, но зато это на какое-то время избавить Лань Хуаня от неприятных сюрпризов.
***
До самого вечера было тихо.
Лань Хуань поприсутствовал на дневной службе, порадовался тому, как много народу к ним пришло, похвалил Лань Юаня за проделанную работу и пообщался с теми людьми, которые захотели к нему подойти. Лань Хуань всегда очень трепетно относился к простым смертным, всегда обращал внимание на их проблемы и помогал. Какой бы ситуация не была, а он всегда старался сохранить чистоту помыслов и сердца. Конечно, несмотря на всё это, Лань Хуань оставался бесстрастным инквизитором, который не зря стал Главой всего своего рода. Вот почему Цзян Чэну не суждено найти слабое место Лань Хуаня — тот стерпит и смерть обычного человека, и смерть племянника. Если бы инквизиторы падали духом из-за того, что демоны совершают много убийств, миром правило бы зло.
Однако, возможно, у Лань Хуаня всё же была одна слабость, о которой он даже не подозревал, на которую совсем скоро совершенно случайно наткнётся Цзян Чэн.
Вторая половина дня Лань Хуаня оказалась загружена повседневными делами. После вечерней службы, которая прошла гладко, Лань Хуань сначала убедился, что все адепты разошлись по спальням, после чего, проделав тот же путь, что и вчера, спустился в ритуальный зал.
Когда он оказался внизу, в нос ему ударил тошнотворный запах. Лань Хуань даже не удержался, прикрыл нос рукой.
— Не подходи ближе, Сичэнь, а то боюсь, тебя стошнит, — из темноты раздался насмешливый, немного хриплый голос Цзян Чэна, — отличный ход со святой водой, я оценил.
И тем не менее, Лань Хуань подошёл ближе. То, что он увидел, впрямь могло бы вызвать рвотный рефлекс: Цзян Чэн лежал, раскинув руки; его лицо, руки и ступни были покрыты кровоточащими волдырями, кожа обуглилась, будто бы к ней прислоняли раскалённый металл. Пол был забрызган кровью, которую Цзян Чэн отхаркивал из-за того, что пары святой воды попали в лёгкие. Несмотря на то, что на данный момент воздух был чист, Цзян Чэн всё равно страдал — да, он восстановится, но потребуется время.
— Черви в пироге мне тоже очень понравились, — холодно заметив, Лань Хуань совсем слегка сморщился.
— О, — приподняв голову, чтобы взглянуть, Цзян Чэн улыбнулся и в голубом свечении стал выглядеть ещё более жутко, — больше, чем гнилые персики?
— Больше, чем сороконожка.
Цзян Чэн уронил голову назад и засмеялся, давясь, корчась, переворачиваясь на бок и сплёвывая на пол ошмётки лёгких.
— По части ухаживаний мне нет равных.
Лань Хуань вздохнул и закатил глаза.
— А людям вы сразу залезаете в тело без предварительных ласк, — как бы двусмысленно это не звучало, Лань Хуань всё равно это произнёс, ибо хотел побольнее уколоть Цзян Чэна.
Цзян Чэн так радостно отреагировал, что даже нашёл в себе силы, чтобы встать, подойти поближе, несмотря на пострадавшие ноги, и поглядеть на Лань Хуаня, которому очень шли эти милые круглые очки.
— Я бы с радостью залез в твоё тело, — Цзян Чэн окинул Лань Хуаня оценивающим взглядом.
Лань Хуань считал себя выше того, чтобы хоть жестом, хоть словом отвечать на подобную похабщину.
— Как долго ты намерен продолжать?
Цзян Чэн даже немного расстроился. Он ожидал, что Лань Хуань разозлится или вроде того. Пожевав нижнюю губу, он задумчиво покачал головой, разводя руки в стороны.
— Столько, сколько потребуется.
— Ты собираешься убивать людей, приходящих исповедоваться или кого-то из учеников? — с нажимом спросил Лань Хуань, хмуря брови.
— Не исключено, — Цзян Чэн с шумом втянул воздух, зажмурился и, претерпевая жуткую боль и ломоту в теле, заставил волдыри на ногах лопнуть и исчезнуть, — да уж, противно, — когда он открыл глаза, лениво посмотрел на зажившие ступни.
Лань Хуань мог бы прожечь дыру своим взглядом.
— Ты ничего этим не добьёшься.
Даже с повреждённым лицом Цзян Чэн выглядел надменной сволочью.
— Не добьюсь, так не добьюсь, — расплылся он широкой улыбкой, — зато тебе доставлю уйму неприятностей, что несказанно меня порадует.
Лань Хуань сжал флейту в руках.
— Сыграешь мне на ночь? А то, боюсь, не усну, — Цзян Чэн рассмеялся, засунув руки в карманы штанов, с интересом принявшись разглядывать унылую обстановку вокруг себя.
Лань Хуань посмотрел сначала на свой меч, а потом на кандалы, сковывающие руки Цзян Чэна.
— Как тебе это удаётся?
— М? — Цзян Чэн взглянул на Лань Хуаня.
— Персики, черви…
— Через подсознание. На дне Тихого океана живёт Ктухлу, так вот он, несмотря на то, что его сдерживает вода, воздействует на людей через сны, и у него чертовски хорошо получается сводить их с ума.
Лань Хуань пристально и напряжённо смотрел на Цзян Чэна.
— Это значит, что причинить реальный вред, пока я тебя сдерживаю, ты никому не сможешь.
— Тебе — нет.
Цзян Чэн насколько мог, мило улыбнулся Лань Хуаню и, махнув ему рукой, ушёл в темноту, улёгся на пол и тяжко выдохнул.
— Не мог бы ты сейчас уйти? Я постараюсь за ночь снова стать красавчиком.
Лань Хуань честно удержался от того, чтобы огреть Цзян Чэна чем-нибудь тяжёлым. Не говоря ни слова, он, в самом деле ушёл.
Цзян Чэн напрягал слух ровно до того момента, пока Лань Хуань не поднялся вверх по лестнице. После чего он повернул голову, бросая взгляд на Шоюэ.
— У всех есть слабые места, Сичэнь, — подняв обугленные руки, Цзян Чэн потрогал крепко сдерживающие его кандалы, — как только я найду твои, эти штуки ослабнут и исчезнут. Ты вынужден будешь взяться за меч, и тогда я достану тебя. Наши кошки-мышки затянулись, пора бы уже кому-нибудь осалить…
На следующее утро Лань Хуань проснулся в чистой пустой постели.
***
Цзян Чэну требовалось время, чтобы восстановить внешность и силы. Лань Хуань понял это по тому, что несколько дней ничего не происходило. Собственно, Лань Хуаню некогда было спускаться в ритуальный зал, потому что навалилось много дел, пришлось разбирать письма, а ещё принимать экзамен у молодых адептов и участвовать в собрании, на котором поднимался вопрос о том, что на днях умер один мальчик, не пережив сеанс экзорцизма. Всё это выматывало Лань Хуаня. То, что Цзян Чэн не мог его донимать — очень помогло.
Но время шло.
Рано или поздно Цзян Чэн должен был проявить себя. И сделал он это тогда, когда Лань Хуань совсем не ждал.
В тот день Лань Хуань чувствовал себя совсем разбито. Он снял Лань Юаня со служб, проводил их сам. Службы его успокаивали, но они отбирали много сил. Людская энергетика порой не менее вредна, чем демоническая. После ужина Лань Хуань закрылся у себя в комнате, оставил на постели одежду и ушёл в ванную комнату. Ему требовалась горячая вода и час медитации. Набрав полную ванну, Лань Хуань лёг в неё и почти сразу же закрыл глаза. В такие моменты он предпочитал ни о чём не думать, позволяя мозгу расслабиться. Вскоре из крана перестали стекать капли, и стало совсем тихо. День был тяжёлым, но Лань Хуань вспомнил, как смог выцепить несколько минут для того, чтобы выйти в сад и насладиться чудесным яблоневым цветом, совсем скоро поспеют плоды, которые будут собраны молодыми адептами и превращены в пироги. Лань Хуань вдохнул полной грудью и ощутил аромат яблок. Он снова представил себя, сидящим под тенью деревьев. Воображение подкидывало ему картинки солнечной погоды, сочной зелени и ярко-алые плоды. Тут и там слышался стук, когда то или иное яблоко падало на землю. Так реалистично. Лань Хуань в своём воображении вытянул руку, и в следующий миг в неё упало большое красивое яблоко. Пахло оно безупречно. Настолько, что захотелось откусить. Жаль, что воображение не может передать вкус, но Лань Хуань поддался своему желанию и откусил кусочек. Сок потёк по подбородку, по языку, заставляя раскрыться вкусовым рецепторам. Это было настолько восхитительно, что Лань Хуань забыл о том, что кусочек нужно прожевать, а тот, тем временем, скользнул дальше в горло. Лань Хуань широко распахнул глаза, начав задыхаться. Одной рукой он схватился за горло, а другой, как ему вначале показалось, за бортик ванны. Слух прорезало чужое шипение. Лань Хуань весь побледнел, но выплюнул откусанное яблоко. Когда он повернул голову, то увидел в руке змею, которая, судя по всему, должна была укусить, пока он предавался мечтам. Лань Хуань в панике слишком сильно сжал ползучую тварь, вспомнил, что он, вообще-то, не беспомощный мальчик, а инквизитор и обратил свою энергию в жалящие иглы. Змея извернулась, зашипела и рассыпалась прахом.
Лань Хуань едва-едва смог отдышаться. Он лежал в ванне, наполненной алыми яблоками.
Чтобы заснуть, Лань Хуаню пришлось выпить отвар из мяты. Он чувствовал себя уязвимым впервые в жизни. Это было очень и очень плохо. Нет-нет, это вовсе не означало, что он ослаб из-за проказ Цзян Чэна, просто его разум помутился. Ему нужно было отдохнуть и прийти в себя. Цзян Чэн всё равно не сможет овладеть его телом, а уж проникнуть в голову подавно. Лань Хуаня это немного успокаивало. На всякий случай, перед тем как лечь в постель, он немного поиграл на флейте. Определённая мелодия могла внести ясности. Это помогло и, сразу, как только выключил свет и закрыл глаза, Лань Хуань заснул.
— Красный тебе к лицу, Сичэнь…
Лань Хуань резко распахнул глаза. Он всё ещё спал. Чужой голос настиг его прямо во сне. Лань Хуань всё ещё был там, в яблоневом саду.
— Тебя что-то беспокоит, Сичэнь, я это чувствую. Раньше такого не было, — Цзян Чэн находился прямо за спиной Лань Хуаня, нашептывая ему на ухо, — может, расскажешь мне? Тогда, обещаю, я перестану над тобой издеваться.
Лань Хуань нахмурился, даже не думая оборачиваться. Ещё его напрягало то, что посреди яблоневого сада он стоял не в своей инквизиторской рясе, а пижаме — это немного смущало.
— Демоны никогда не сдерживают своих обещаний.
Цзян Чэн засмеялся, положив подбородок Лань Хуаню на плечо, пальцами левой руки касаясь чужой щеки, царапая кожу когтями.
— Как жаль, что я не могу залезть в твою голову, тогда давно бы уже знал причину твоего беспокойства, — он надавил чуть сильнее, так, чтобы проявилась кровь, — но идея со сном была хороша — я решил ею воспользоваться.
— Убирайся прочь! — Лань Хуань ударил Цзян Чэна по руке и резко развернулся, сталкиваясь с ним лицом к лицу.
Цзян Чэн предстал перед ним в своём демоническом обличии.
— Для того, чтобы я исчез, тебе нужно проснуться, а ты не сможешь этого сделать до самого утра, поэтому оставшееся до рассвета время мы проведём с тобой здесь, Сичэнь. Вдвоём. Ты и я — какая романтика, не правда ли? — Цзян Чэн оскалился, щёлкая хвостом в воздухе, отвлекая Лань Хуаня этим звуком, в момент оказываясь в непозволительной близости, прижимая того к стволу дерева, — Ты похож на ягнёнка. Знаешь, того самого, которого в сказке съедает серый волк.
Лань Хуань вспыхнул, вцепившись одной рукой Цзян Чэну в шею, другой упираясь ему в грудь, чтобы держать на расстоянии.
— Тебе не сломать меня, Цзян Чэн. Моя ненависть к тебе слишком сильна, — Лань Хуань произнёс эти слова, и его голос даже не дрогнул.
Цзян Чэну было плевать на то, что Лань Хуань пытается его придушить. Его хвост беспрепятственно обвился вокруг чужой ноги. Правой рукой он перехватил ту руку Лань Хуаня, которой тот упирался в грудь, чтобы в следующий миг заломить её наверх и вжать в ствол.
— Моя к тебе тоже, — доверительно сообщив, Цзян Чэн наклонился немного ниже, слегка поморщился из-за того, что пальцы давили слишком уж настойчиво, и прошептал, — хочешь, я сделаю так, что твоя ненависть ко мне станет сильнее?
Лань Хуань смотрел на Цзян Чэна, понятия не имея, о чём тот говорит. Ему было неуютно из-за нежелательной близости, из-за того, что демон застал его врасплох. Как жаль, что в этом сне не было Лебин.
— Знаешь, проникать в тела людей очень увлекательно, — начал Цзян Чэн, кончиком хвоста забравшись под ночную рубашку Лань Хуаня, погладив по оголившемуся животу, — они так забавно мучаются и страдают. Им и впрямь больно и плохо. Я бы хотел сделать что-то похожее с тобой… — наклонившись ещё ниже, с силой отдирая вторую руку Лань Хуаня от своего горла, Цзян Чэн и её заломил наверх, — но по-другому, иначе ты не сможешь ненавидеть меня так сильно, как захочешь, — длинный влажный язык прошёлся по ушной раковине, облизал шею. Цзян Чэн чувствовал, как Лань Хуань под ним начинает дрожать, жаль только, то была дрожь злости, а не предвкушения, — разум — слишком интимно для наших с тобой нынешних взаимоотношений, пожалуй, я начну с тела…
Когда Лань Хуань понял, что именно Цзян Чэн собирается с ним сделать, он попытался избежать следующего прикосновений. Всё его существо прошибла такая злость, которая должна была дать ему сил, чтобы выбраться. В конце концов, это был именно его сон! Но Лань Хуань даже не мог освободить руки, не говоря уже о том, чтобы перестать быть прижатым к дереву. Цзян Чэн резко дёрнул его, бросая на землю. Лань Хуань упал, но не растерялся. Он попытался встать, когда понял, что руки его связаны.
— Ты — мерзкое чудовище и беспринципный монстр! — из-за тяжёлого дыхания ноздри Лань Хуаня раздувались, как у быка на родео, — Лучше бы мы вступили в честный бой на мечах!
— О, это обязательно, но как-нибудь потом, — воодушевленно проговорив, Цзян Чэн пнул Лань Хуаня в бок, заставляя упасть обратно, после чего присоединился к нему, переворачивая на живот и ставя на колени, — но сейчас я планирую поразить тебя совсем другим мечом, — и рассмеялся, ибо ему эта шутка показалась очень смешной.
Несмотря на то, что это был сон, туша Цзян Чэна оказалась на редкость тяжёлой. Лань Хуань охнул, когда к нему сзади прижались. Чужой хвост снова обвился вокруг ноги, а руки Цзян Чэна, разрывая, стаскивали с него одежду. Это было настолько унизительно, что Лань Хуань даже не мог поверить, что это всё происходит с ним.
— Насколько я знаю, свою хризантему ты ещё никому не отдал. В таком случае, почту за честь, как старый добрый враг, и обещаю быть нежным!
— Слезь с меня, животное! — Лань Хуань предпринял ещё одну попытку выбраться, но ничего не вышло, Цзян Чэн придавил его, ткнувшись носом в покрасневшее от стыда ухо.
— Не переживай, слезу, — прошептал он, вылизывая шею Лань Хуаня, клыками касаясь мочки его уха, — но сначала трахну тебя.
Лань Хуань готов был разреветься. Он всегда был сильным, всегда оставался примером для своих подопечных! Господи, помилуй, он не зря ведь стал Главой клана! И всё это абсолютно ничего не значило, стоило ему оказаться под демоном, который уже несколько сотен лет издевается над ним. До сих пор они вели честную борьбу. Лань Хуань никак не мог предугадать, что когда-нибудь окажется в таком постыдном положении. Его собирались насильно взять и унизить. Через тело в разум, но, несмотря на всё это, Лань Хуань не думал сдаваться — Цзян Чэн ни за что не проникнет в его голову. Цзян Чэн тем временем выкинул тряпки, некогда бывшие одеждой. Он не скрывал своего желания, когда прижимался к телу, которое долгое время оставалось для него запретным плодом. Он бы вылизал Лань Хуаня с ног до головы, но… но он не за тем проникнул в его сон. Лань Хуаню будет больно, но Цзян Чэн очень постарается, чтобы им обоим понравилось.
— Ты — красивый цветок, Сичэнь, и мне бы очень хотелось узнать, какой аромат ты испускаешь…
Лань Хуаня затрясло, когда между ягодиц ему упёрся горячий, как весь Ад, член. Он старался не плакать, старался не плакать. Цзян Чэн толкнулся в подвластное в данный момент ему тело. Лань Хуань не выдержал и вскрикнул. Он уронил голову на руки, пальцами загребая траву вместе с землей. Цзян Чэн толкался глубже и делал это медленно, но Лань Хуаню всё равно было больно. Слишком реалистично. Это продолжалось целую вечность. Когда Цзян Чэн остановился, он уже полностью был внутри Лань Хуаня, тот всё это время не переставал стонать и вскрикивать.
— Чертовски дурманящий, — с усмешкой прошептав Лань Хуаню на ухо, Цзян Чэн любовался его бледным лицом, покрытым красными пятнами. Тело Лань Хуаня кровило в месте их соединения, что означало, что Цзян Чэн его совсем немного порвал, — надо было раньше это с тобой сделать…
Всё, что было дальше, стало для Лань Хуаня сущим кошмаром. Цзян Чэн насильно брал его, кусал в шею и плечи, оставлял синяки, шептал пошлые гадости и двигался — двигался. Это было невыносимо. Лань Хуань захлебнулся слюной и стонами. Он сорвал на криках голос. Цзян Чэн не останавливался, откровенно пользуя его тело, ставшее в одночасье мягким и податливым. Спустя десяток толчков стало немного легче, ибо нутро занемело. Цзян Чэн не стремился причинить Лань Хуаню боли больше той, что уже была, но он не отказывал себе в удовольствии метить его тело. Он искусал ему спину, измазав белоснежную кожу кровью, он зарывался пальцами в короткие пряди, заставляя Лань Хуаня отклонить голову назад, чтобы можно было любоваться страданиями на его лице. В боях они всегда были на равных, но в это раз Цзян Чэн побеждал, и ему нравилось то, что он видел. Если бы у Лань Хуаня были крылья, они бы очень ему пошли, но теперь он падший ангел, а значит, ему полагались шрамы вместо крыльев. Лань Хуань всё-таки сорвал в крике голос, когда Цзян Чэн прочертил когтями две длинные полосы на его спине. Это превратится в рубцы, это никогда не исчезнет. Поруганный Лань Хуань слишком прекрасно смотрелся на коленях, измазанный кровью, дрожащий и всё ещё такой недоступный, что Цзян Чэн напоследок очень сильно укусил его рядом с лопаткой, после чего вошёл так глубоко, как мог, и кончил. Лань Хуаня едва держали ноги. Он искусал губы, исстрадался, но держался. Не передать словами, что он чувствовал, когда Цзян Чэн, наконец, слез с него, и сперма этого поганого создания потекла по ногам. Отвратительно.
— Ты потерял контроль, Сичэнь, — заявил Цзян Чэн, возвышаясь над ним, — кандалы уже не так крепко сжимают мои руки, — ещё немного полюбовавшись, он отвернулся и растворился.
Через мгновенье Лань Хуань проснулся. Сквозь шторы пробивался солнечный свет.
***
Лань Хуань пропустил завтрак, он потратил много времени на то, чтобы обработать раны, оставленные Цзян Чэном. Плотная одежда скрыла все синяки и укусы, да, они болели, но эту боль можно было игнорировать, в отличие от той, что разливалась от двух длинных ран вдоль позвоночника. Лань Хуань чувствовал себя настолько разбито, что даже не смог толком залечить их. Возможно, тот факт, что он в принципе поднялся с постели, вымылся и привёл себя в порядок были последствиями шока, а может тем, что он всё ещё мог держать в узде разум. Тем не менее, не думать о том, что Цзян Чэн сделал, было нельзя.
Животное.
Грязное, отвратительное животное.
Быть покрытым демоном для Главного инквизитора — позор, который ничем не отмыть. Это кошмарно, даже с учётом того, что Цзян Чэн по иерархии демонов высокого статуса. Лань Хуань даже не уверен, что сможет когда-нибудь рассказать о том, что случилось, Лань Чжаню. Это слишком унизительно. Тем не менее, если Лань Хуань хочет, чтобы об этом не узнала ни одна живая душа, он должен вести себя так, будто ничего не случилось. Единственным способом успокоить себя — провести дневную службу. Именно на неё Лань Хуань и отправился.
Перед людьми, которые пришли в церковь, Лань Хуань должен был олицетворять надежду.
— Здравствуйте, Господин Лань.
Простые люди обращались к Лань Хуаню: «Святой Отец» и только один человек имел право обращаться: «Господин Лань».
Сердце Лань Хуаня забилось чаще, когда он поднял глаза.
Мэн Яо.
Юноша, которого Лань Хуань когда-то спас от тяжёлой депрессии и непринятии себя. Цзинь Гуаньяо вырос в семье, где его никогда не любили и считали отбросом. Слишком жестоко для ребёнка, который в последствии вырос и обзавёлся страшными комплексами. Тем не менее, Цзинь Гуаньяо всегда старался всем помочь и был крайне доброжелательным. У Лань Хуаня сердце дрогнуло в тот день, когда он увидел этого человека, сидящего на крыльце церкви.
— Здравствуй, Мэн Яо, — вежливо улыбнулся Лань Хуань, подходя к юноше ближе, — тебя не было две недели…
— Простите, что заставил Вас понервничать, Господин Лань, я всё это время пробыл в больнице — отравился, ещё и аллергия высыпала жуткая, — Цзинь Гуаньяо лучезарно улыбнулся, — Вы немного бледный, надеюсь, у Вас всё хорошо?
Лань Хуань позволил себе более тёплую улыбку.
— Не переживай за меня, — от каждого лишнего движения Лань Хуань испытывал тянущую боль, но всё равно протянул руку, чтобы погладить Цзинь Гуаньяо по плечу, — садись, служба вот-вот начнётся.
Цзинь Гуаньяо поспешил занять своё место в первых рядах. До того, как он попал в больницу, он приходил почти каждый день, чтобы послушать, как Лань Хуань читает проповеди. Он не скрывал своей симпатии, появившейся после того, как Лань Хуань помог ему обрести себя. Возможно, что чувства, которые испытывал Цзинь Гуаньяо были даже сильнее. Лань Хуань прекрасно знал о том, что Цзинь Гуаньяо в него влюблён. Он слишком долго прожил, поэтому хорошо распознавал чужие чувства, однако, он не мог ответить Цзинь Гуаньяо взаимностью. Он испытывал из-за этого вину. Этот невинный по своей природе мальчик занял своё определённое место в душе Лань Хуаня. Лань Хуань любил его, но скорее, как младшего брата.
Сегодня людей было на удивление много. Лань Хуань должен был выдержать. Он начал читать священное писание, и это немного отвлекло от боли. Шрамы на спине горели огнём. Пока Лань Хуань читал, он то и дело бросал на Цзинь Гуаньяо взгляд. Тот с большим воодушевлением смотрел в ответ и ловил каждое слово с открытым ртом.
Служба продлилась два часа. Лань Хуань стойко их выдержал, несмотря на то что его так и тянуло присесть. Как и во все предыдущие разы, Цзинь Гуаньяо дождался, пока все уйдут, чтобы немного побыть с Лань Хуанем наедине.
— У Вас действительно ничего не случилось? Мне показалось, что Вы едва сдерживаетесь, — поднявшись со своего места и подойдя к пьедесталу, Цзинь Гуаньяо взглянул на Лань Хуаня, который как раз снял очки, устало потирая пальцами переносицу, — что Вам… больно.
Лань Хуань не подал виду, что ему в самом деле больно. Он снова улыбнулся, посмотрев на юношу.
— С чего ты это взял?
Цзинь Гуаньяо, который до этого смотрел вниз, вдруг поднял глаза и улыбнулся Лань Хуаню чужой улыбкой.
— А то мне ли не знать, — проговорил он голосом Цзян Чэна.
Лань Хуань отшатнулся назад, крепко вцепившись в стойку.
— Так вот, значит, — продолжал Цзян Чэн, находясь в теле Цзинь Гуаньяо, — где твоё слабое место, Сичэнь.
Лань Хуаня прошиб пот. Пот, который попал в раны и воспалил их, заставив Лань Хуаня прочувствовать все оттенки той боли, о которой он успел на время забыть.
— Оставь, — попытавшись взять себя в руки и сохранить спокойствие, Лань Хуань схватил распятие, лежавшее на стойке, — оставь тело этого ребёнка!
Цзян Чэн, конечно же, сему совету не последовал. Он огляделся, размял руки, притопнул ногами и снова посмотрел на Лань Хуаня.
— Так изгони меня, ты инквизитор — ты это можешь!
Лань Хуань прекрасно знал, что всё это значило. У него пролегла морщина на лбу, говорящая о том, что сейчас он испытывает страшные муки.
— Я не стану причинять Мэн Яо боль…
— Увы, это неминуемо, — Цзян Чэн развёл руками, после чего, задумчиво посмотрев на Лань Хуаня, положил ладони на лицо, — или я сверну ему прямо сейчас шею — он даже не почувствует.
Лань Хуань в мгновение ока оказался рядом с Цзинь Гуаньяо, хватая его за руки, убирая от лица, крепко удерживая за запястья. Он смотрел в глаза Цзян Чэна. Глаза чудовища.
— Я не позволю тебе его убить!
Лань Хуань один раз моргнул, как обстановка перед ним резко изменилась. Они вместе с Цзинь Гуаньяо оказались внизу, в ритуальном зале. Круг, за которым находился Цзян Чэн, светился неестественно ярко. Кандалы больше не сдерживали руки демона, они рухнули на пол и растворились. Однако, Шоюэ по-прежнему сдерживал Цзян Чэна.
Лань Хуань, продолжая сжимать руки Цзинь Гуаньяо, перевёл взгляд на Цзян Чэна, стоящего рядом с его мечом.
— Я тебе приказываю! — разгневанно выкрикнул Лань Хуань, борясь с желанием немедленно взять в руку меч и убить Цзян Чэна.
Всё самообладание пошло прахом.
— Ты? Мне? — Цзян Чэн оскалился, — Ты проиграл в этот раз, Сичэнь.
— Нет! — Лань Хуань чувствовал, как внутри него закипает злость, — Отпусти Мэн Яо! Он не встанет между нами!
Вместо ответа Цзян Чэн неопределённо качнул головой, и теперь уже Цзинь Гуаньяо цеплялся за Лань Хуаня.
— Господин Лань, Вы ведь знаете, что я к Вам чувствую, так почему не можете принять эти чувства?! — заговорил Цзинь Гуаньяо своим голосом, пытаясь схватить Лань Хуаня покрепче, не обращая внимание на то, что причиняет тому боль.
— Прекрати! — обратился Лань Хуань к Цзян Чэну, пытаясь отцепить от себя Цзинь Гуаньяо, который всё наступал и наступал. О Боги, он хотел поцеловать Лань Хуаня.
Цзян Чэн наблюдал за всем этим, не переставая зло усмехаться.
Лань Хуань не знал, что ему делать. Впервые он чувствовал себя настолько беспомощным. В конце концов, он отвлёкся, пытаясь придумать, как выгнать Цзян Чэна из тела Цзинь Гуаньяо, и юноша смог уловить момент, чтобы его поцеловать. Лань Хуань не нарочно. Он не отошёл после вчерашней ночи, и подобные прикосновения доводили его до дрожи. Он с такой силой оттолкнул Цзинь Гуаньяо, что тот отлетел и, ударившись об стену, упал на пол, потеряв сознания.
— О Господи… — когда Лань Хуань понял, что он сделал, он уже сидел на коленях перед Цзинь Гуаньяо, прижимая его к груди. Нет, он его не убил, но причинил ему боль, — прости меня, прости меня…
Цзян Чэна пробрал такой смех, что этот жуткий звук гулом отразился от стен. Он смеялся не переставая, издеваясь над Лань Хуанем, вновь терзая его.
— Это было великолепно, Сичэнь! — Цзян Чэн даже похлопал, — А вот меня прошлой ночью ты оттолкнуть так и не смог. Мне это расценивать как то, что ты ко мне не равнодушен?
Это была последняя капля.
Лань Хуань бережно опустил на пол тело Цзинь Гуаньяо, поднимаясь на ноги. Он призвал Шоюэ в свою руку. Мгновенье спустя, как меч лёг ему в руку, и он взмахнул им, воздух заискрился. Лань Хуань замахнулся, но не смог двинуть рукой — та вместе с мечом зависла в воздухе. Шоюэ опутала фиолетовая молния. Цзян Чэн, принявший облик демона, держал в руке Цзыдянь, успев блокировать чужую атаку.
— Не сейчас, Сичэнь, ты не сможешь со мной сражаться, — проговорил Цзян Чэн таким тоном, будто с ребёнком разговаривал, — ты уже мне проиграл. Я получил то, что хотел.
Лань Хуань оскалился, дёрнул рукой, освобождая меч и замахнулся ещё раз, на этот раз выпустив волну света, которую Цзян Чэн, особо не напрягаясь, отразил. Удар ушёл в сторону, врезался в стену, но не разрушил её, так как всё здесь было защищено магическими барьерами.
— Мне ещё раз повторить? — устало поинтересовался Цзян Чэн.
Лань Хуань не стал ничего отвечать. Секунда и вот он уже перед лицом Цзян Чэна размахивает мечом. Цзян Чэн, в отличие от кое-кого, был более собран. Он голой рукой перехватил Шоюэ, не посмотрев на то, что меч порезал ему ладонь, довольно-таки глубоко войдя в плоть. Убрав Цзыдянь, Цзян Чэн освободившейся рукой поймал Лань Хуаня, прижав его к себе, специально надавливая рукой там, где были шрамы. Лань Хуань судорожно выдохнул, не выдержал и застонал.
Их взгляды столкнулись.
— Хва-тит, — произнёс Цзян Чэн по слогам, глядя на Лань Хуаня сверху вниз, так как в обличии демона был выше него, — ты достойно проиграл эту битву, Сичэнь, не усугубляй.
Лань Хуаню от досады хотелось выть. Он продолжал сжимать меч, прожигая Цзян Чэна гневным взглядом.
— Я тебя убью!
— Когда-нибудь, возможно, — Цзян Чэн не списывал со счетов такой вариант развития событий, — но сейчас, когда баланс добра и зла восстановлен, я откланяюсь, так как слишком задержался.
— Я тебя не отпущу! — и снова Лань Хуаня попытался напасть, только не с мечом, а с иглами, зарядив их своей энергией, воткнув Цзян Чэну куда-то под рёбра.
Тот зашипел и наморщился, но и не подумал разжать руки.
— А ты не мог более ласково попросить меня остаться? Злишься из-за ночи, да? Я должен был быть более ласковым в твой первый раз?
И как только Лань Хуань собрался во второй раз воткнуть иглы, но уже Цзян Чэну в глаз, тот опустил руки, ушёл от атаки и, щёлкнув хвостом об воздух, испарился. Лань Хуань промахнулся. Снова.
— Ещё увидимся, — голос Цзян Чэна отразился от стен.
Лань Хуань выронил меч и сам упал на колени, потому что ноги его отказывались держать. Резко подавшись вперёд, он ударил кулаками по каменному полу, кусая губы и не сдерживая себя в гневе.
— Клянусь, как только ты явишься вновь, я убью тебя!
Цзян Чэн, который уже не слышал слов Лань Хуаня, убрался в Ад, чтобы восстановить здесь силы, всё-таки, столько дней в стенах святыни дали о себе знать. Битва была выиграна, но сколько ещё битв впереди, не говоря уже о тысячелетней войне? Цзян Чэн не сомневался, что Лань Хуань найдёт способ стать сильнее. Они ещё скрестят мечи на поле боя. Однако, если опустить политику, обнажённым и стонущим Лань Хуань смотрелся весьма и весьма хорошо. Цзян Чэн вряд ли забудет сей светлый образ.
Так и быть, пару месяцев, чтобы Лань Хуань пришёл в себя, даже можно приказать низшим демонам, чтобы не особо докучали, а потом… потом можно будет снова проявить себя, но в этот раз — никаких гнилых персиков. Есть повод для тяжёлой артиллерии. Цзян Чэн ведь должен показать Лань Хуаню, как это выглядит, когда демон гнева всерьёз ухаживает. Персики — это так, лёгкий флирт.