После ужина и долгого обсуждения насущных дел, было пора расходиться по комнатам. К великому непониманию Астариона, когда они выбирали дом, Тавом было принято решение о том, что спален должно быть именно две, в момент обсуждения это ножом полоснуло по сердцу, но вида он не подал, как всегда прикрывшись очередной маской безразличия и сарказма. «Непостижимо, я предложил ему себя целиком, а он даже в одной комнате спать не хочет!», - думалось среди первой ночи в их доме. Перина взбита идеально, подушки мягче пуха, новые простыни пахнут лотосами посреди хрустального озера, от всего этого тянет умиротворением, но Астарион был взбешен. Ему думалось, что Тав возьмет его еще тогда, на кладбище, возле собственной могилы, но тот лишь сказал — «Давай просто побудем здесь вот так вдвоем», - от такого поворота кто угодно бы опешил. 

Но если быть до конца откровенным с собой, Астарион хотел бы сделать все иначе, не как обычно — не только ради физического удовольствия, а с любовью. Правда сейчас он совсем не представляет как, это наводило тоску и заставляло опускать руки. 

Астарион не рисковал, боясь показаться настойчивым и, возможно, испорченным. Поэтому столь интимную тему он старался не поднимать и спать уходил в свою комнату. 

Этой ночью ему снова снится кошмар: тьма, всепоглощающая, непроглядная тьма не дает увидеть хоть что-нибудь, лишь резкий запах крови бьет в нос, только чья? Касадор изнуряет его голую спину розгами, от чего хлесткие звуки разносятся по безжизненному замку, отражаясь о монументальные колонны и мрачные стены, резонируя с последующими звуками соприкосновения плети о плоть. Рассекается. 

Названные братья и сестры недвижимо перешептываются друг с другом. Звук ударов капель о камень совсем близко, кровь разбивается о мраморный пол бального зала. Холодно. Астариона бесцельно пытают за невинную провинность, за то, что не повел на смерть дитя, в улыбке которого было что-то, что напомнило о прошлой жизни. Того требовал хозяин, а значит он своевольно нарушил приказ. В такой момент понимаешь, что главное в пытке не боль, а время, время, чтобы понять, что все кончено. Вместо жизни остается кошмар. Эльф лежит обездвижено, повержено. Крики не могут вырваться из горла. Когда глаза сумели раскрыться, его голову насильно поднимают, чтобы показать — ребенка все-равно привели и демонстративно убьют у него на глазах, медленно и мучительно, буквально ради забавы. Он не может помочь, он — всего лишь раб. Всхлип. 

Просыпается в своей постели, вскакивая, вокруг все та же умиротворяющая атмосфера, запах лотосов, мягкие покрывала, но в висках колотится кошмар, он никак не покидает, стены гнетуще давят своей чуждостью, ветер врывается в окна, обдувая почти морозным воздухом. Хочется бежать. 

Неужели и сейчас Касадор может достать его своими дьявольскими руками, даже из преисподней, придушить ими, заставить чувствовать себя зверем, загнанным в угол, для которого один выход — смерть от руки хозяина. Астарион смахивает пот со лба, рубашка тоже взмокла, от чего ворвавшийся ночной ветер почувствовался еще кольче, холоднее. 

 

Он бродит по коридору второго этажа, нервно перебирая полы ночной рубашки, от двери до двери, не в силах решиться постучать в ту самую. От этой идеи отталкивало чувство униженности в необходимости тепла другого человека в такие минуты, и то, что Тав уже разделил их на разные комнаты, возможно, намеренно избегая. Астарион заносит руку для того, чтобы постучать, но резко отдергивает ее в нерешительности. Уже решает отступить, но пол скрипит и от услышанного звука он замерает в ужасе. Через секунду дверь сама открывается перед его глазами, он хотел уже было отшутиться и ретироваться, от нахлынувшей неуверенности.

- Я ждал тебя.

Не в силах больше держаться на своих ногах, Астарион нырнул в объятия сонного Тава. Он заводит его к себе, придерживая, не отпуская, закрывает дверь. Они стоят так несколько минут, Тав аккуратно поглаживает, не перемещая рук, касаясь лишь кончиками пальцев, успокаивая. 

 

- Хочешь остаться у меня сегодня? - шепчет едва слышно.

- Да, хочу, - кивнул Астарион.

Тав выпускает его из объятий, в этот момент снова становится холодно и неимоверно одиноко, но тут же он берет за руку и ведет к своей постели. Садится на край, вопрошающе смотрит. Сомнения отступают, затмеваются искренним желанием снова попасть в сладостные объятия. Вампир садится рядом, через секунду они оба оказываются под одеялом, прижимаясь друг к другу. Тав нежно гладит по спине, невинно целует в лоб, ничего не говоря вслух, Астарион льнет к заботливым рукам, упершись в крепкую грудь, переплетает их ноги. Все пахнет так уютно, пахнет им. Успокаивает.

Астарион и сам не заметил как уснул. Кошмар растворился в тепле и беззвучной ласке, подаренными друг другу этим ранним утром. 

 

***

От плотно зашторенных окон уже вовсю доносилось щебетание птиц. Позднее лето в этом году ничуть не уступало своей жарой его разгару. Под тяжелыми пуховыми одеялами становится невыносимо жарко. Уже далеко за полдень и пора отходить от сладостной неги. Астарион потягивается сквозь сон, хочет раскрыться, но что-то тяжелое не дает ему сдвинуться с места, он вздрагивает, распахивает глаза и резко задирает голову, ударяясь ею о подбородок еще секунду назад спящего Тава.

- Ай… - раздается сверху, после чего он потирает подбородок, второй рукой все еще обнимая Астариона. Опускает на него взгляд, улыбаясь. - Как спалось?

Как же неловко! Хотелось провалиться сквозь землю. Впервые за долгое время они проводят ночь вместе и она проходит именно так. Все должно было быть совсем по-другому. Не в силах выпутаться из хватки сильных рук, единственное, что оставалось вампиру, всему горящему от стыда, обратно уткнуться Таву в грудь, спрятавшись под одеялом.

- Не так уж и плохо, - бормочет он в ответ на вопрос.