«Сделай мне больно, я заслужил.
Ты так спокойно точишь ножи.
Пара ударов — я падаю в пол,
Режь меня так, чтоб никто не нашел.
Сделай мне больно или убей,
Я стану слабее, а ты станешь сильней.
Пара ударов — я больше никто,
Все, что осталось, выкинь в окно…»
Samaji
— Дэмиан! Купи мне арахис…
— Какой еще арахис? — восклицает непонимающий Десмонд, стоя над Аней, посапывающей прямо на книжке.
— Который я съела, когда смотрела твои порнофильмы… — вяло, неразборчиво бормочет под нос.
— Порнофильмы?! — удивляется он так громко, что Форджер молниеносно отрывает голову от стола, силком вырванная из сновидения.
Твою ж мать. Неужели я опять?..
Поняв, какую чушь только что несла, девочка-с-миссией стремительно заливается краской, затем суматошно оглядывается по сторонам. В библиотеке ведь до сих пор никого нет?
— Успокойся, здесь только мы, — не выдерживает Дэмиан.
Только мы.
Аня облегченно вздыхает. Повисает пауза, которую Дэмиану очень хочется прервать.
— Какие еще порнофильмы? — повторяет с опаской, округлив глаза.
— А-а-а, мне сон дурацкий приснился, — сбивчиво тараторит Аня, придумывая на ходу оправдание. — Ты попросил меня спрятать твои диски с порнофильмами, чтобы профессор Хендерсон не нашел их и не наградил тебя «молнией». Я спрятала, а потом отдала.
Поверил. Поверил ведь?!
— Нет у меня никаких порнофильмов!
Действительно, зачем они тебе с твоим воображением?
— А почему нет? — глупо спрашивает Аня, пытаясь передать эстафету смущения. — Бекки говорит, у всех мальчиков они есть.
— Нет, не у всех! — Дэмиан злится, краснея до кончиков ушей. — И вообще, зачем ты их смотрела?!
— Ну, в моем сне ты сказал мне ни за что этого не делать…
— Ясно, этого достаточно для объяснения, — согласно ворчит он и охреневающе прибавляет: — Ну у тебя и фантазии, Форджер!
Да-да, кто бы говорил.
— Эх, по-моему, я уже достаточно поготовилась на сегодня…
— Это я готовился, а ты смотрела порнофильмы во сне! — его возмущение уже больше походит на беззлобный подкол. — Кстати, о чем они были?.. — добавляет с лукавой ухмылкой.
— О том, как я бегаю голая по стадиону, — усмехается Аня.
Дэмиана переклинивает. Спонтанный приступ гнева срывается с напряженных губ:
— В реальности такого никогда не будет, ясно тебе?!
Его гримаса пылает эмоциональным безумием, возразишь — все здесь нахер сожжет.
«Ты что, указывать мне будешь?» — хочется дерзнуть в ответ, но вместо этого Форджер примирительно говорит:
— Ладно, ладно, не будет… Ведь имперской ученице не пристало такое недостойное поведение.
— Имперской?
— Конечно. Помнишь, что я говорила тебе несколько лет назад? Я получу восьмую «стеллу» вместе с тобой, — произносит с приторной улыбкой, затем осекается, поняв роковую ошибку.
* * *
Так действительно было. Помешательство Дэмиана на «стеллах» после выпуска старшего брата, маниакальное желание сделать так, чтоб отец не пропустил следующее собрание, затем — разочарование в себе, в мире, нервные срывы и «тонитры» за частые прогулы. Тревога, растущая в экспоненциальной прогрессии от каждого мотивирующего «Соберись, Десмонд, просто сделай это» и следующего за ним:
«Вырывай из себя всю депрессивную херню, мучайся от боли, но терпи. Только так ты перестанешь быть сраным чмом. Иначе ты не заслуживаешь любви своего отца и не достоин даже считать себя его сыном. Десмонды — семья победителей».
Если б ты перестал так себя корить, всего бы добился.
Тогда-то Аня и увидела в его состоянии подходящий момент для сближения. Потерянный, разбитый мальчик, которого она морально поддержала, сказала нужные слова, которые никто не мог сказать. Те, что реально мотивируют на свершения, а не создают глупую иллюзию, схлопывающуюся через пять минут. Обычно подобные советы — мусор, сказанный теми, кто сам не знает, как выбраться. Аня тоже не выбралась. Аня знает не больше всех любителей повторять «just do it», так и не превративших мечты в достижимые цели.
Но уже тогда Аня безусловно умела две вещи: убеждать и врать.
Как результат — будущая Тень наконец втерлась в доверие мальчика, который слишком рано перестал верить в искренность людей, проявляющих к нему интерес. Сподвигла Дэмиана бороться дальше за «стеллы», которые ему — именно ему — не факт, что нужны, и пообещала пройти звездный путь вместе с ним.
А потом — первое в жизни убийство, сломавшее всё ее собственным пинком под зад. Судьба выстрелила сигнальным пистолетом — пришло время трудной дороги по тонкой границе между «до» и «после», а куда вела эта дорога — не знал даже черт. Неизбежный переломный момент рано или поздно бы наступил, но разве можно к нему подготовиться? Только если ты сверх-не-человек, а Аня… Слабая просто-девчонка безнадежно погрузилась в собственные загоны, любые ее попытки выбраться долго были не взлетом после падения, а всплытием упертого, своевольного дерьма, которое сопротивлялось всеми силами карающей руке правосудия — вернее, ручке сливного бачка. Как следствие, становление — и нет, пока далеко не на путь истинный, чертова спасительница Аня стала настоящей сукой. Грубость за грубостью срывалась с ее уст в ответ на попытки Дэмиана что-то узнать, чтоб точно так же ее поддержать. Как же сильно он беспокоился, как же сильно хотел вытащить ее из личного, ни разу не понятного ему ада. И как же тошно было от осознания, насколько доброго, пусть только с ней, человека нужно предать, чтоб не суициднуться от невыносимого самоистязания. Жестокий, абсурдный выбор, от чего, Анечка, ты станешь меньшей мразью, запустил неконтролируемый процесс морального разрушения. Тогда она, мелкая тринадцатилетка, играющая в недетские игры и проигравшая смысл жизни, выкинула из тупой башки рассудительность, действуя по приказу паникующего сердца. Вопрос за вопросом как проявление лучшего, что есть в Дэмиане, побуждал нездоровое рвение отдалиться, пока не стало слишком поздно, пока истощенная Форджер еще способна воткнуть нож ему в спину. Однако это оказалось тоже слишком импульсивно, глупо и бесполезно.
Для члена семьи Десмондов он «возился» с ней слишком долго, но в итоге не выдержал. Кажется, в тот день она сказала, что его жалкое нытье недолюбленного ребенка — херня по сравнению с ее проблемами. Да, вот так по-ублюдски обесценила сильнейшие переживания, которые он доверил ей.
— Да пошла ты, Форджер! — Дэмиан едва ли не плакал от осознания: Аня переступила черту, значит он обязан навсегда разорвать токсичную связь. Пофиг, что дружескую, фатально, что с любовью всей жизни. — Я пытался тебя поддержать, но, если так хочешь, сиди в полной заднице и ничего не делай, чтобы выбраться, мне плевать!
Последнее слово моментально отрезвило после нескольких месяцев страданий без просыха. Ее охватила жуткая злость — как тогда казалось, на Дэмиана. Ведь это он виноват в том, что, будучи необходимым для миссии, стал таким необходимым для нее лично.
— И мне на тебя плевать, второй сын, — выплюнула она на эмоциях, стараясь в отместку задеть побольнее.
В тринадцать лет Форджер уже прекрасно понимала, что для Дэмиана значит это прозвище. Она поступила как мелкая дрянь и очень жестоким способом поставила точку в их отношениях.
Впрочем, у Ани всегда были проблемы с пунктуацией.
Конечно, уже позже она раскаивалась, очень раскаивалась, объясняла, мол, все выпады — из-за боязни отцовского разочарования, ведь для Дэмиана это — лучшее оправдание из возможных. Без уточнения причины вышло бы не такой уж и ложью, но она уточняла, а потому снова врала и врала. Когда извинялась, тоже врала и, с облегчением услышав «Хорошо, давай забудем» от влюбленного и оттого дико уязвимого человека, попыталась, чтоб было как раньше, но…
Разумеется, есть гребаное «но», которое все перечеркнуло. Убедить себя, что забыл, еще хуже, чем по-честному помнить.
* * *
Какая же дура.
Коря себя, девочка-эспер не может даже «подключиться» к чужим мыслям — ошибка связи, соединение занято локальным самобичеванием.
— Да. Я никогда не забуду, — слишком серьезно, слишком с чувством говорит Дэмиан, выдергивая ее в реальность, в которой — его печальные глаза и ее вина, долбаная вина.
Не забудешь что?
Аня замирает, увидев во взгляде Десмонда того потерянного ребенка, чье доверие — глупая птица-феникс. Боится уловить вспышки флешбеков в его голове, но без них, сука, никак, ее «мне плевать на тебя», сказанное до тошноты жестоко — оно реально так и звучало?! Лучше б она и не пыталась наладить телепатическую связь. Прости, прости, умоляю, это была неправильная я, сейчас я…
…сдержу в себе любой ад, чтобы обманывать тебя мягче.
— Мы справимся, Дэмиан, — уверенно заявляет Форджер, будто между ними сейчас вовсе нет никакой невербальной трагикомедии.
Обещаю, я справлюсь с тем, чтобы снова тебя предать.
* * *
Поработала Аня так себе, но школа скоро закрывается, а потому нужно возвращаться в общежитие.
— Идем? — говорит Дэмиану, кладя вещи в сумку. Сам он уже собрался — наверное, зашел проведать, как решил покинуть библиотеку.
Десмонд согласно кивает, после чего оба направляются к выходу.
Они молча покидают школу, синхронно шагают по темной улице, не смотря друг на друга. У них не получается разговаривать на нормальные темы после того самого случая, и Аня чувствует себя рядом немного некомфортно, однако, разделяя путь вместе с ним — в каком бы ни было смысле — Форджер понимает, как скучала по этому.
Прохладный свежий воздух, темно-синее небо, украшенное крупными звездами. Так, как тебе нравится, правда, Дэмиан?
«Придурок, поговори с ней хоть о чем-нибудь», — ругает себя Десмонд, вместо того, чтобы наслаждаться, вдыхая кислород полной грудью. Ему неловко от их молчания, но Аня не знает, что сказать. Даже поговорить о любимой погоде — значит напомнить о той до слез милой атмосфере «до», которая умерла, унесши с собой частички светлого в их душах. Напомнить о том, как именно умерла.
Молчаливая парочка заходит в общежитие.
— Как твоя тренировка? — первое, что приходит на ум, помимо учебы.
Спортивная гордость школы. Капитан команды. Напряжение внутри Дэмиана, которое он «выплескивает» вместе с пролитым потом в футбольном клубе, привело его к первому месту хотя бы в физкультуре.
— Вратарь опять пропускал мячи.
— Отлично, Десмонд!
— Что же тут отличного?
— Так ведь нападающий — ты, — Аня довольно улыбается. — Молодец!
От ее похвалы Дэмиан чувствует душевный подъем, однако и дальше продолжает ворчать.
— Я еще и капитан команды, которую легко разгромить. Это звучит хуже, — Дэмиан часто себя критикует, но редко — вслух. — Кроме меня и Уоткинса сильных игроков нет, а Билл меня ненавидит за то, что капитан — я, а не он.
— Ха, а чего ненавидеть-то, если он совсем не подходит для этой роли? Билл тупой и его не уважают, в отличие от тебя.
Так смачно льстит и не краснеет — в отличие от Дэмиана. Для него это звучит как дешевое подлизывание… от любой девчонки, кроме любимой Анечки.
Я — это другое, ведь правда, мой милый мальчик?
— Меня тоже перестанут уважать, если я не наберу девяносто пять баллов по трем предметам, — говорит он тревожно. Откровенничает с ней, как тогда. Вновь хочет открыться. — Ребята из команды, оказывается, тоже поставили на меня — говорят, мол, ты капитан, мы верим в тебя. Я знаю, что ничем не обязан ни им, ни кому-либо еще, но от их разочарования меня это не спасет.
«И ты, Аня, первая, кого я боюсь разочаровать, — добавляет он в мыслях. — Я в полной жопе».
Ты абсолютно прав. Спасибо, что снова пытаешься поделиться со мной переживаниями. Делаешь сам себя легкой добычей. Я докажу тебе, что изменилась и теперь достойна доверия. А потом, конечно же…
Аня выдергивает себя из угнетающих размышлений. Дэмиан тоже пытается не думать о больном.
— Значит нужно поднапрячься, — сухо констатирует она, ни разу не успокаивающе. — Жизнь офигеть как несправедлива, — прибавляет с искренним пониманием, поднимаясь по лестнице, где им скоро придется разойтись.
Как же, черт возьми, Аня и Дэмиан схожи в хронической тревоге за душой, сдавливающей глотку, делающей ментальное удушение привычным чувством.
— Иногда приходится рвать задницу, только чтоб угодить другим. Тупо потому, что все эти дурачки тебе дороги. — Она завершает речь, останавливаясь перед дверью на второй этаж — там, где комната Дэмиана.
Тот стоит перед дверью, лицом к Ане, в котором — явное нежелание вот так расставаться.
— Ладно, мне пора, — говорит обреченно.
— Не уходи, — внезапно срывается с Аниных губ.
— А?
Форджер впечатывает руку в стену рядом с его головой — любое ее проявление близости выглядит как отчаянный жест.
— Останься со мной, — настаивает.
Дэмиан слегка в шоке от позы, в которой Аня то ли просит, то ли требует, и отнюдь не слегка — смущен.
— Я… собирался пойти в свою комнату, — нервно проговаривает он, беглым взглядом пробегая по ее руке, близость которой к виску ощущается как-то угрожающе.
«Идиот, она знает, куда ты идешь. По-нормальному пригласить никак?! И хватит теряться, когда она прижимает тебя к стенке, тебе ведь самому это в кайф».
В кайф, значит. Стоп. Тебе реально это нравится?
— Я пойду с тобой! — заявляет Аня с показной смелостью, как можно быстрее, пока не успела раскраснеться от его мысленного откровения и запороть все оторопью в голосе.
— С-со мной? В мою комнату? — произносит он медленно, этого времени хватает, чтоб выдохнуть и морально встряхнуться.
— Ну да… — получается даже говорить спокойным голосом, определенно прогресс! — У вас, богатеев, более роскошные кровати? Если так, то посплю в твоей.
«И как, сука, я должен это понимать?!»
Форджер поднимает взгляд на Дэмиана и тут же осознает, что не так в ее словах.
— С чего ты решила, что я пущу тебя в свою постель? Где я буду спать? — теряется тот.
«Пущу в свою постель… Естественно пустишь, кретин. Ничего более адекватного не мог придумать? Хорошо, что она скорее всего поймет эту фразу в пристойном варианте».
Ну да, теперь-то конечно.
— Ой, да я чуть-чуть посплю, просто чтобы ощутить, так скажем, всем телом богатую жизнь, а потом к себе пойду, — тараторит, пытаясь показать, мол, все нормально, расслабься, ни о чем эта наивная Анечка не догадывается. — Ты можешь книжку пока почитать, все равно раньше двух ночи не засыпаешь.
— Откуда ты, черт подери, знаешь?!
Дерьмо.
Знает, потому что и сама иногда не может уснуть, пока его фантазии не дойдут до логического завершения… Хреновая причина, чтоб оправдаться.
— Ты сам только что сказал, — искренне врет. — Я просто предположила, а ты так явственно подтвердил. Идем?
Аня отрывает ладонь от стены, берет Десмонда за руку и уверенно тянет в коридор второго этажа. Ее робкий мальчик, молча охреневая, идет за ней.
То, чем забита сейчас его голова, вгоняет в краску, но Аня не собирается менять планы. Она лишь хочет научиться не краснеть, ведь шпионке нельзя вызывать подозрения.