Она стояла в приглушённо освещённом коридоре женской уборной, слыша громкий шум напора воды, яростно отбивающегося ото дна чёрной раковины, вторя ритму чего-то отчаянно толкающегося внутри неё. Люмин казалось, что в последний раз она вздохнула тогда, когда сидела за столиком номер тринадцать, привычно глядя в окно.

      Тогда, пять минут назад, ей хотелось сказать Кадзухе что-то ещё, что-то кроме банального «спасибо». Но она не успела, и даже не поняла, от чего и как он так быстро куда-то ушёл после того, как угостил её «Рассветом». И тогда она, всё ещё удивлённо хлопая глазами, обратила свой взгляд к окну – верному товарищу и преданному другу.

      Где бы она ни была. В шикарном ресторане с неповторимым интерьером и декором, шепчущим тебе о том, что стоит пару сотен тысяч моры. В последнем рейсовом автобусе, держащим путь из Ли Юэ к её дому в Лухуа, что в пригороде мегаполиса. В большой светлой аудитории её университета, напоминающей амфитеатр. Она всегда выберет место у окна. Мир по ту сторону стекла с маленькими разводами от капель дождя совершенно не менялся. Но так Люмин казалось – она разгадывает его тайны.

      И этот момент не был исключением. Ведь так клубок беспокойных мыслей распутывать куда легче. Сложив руки на столе, она искала нужные слова, будто иголку в стоге сена. Имела ли она право принимать его подарок? Ведь, технически, у неё есть парень. Это неправильно. Но ей так не казалось в тот момент, когда она смотрела, как он своей бледной рукой с выразительными венами на ней наливает вино в её полупрозрачный бокал.

      Узнай он о том, что у неё кто-то есть, Кадзуха посчитал бы её не то, что невежливой, а человеком куда похуже. Она уверена в этом. Она определённо осуждала себя. Ведь официант с бунтарской красной прядью в светлых волосах не мог быть просто-напросто учтивым и добрым с ней. Ей точно не показалось. Это определённо также сделало её счастливей.

      Солнце любило красивые прощания. Оно протяжно разливало по синему небу алую краску, добавляя свои любимые жёлтый и розовый на края пушистых рваных облаков. В этот день закатное небо завораживало. Люмин видела, как люди восторженно останавливались и фотографировали его, заключая этот момент в галерее смартфона. Если бы только у неё был с собой фотоаппарат…

      Впрочем, мобильный телефон – тоже неплохо. Когда в жизни замечаешь мелочи, которые тебя вдохновляют, то его камера нужна как никогда. Люмин хотела запомнить этот момент. Этот красный закат, как и чьи-то глаза. Она подставила смартфон ближе к окну, находя идеальный ракурс. И тогда, глядя на вечерний пейзаж городской улицы через экран, она увидела его.

      И в этот момент она ощутила, будто её мир за секунду сжался в одну маленькую точку. Потому что Тарталья, похоже, прямо сейчас направлялся сюда. К ней, держа в охапку огромный букет красных роз.

      И теперь, стоя здесь, глядя в намытое до блеска широкое зеркало, она пыталась понять, откуда взялась эта беспричинная паника. Откуда эти красные пятна на её лице, и почему задрожали пальцы на руках.

      Хотелось отвернуться от самой себя. Заметив сбоку наверху маленькое окно, ей в голову пришла безумная мысль. Возможно, она посетила её даже раньше, когда Люмин резко встала, не забыв прихватить с собой маленькую сумку, и быстро зашагала в сторону уборной, громко отстукивая по паркету тяжёлыми каблуками.

      Вот только пальто она с собой не взяла, а на улице ужасно холодно. Но даже тут, в тёплом помещении с ароматом цветочного освежителя воздуха, её морозило.

      — Это ненормально, — пробубнила она себе под нос, горько усмехнувшись. Тогда открылась дверь уборной, и в комнату вошла милая девушка в платье с цветочным принтом. Она хотела немного поправить макияж.

      Точно. У Люмин же с собой косметичка. И в ней хранилась одна из вещей, что невероятно нужна прямо сейчас. Умывшись холодной водой, смыв немного расплывшуюся тушь и красный оттенок с губ, она скрыла красноту вокруг глаз лёгким спасительным консилером.

      Странно поглядывая на неё, девушка хотела было что-то спросить. Но Люмин уже успела натянуть на себя счастливую маску, встречая её взгляд и как бы отвечая, что всё совершенно в порядке. Случайная незнакомка, вздохнув, вскоре покинула уборную.

      Это подсказало Люмин, что нельзя оставаться здесь вечно, как того хотелось. Об этом также услужливо напомнил её телефон, вибрацией оповещая свою хозяйку о том, что ей кто-то звонит.

      Вглядываясь в слово «Любимый» на экране, она устало оперлась боком о холодную плитку стен. Люмин не решалась нажать ни на зелёную, ни на красную иконку, и просто ждала, когда звонок прекратится, вглядываясь в буквы, которые когда-то счастливо набирала.

      Стало ужасно стыдно. И когда на экране показался пропущенный, ей в голову вдруг залез один странный вопрос.

      «Стыдно перед кем?»

       В этот момент в её голове среди запутанных мыслей всплыл образ парня с красными глазами, смотрящими в её золотистые так по-доброму. Через секунду его волосы становились рыжими, ещё через секунду – синели глаза. После – появлялась красная прядь.

      Вновь красные глаза. Светлые волосы. Рыжие. Снова и снова.

      Что теперь будет?

      Не понимала. Но Люмин знала одно. Оставаться дольше в коридоре женской уборной было бы слишком эгоистично. Шумно выдохнув и кивнув самой себе, Люмин решила вернуться к тринадцатому столику.

      Медленно проходя по длинному залу, оглядываясь по сторонам, взглядом она искала своего официанта, одновременно боясь увидеть его осуждающий взгляд. Люмин делала вид, что детали интерьера «Вина и охотника» невероятно интересны. Впрочем, отчасти это и правда, ведь, как будущего дизайнера, лепнины на высоких стенах и правда интересовали её. Но даже так её путь вскоре был окончен.

      Когда Люмин подошла к своему столику, кое-кто высокий и рыжий в элегантном сером костюме встал с её кресла, оторвавшись от экрана своего любимого смартфона.

      — Здравствуй, Люмин. Не рада меня видеть? — улыбнулся Тарталья, но спросил беспокойно, когда близко подошёл к ней и положил широкую холодную ладонь на её обнажённое плечо, отчего у неё вновь пошли мурашки.

      — Вовсе нет, это не так, — как можно спокойнее ответила она, убрав телефон и сумку, чтобы ненароком не уронить их из трясущихся рук, на стол, где лежал букет красных роз. Она не понимала, рада ли. Но и зла не была. Всё, что она знала, это то, что чувство страха выглядит так, как её отражение в зеркале пару минут назад. — Я просто не ожидала, что ты придёшь. И мне… холодно.

      — Ох, понял. Извини, — убрал он руку, но не увеличил расстояние между ними. — Я же написал, что приду, не увидела? И знаю, я всегда заставляю свою леди ждать, — сказал он чуть тише эти слова, наклонившись и оставив привычный поцелуй на её щеке.

      Когда что-то разбивается, раздаётся характерный громкий звук. Если это посуда, то избавиться от осколков легко. Если это окно – ситуация сложнее. Если это сердце, то осколков не видно.

      Сердце может разбиться мгновенно и человек сразу почувствует, как осколки безжалостным взрывом уничтожают его изнутри. Но бывает и так, что сначала появляются трещины, и осколки опадают незаметно, а человек чувствует что-то маленькое и острое только тогда, когда об это поранится.

      Первый незнакомый осколок в своей душе Люмин нашла, когда он впервые опоздал на их свидание в кино. Он сказал тогда, что задержится на работе, и чтобы она всё равно шла смотреть фильм.

      «Там ещё рекламы на пятнадцать минут».

      Но он всё не приходил. Она успела себя накрутить, совершенно не осмысливая, что происходит на экране, представляя что-то страшное, доводящее до слёз. Но он вскоре пришёл с ведром сырного попкорна, хоть и позже, чем она того ожидала, и извинился перед ней мягким шёпотом. Когда он присел рядом с ней и надёжно взял её руку в свою, только тогда она, наконец, успокоилась.

      Если снова вспомнить о посуде, то произошёл и такой момент.

      Тарталья не понимал, почему ей так нравились эти кружки с кучей сердечек и простыми надписями «Без него – никак» и «Без неё – никак», которые Люмин подарила ему. Ведь у него имелась парочка отличных сервизов. В этом огромном мире существует бессчётное количество уникальных изделий, с любовью сотворённых руками умелых мастеров. У этих же кружек простая форма, печать и картинка, какую с лёгкостью можно найти в интернете. Но Тарталья всё равно пил свой любимый кофе из той чашки, чем вызывал у неё искреннюю улыбку.

      Похожий осколок она нашла тогда, когда эта кружка разбилась. И он, пожав плечами и прибравшись, взял чашку из белого фарфора, снова непринуждённо готовя двойной капучино.

      Первые яркие краски на белом листе их отношений появились в тот день, когда они познакомились. Драгоценные воспоминания того путешествия, навсегда запечатлённые благодаря её зеркальному фотоаппарату, надёжно хранились в памяти её белого ноутбука.

      Окрылённые, уверяясь всё больше, что друг для друга созданы, их отношения быстро развивались, и Люмин вскоре переехала к нему.

      Молодой перспективный парень быстро строил успешную карьеру, так что его работа в Министерстве иностранных дел отнимала у него много времени. И тогда казалось, что переезд – это выход.

      Это была его первая командировка. Её первое одиночное путешествие. А их счастливые билеты на тот рейсовый поезд лежали у неё дома на полке рядом с большой вазой, в которой часто появлялись цветы.

      Это всегда были красные розы. И их всегда было много. Слишком.

      Конфетно-букетный период не прекратился даже тогда, когда они стали жить вместе. Это, конечно, радовало Люмин. Но как же всегда выматывало после ухаживать за бедными цветами, подрезая их и распихивая по свободным вазам и банкам, вычитывая в интернете очередной совет о том, что нужно сделать, чтобы розы не завяли слишком быстро.

      Говорила ли она ему об этом? Боялась обидеть, тщательно подбирала слова, но Люмин однажды сказала всё как есть. И это был первый и последний раз.

      .

       — Ничего не могу с собой поделать. Только множество красных роз отражает всё то, что я к тебе чувствую, — отвечал он, мило усмехаясь, замечая её покрасневшие щеки и невольную улыбку.

      «Как можно отвергнуть тогда их?» — примерно так думала она тогда, царапаясь о шипы, которые уставший флорист пропустил, остригая другие. Она вновь находила маленькие осколки. Эти были похожи на шипы.

      Она ранилась о них всё чаще и чаще.

      — Так коротко, — сказал он, сидя напротив, немигающим взглядом смотря на неё, наконец обращая внимание на то, что привычных длинных, светлых волос больше нет. Она не проявила к ним ни капли жалости.

      — Да… наверное, — тише проговорила Люмин, смотря куда-то в сторону, отпивая из бокала, в котором почти ничего не осталось. Но едва уловимый вишнёвый вкус «Цветочного на утёсе» всё ещё чувствовался на холодных стенках стеклянного бокала в том месте, где она оставила отпечаток своей помады.

      Она хотела бы повторить заказ.

      — Понятно, — выдохнул он, так и не поймав её взгляд. — Не расстраивайся. Волосы всегда можно нарастить.

      Даже приняв окончательное решение, которое должно изменить его будущее, человек может всё ещё сомневаться в нём, особенно находясь рядом с тем, кого это решение напрямую касается. В конце концов, нет чего-то определённо правильного или неправильного. Будущее и планы хитрой Судьбы не знает никто.

      Но Люмин нашла очередной осколок прямо сейчас.

      — А если мне нравится? — всё-таки решила она встретить его пристальный взгляд.

      — Леди, я слишком хорошо тебя знаю, — усмехнулся он, не разрывая с ней зрительного контакта и неосознанно поглаживая корпус своего смартфона. — Ты до боли в сердце любишь свои длинные волосы, а дома в ванной комнате на полках стояли все эти твои безумно любимые баночки. «Рэнью» кокосовое увлажнение, «Что-то на сумерском» с ароматом шоколада, какая-то маска с перцем для роста волос… — стал отсчитывать Тарталья на пальцах «баночки», что видел чаще всего на полке у зеркала.

      И это правда. Она любила свои волосы. Она привыкла к своим длинным волнистым локонам, блестящим в свете солнца.

      Люмин привыкла к запаху его дорогого парфюма и аромату кофе по утрам. Привыкла, что он постоянно опаздывает. Что он дарит ей розы. К сырному вкусу ставших привычными блюд. Что из окон его квартиры открывается потрясающий вид на Ли Юэ.

      Что он называет её «леди».

      Жители этого города привыкли к долгим рассветам, что утреннее солнце встаёт из горизонта, освещая тёмно-синий океан. Закатное же солнце обычно быстро скрывалось за изогнутыми крышами высоких зданий, а после и за величественными горами, оставляя всю работу краскам, что оно разливало по небесному холсту.

      «Вино». Она посмотрела на бокал, наполовину заполненный красным «Рассветом».

      Судьба услышала её, и, посмеиваясь, провела парочку официанток мимо тринадцатого столика, которые как раз в этот момент упомянули то, что Кадзуха всё перепутал и отнёс «Рассвет» не той девушке.

      Как хорошо, что Тарталья как раз отвлёкся на сообщение, что пришло в его телефоне, оповещая об этом привычным пикающим звуком. Как хорошо, что он не заметил и то, как виновато Люмин опустила глаза.

      — Я не дурак, Люмин, — вскоре сложил он руки перед собой на столе, отложив смартфон в сторону. — Что-то случилось. Не хочешь мне ничего сказать?

      Казалось, её рот на надёжном замке. А код она забыла. Забыла, как дышать, как говорить. Почему существует здесь и сейчас. Решив не дожидаться ответа, он снова с ней заговорил.

      — К слову, Люмин, я смотрю, вино тебе стало слишком по вкусу, — читает он обёртку «Рассвета». — Выбрала ты, конечно, что-то неожиданное на этот раз. Я бы выпил с тобой бокальчик, но сегодня у меня самолёт, так что я пасс. Кстати, где прохлаждается этот официант с моим апельсиновым соком? — обернулся он в сторону просторного большого зала, взглядом пытаясь найти паренька с немного растрёпанными волосами.

      — А ты же был в командировке? Я поэтому и не думала, что ты можешь прийти, — спросила она беспокойно.

      — Да. Нужно было вернуться за некоторыми документами, — вновь обернулся он к ней. А после решительно посмотрел в её глаза.

      Казалось, ей и правда стало холодно. Будто она оказалась на дне синего, ледяного океана.

      Но даже так, всегда есть шанс спастись. Она решила это пару дней назад, и успела набрать побольше кислорода в лёгкие.

      — Я сначала заехал домой, — становился он серьёзнее. — Всех этих «баночек» больше нет. Твоих вещей нет. И я понимаю, почему. Если честно, не думал, что всё пройдёт так.

      И тогда до неё дошло, как это было жестоко.

      — Послушай, — выдохнула она, снова замолкая и пряча взгляд в поверхность стола.

      — Что? Я всё понял без слов. Но знаешь, слова всё-таки мне нужны.

      — Подожди, — осознание вдруг прошибло, будто током. Всё это время находила осколки не только она. А после Люмин вопросительно взглянула на него. — Ты думал о расставании?

      Вьющиеся вокруг ароматы изысканных блюд и вин вдруг стали слишком навязчивыми. Тихий блюз из колонок – слишком громким. Звон бокалов резал слух. Кадзуха направлялся прямо сюда, смотря ровно перед собой. И тогда Тарталья повернулся, проследив за тем, куда она вдруг посмотрела.

      — О, а вот и пропажа, — ухмыльнулся он, приподняв одну бровь. — Только вот без моего сока. М-да, а мне коллеги говорили, что персонал тут на все десять из десяти.

      Но Кадзуха и бровью не повёл, пройдя мимо их столика.

      — Молодой человек, а… Эй, что за игнорирование? — раздражённо сказал Тарталья. — Мне даже интересно, этот фрик догадается подойти к нам, если я буду сверлить его взглядом?

      Люмин почти уверена: если бы она сейчас не сидела к нему спиной, он бы всё равно на неё не взглянул. И даже презрительный острый взгляд Тартальи ему безразличен. Она слышала его спокойный голос, когда он болтал с гостями за соседним столиком. Похоже, они друзья. И вдруг ей показалась, что он им о чём-то соврал.

      Она уверилась в этом, когда за соседним столиком заговорили о том, что Кадзуха показался им не таким, как выглядел обычно. Убедилась окончательно, когда высокий официант с красной бабочкой на шее и отдающими солнечной рыжиной волосами, завязанными в низкий хвост, попросил прощения и сказал, что их официантом теперь будет он. Если бы не бурлящие в голове мысли о том, как она всех разочаровала, то Люмин бы подумала о том, что кого-то Тома (как написано на его бейджике) ей напоминает.

      Она сама оплатит это чёртово вино. Она не знает, в какой именно момент это решила, но эта чёткая мысль сразу показалась ей такой правильной. И то, что больше Кадзуха не приближался к тринадцатому столику и не смотрел в её сторону, говорило ей о том, что ему от неё ничего не нужно. Объяснений, извинений, её виноватого вида.

      Всё это время она не решалась сказать ни слова, как и Тарталья. Они не мешали друг другу собираться с мыслями, выбирая для себя что-то из меню.

      Но скоро у него самолёт. Время не вечное.

      Юность – это время силы и желаний. Время, когда не боишься пробовать новое и прощаться со старым. Тратить её неудержимое мгновение на то, что больше для тебя не имеет смысла, – одна из самых частых ошибок. Ведь осознание, бывает, приходит слишком поздно.

      Но им повезло. Юность находилась прямо сейчас в их руках.

       И тогда она вспомнила, чего она желала, и почему оказалась здесь и сейчас, с бокалом красного дорогущего «Рассвета».

      Богатый согревающий вкус выдержанного вина взбодрил, казалось, само её существо. Цветочным ароматом алкоголя дышать оказалось легче, чем воздухом, в котором витало почти электрическое напряжение.

      Тогда она услышала чьи-то слова.

      — … Инадзума! — ей вдруг подумалось, что он из этих краёв, когда она за секунду промотала в голове недавний разговор с Кадзухой. И заметив его поднятую руку, она невольно улыбнулась. И тогда он нашёл её взгляд и почему-то улыбнулся тоже.

      «Странный он», — подумала она. На месте Кадзухи она даже смотреть бы не могла в свою сторону.

      Когда музыканты заиграли о чём-то печальном, она решила, что тот самый момент настал. Она скажет то, что должна была сказать уже давно. И приглушённо проговорила, что не видит их общего будущего.

      — Понял, — кивнул он, глубоко вздохнув.

      — Прости, — сжала она края платья.

      — Выходит, хоть в чём-то мы с тобой сошлись, да?

      В их отношениях никогда не было криков и громких ссор. И откровенных разговоров по душам. И времени только вдвоём, которого ей так всегда не хватало. Безумная первая любовь прошла, оставив жаркий яркий след на обоих сердцах. Но даже вечный огонь может погаснуть, если за ним не присматривать.

      Ей хотелось бы сказать, что он замечательный человек. Что есть где-то рядом девушка, которая будет рада каждому проведённому моменту вместе, и она не будет печально только и думать о том, что скоро этот момент пройдёт. Она непременно будет в восторге от огромных букетов красных роз. И она готова будет познакомиться с его семьёй, улетя с ним на край света.

      Почему так трудно всё это сказать?

      Именно сейчас она поняла, как будет скучать по нему и его квартире, что стала для неё домом почти на целый год. А она так безразлично собирала свои вещи в коробки.

      Она всё, всё делала неправильно. Виноват был не только он. Так кричало что-то внутри неё. Как же эгоистично было думать, что дело только в нём.

      За прошедший год она делала множество ошибок. Она выбирала промолчать. Выбирала скучать.

      Ведь без него – было никак.

      «Так сделай же хотя бы один правильный выбор».

      И они разговорились под звуки живой музыки, наконец делясь тем, что тревожило так давно. Стук по барабанам шёл в унисон с их сердцами, разбитыми на множества режущих осколков. Прямо сейчас, вместе с Тартальей, она зажгла маленький огонёк, который осветил темноту, где осколки, наконец, стали видны. Они смеялись и грустили, держа друг друга за руки, под печальные и радостные ритмы рока.

      Когда музыканты объявили, что они заканчивают, Тарталья резко встал и быстро пошёл в сторону сцены. Он попросил, чтобы они сыграли её любимую песню.

      — Эй, — вернулся он к ней. — Как на счёт прощального танца?

      Всегда такие тёплые объятия были нужны ей как никогда. Этот медленный танец необходим им, как воздух, что кончается в лёгких. Его надёжные руки привычно поглаживали её по спине. Её нос привычно утыкался ему в грудь. Закрыв глаза, она подумала о том, что рада. Рада, что они наконец-то поговорили, как друзья.

      — Что бы не случилось, я всегда буду твоим другом, — прошептал он ей под прощальные аплодисменты, когда она опустила руки. — Хочешь домой? Я вызову тебе такси.

      Кивок.

      — Хорошо, — разомкнул он объятия и подозвал какого-то официанта, чтобы он их рассчитал. Тогда подошёл Ка Мин.

      — Молодой человек, нам раздельный счёт, пожалуйста, — сказала она вдруг громко.

      — Не переживай об этом, леди, считай это моим прощальным подарком, — остановил он её, приподняв ладонь.

      «В том-то и дело».

      Она хотя бы в силах разделить с ним счёт. Она просто должна. Поняв её по-своему, Тарталья пожал плечами и согласился. Оплатив по своему чеку и оставив официанту чаевые, он встал.

      — Я ушёл, Люмин. Напиши, как доберёшься к себе.

      Казалось, прошла всего минута. Сколько на самом деле – она не знает. Но Люмин очнулась только тогда, когда услышала звук льющегося вина так близко. Она просила же не доливать… И тогда она увидела, что это он. Официант, который, казалось, проклинал её на чём свет стоял, улыбается ей. И что-то говорит про то, что сам оплатит вино. Почему? Она же, чёрт возьми, подставила его. Почему он продолжает быть таким добрым?

      И почему он задал этот странный вопрос?

      Кто он? Тарталья сказал, что всегда будет её другом, но она не знала, что теперь сможет их связывать, кроме прошлого. Всё, что сейчас было перед глазами, что хранило его частичку, это ярко-красные розы, что стояли в вазе на столике под номером тринадцать.

      И тогда, на выдохе, слова вырвались сами собой.

       — Знаете, я не люблю красные розы.

      Это был не тот ответ, что Кадзуха ждал. Впрочем, он боялся, что в худшем случае она скажет, что это не его дело. Было не по себе, что Люмин хочет уйти вот так. Теперь он заметил, какой печальной она выглядела. И тогда он спросил, тоже кинув взгляд на красные розы.

      — А какие любимые?

      — Лилии. А Ваши?

      — Мои? — удивлённо он хлопнул глазами, возвращая взгляд на неё. — Я даже не думал об этом.

      — Простите, забудьте, — она уткнулась в экран мобильного, где появилось оповещение о том, что такси ждёт уже десять минут. Как же быстро оно приехало. — А до скольки вы работаете?

      — Я? — снова в изумлении спросил Кадзуха. А Люмин в ответ с таким же удивлением посмотрела на него.

      — Я имела в виду ресторан…

      Почему она снова проделывает это с ним? Она вновь заставила его думать, что она даёт ему какие-то знаки. Просто хватит уже быть такой милой. Хватит так просто и легко врываться в его фантазии.

      — … но Вас я тоже имела в виду, — вдруг осознала Люмин, отпивая из бокала красное вино.

      От чего-то кончики пальцев, которыми он касался деревянной поверхности столика, стали колючими. Захотелось присесть. Или же это усталость? А она, похоже, просто пьяна, поэтому выражается так непонятно. С другой стороны, бутылка «Рассвета» полна на три четверти, а судя по её счёту, кроме бокала вина, она пила лишь коктейль «Цветущий на утёсе».

      — До одиннадцати, — всё ещё находясь в недоумении, он посмотрел на свои наручные часы. В конце концов, надо ответить, раз она спросила.

      — И ещё… — настало то время, когда она решила, что ошибалась достаточно. Она слишком часто молчала. Он задал ей вопрос, на который она не ответила. Он хочет оплатить это чёртово дорогущее вино. А она даже не может ему ничего сказать в ответ.

      — Да? — он уже не представлял, что она скажет. Проще было сказать, чего он не ожидал. Но она ответила ему именно этим.

      — Я только что рассталась с ним: со своим молодым человеком. Я чувствую себя довольно подавленно. А это вино безумно вкусное. Но я одна не осилю, — мгновенно проговорила она, а после зыркнула на него. — Всё ещё хотите оплатить вино? Я считаю это безумием. Но тогда я хочу, чтобы Вы тоже попробовали «Рассвет» на вкус. Так что я подожду. Но Вы, пожалуйста, не задерживайтесь. Это мой «пунктик».

      И в этот момент входная дверь с диким треском ударилась о стену. Показалось даже, что они находятся в фильме ужасов, настолько это было неожиданно и громко, что заставило подпрыгнуть на месте тех немногих, кто всё ещё находился в ресторане.

      Это оказалась девушка. В красном длинном пальто, в сапогах на высокой грубой подошве, с рыжеватыми волосами, заплетёнными в высокие хвосты, с горящими глазами, красными от мороза щеками.

      — Ёимия? — синхронно спросили оба, после удивлённо взглянув друг на друга.

      — Тома! — радостно вскрикнула она, несясь через длинный зал прямо к нему, ошарашенно стоящему в самом его центре. Она бежала, совершенно не обращая внимания ни на кого. Имел значение только парень, который, как же она счастлива, ответил на её чувства.

      Любовь. Как много слов есть на свете, способных её описать. Как много действий можно совершить, чтобы её доказать. Но иногда бывает достаточно лишь одного поцелуя, который подарили тебе, несясь сквозь сугробы снега, не замечая неудобство новой обуви. И каким же особенно холодным сегодня выдался вечер, и как же дорого стоит такси, когда это пятница.

      То, что нужно как свежий воздух в комнате, где давно не проветривали. Как глоток холодной воды после прогулки в жаркий летний день. Момент, когда всё остальное для двух влюблённых перестаёт существовать, когда они не замечают ничего вокруг: ни посвистывающих музыкантов, ни слегка смущенных гостей, привыкших проявлять близость за пределами ресторана, ни завороженных взглядов одного официанта и одной гостьи.

      Момент, который длится вечность и одну секунду.

      Все думают, что придёт время, но оно только уходит. Оно несётся, смотря только вперёд. И лишь отпечаток красной помады на его губах подсказывает, что этот миг и правда когда-то был. Юность тогда была сладкой на вкус.

      В тот момент по двум молодым сердцам ударили разрядом тока. Возможно, помимо лука и стрел, у Купидона есть оружие посовременней?

      — Я не задержусь.

       И что-то внутри подсказало Люмин, что он своё обещание сдержит.