Скрипнула дверь, и Люмин резко повернула голову в сторону звука, чуть больше натянув на себя одеяло.

      В комнату осторожно заглянул высокий худой мужчина в узких овальных очках. Его приятная полуулыбка стала чуть шире, когда он посмотрел в её любопытные глаза. Он медленно зашёл в комнату, элегантно смахнул назад свои светло-зелёные волосы, заплетённые в длинную косу. Почему-то он сразу показался ей мягким и добрым человеком. Только вот кое-что выбивается из его почти совершенного образа. Что это за странная белая штука с рубиновыми глазами обвивает его шею!?

      — Уже проснулась? Доброе утро, ранняя пташка, — эта белая верёвка на его шее покачивалась в такт его тихим шагам, когда он приближался к Люмин. И, чёрт возьми, это её, пусть и слегка, но пугало.

      Он неторопливо подходил к ней, внимательными полуприкрытыми глазами оценивая её застывшее лицо. А после, не найдя в Люмин выражения сопротивления, присел на то место, где всего несколько минут назад сидел Кадзуха, от чего она на миг снова представила его беззаботное лицо с чуть румяными щеками.

      Он поправил очки, стеклом словив прямой лучик солнца, достал из широкого кармана белого халата толстую тетрадь, и, открыв её, снова окинул Люмин внимательным взглядом. А она вновь невольно и непонимающе посмотрела на существо, которое длинным языком стало переворачивать в тетради страницы. Похоже, так и надо. Ещё один вопрос в список, для которого так и просится свой толстенный блокнот.

      — Рад, что ты так спокойна. Как себя чувствуешь? — любезно спросил он, кладя ногу на ногу.

      — Да… — замлела она с открытым ртом, не переставая наблюдать за белым существом. Но, кажется, оно уже открыло нужную страницу, так что снова взглянуло на неё своими рубиновыми глазами-бусинками, в который раз уловив поражённый взгляд Люмин. Тогда она сглотнула и резко отвела глаза на мужчину, вспоминая о его вопросе. — Хорошо…

      — Ах, это, — он с любовью посмотрел на верёвку и почесал ей… подбородок? А существо в ответ в наслаждении прикрыло глаза. — Чан Шэн, змея. А я человек, Бай Чжу, я местный врач. Скажи, ты помнишь что-то о себе? — не переставая поглаживать змею, он взирал на Люмин с оценивающим прищуром.

      — Только имя, — мигом вспомнив о том, о чём её настоятельно просил Кадзуха, она быстро заговорила, стараясь придать голосу твёрдости. — Меня зовут Люмин. Всё, — она и не представляла себе, как страшно иногда бывает лгать. Особенно глядя прямо в глаза. Две пары глаз. Как бы ей хотелось, чтобы никто из них сейчас не слышал громкий стук её сердца.

      Бай Чжу лишь безмолвно сделал какую-то пометку в своём журнале.

      — Расскажи всё, что ты помнишь. Например, что ты почувствовала впервые, как «очнулась»? — спросил он всё тем же мягким спокойным тоном, медленно проговаривая каждое слово, но она уловила в его речи что-то, что вдруг заставило всё внутри неё сжаться, а ладони запотеть. Он не верит ей? Что же отличает её от всех остальных потерянных, кроме того, что в ней осталась магия?

      — Я почувствовала холод, и он обжигал мою кожу и горло, — Люмин вспомнила то прикосновение к волне тёмного моря, что всегда её так пугало, и как перестала тогда дышать. Приобняв себя за плечи и подогнув ноги под одеялом, она продолжила говорить, стараясь не смотреть в чужие глаза. — Мне показалось, что я живу вечность, но будто я и не жила никогда вовсе. Я… не понимаю этот мир, и он пугает меня.

      — Не стоит бояться нас, — совсем тихо усмехнулся Бай Чжу и развёл руки в стороны, сделав свой взгляд немного самоуверенным, ведь рассудил, что девушка страшится сейчас лишь его и змею. Очевидно, потому, подумала Люмин, что она – потерянная, которая забыла о существовании людей и животных, что оказалось вдруг сущей правдой.

      Вновь растерянно посмотрев на него, Люмин невольно сравнила: лицо этого человека казалось ей не ясно читаемым, как открытая книга. Не таким, как у Кадзухи или Сяо.

      — Моя работа – исцелять. И я лечил твои раны и ушибы несколько часов, Люмин, — продолжил теперь излишне вежливо Бай Чжу. — Я друг тебе, и ты можешь рассказать мне всё. Что ты помнишь? Помнишь, как получила свои раны?

      — Я… — его нетерпеливый взгляд гипнотизировал её. Легкий ветерок подул из окна и нежно развивал пряди его длинной чёлки, будто ветер отгораживал Люмин от его испытывающего взгляда. Она судорожно пыталась сообразить, как и что ответить ему, силясь не выдать всё как на духу. И тогда внутри её светлой головы вдруг назрел совершенно ясный план.

      В этот момент Люмин вдруг осознала о себе один факт: она ненавидит, когда кто-то отвечает вопросом на вопрос.

      — А почему я ничего не помню?

      Ха! Внутри неё что-то победно зааплодировало так, что она еле-еле подавила в себе ухмылку.

      — Ах, да, конечно… — теряя всякий интерес к этому разговору, в отличие от любопытной белой змеи, Бай Чжу сделал ещё пару заметок в своей тетради, а после с шумом захлопнул её и разочарованно выдохнул. — Я надеялся, что ты помнишь что-то ещё. А что на счёт твоей памяти, то тебе расскажут об этом на собрании внизу.

      Люмин ожидала, что он скажет ей что-то ещё. Но он молчал и тогда, когда поднимался и шагал в сторону двери.

      — Подожди, а что теперь будет со мной? — с надеждой спросила она, сжимая в руках мягкое одеяло.

      — Наши сотрудники попробуют разыскать твоих родственников. С именем это будет легче, так что не теряй надежду, — обернувшись уже у самой двери, вновь с лёгким прищуром отозвался ей Бай Чжу. — У тебя есть немного времени, чтобы переодеться. Скоро к тебе зайдёт наш сотрудник и проведёт вниз к остальным.

      — К остальным? — но он уже закрыл за собой дверь. Недовольно цыкнув что-то себе под нос, Люмин решила, что там, внизу, она и разрушит плотину, сдерживающий поток её вопросов.

      Она коснулась стопами холодного пола и встала, только теперь обнаруживая, что кровать оказалась довольно низкой.

      Кроме белья, на Люмин была надета лишь бесформенная длинная футболка. И тогда, осторожно рассматривая себя, она с удивлением обнаружила, что все синяки и раны на коже и правда исчезли, а тягучая боль покинула её тело.

      Так вот она какая – магия исцеления? Это удивительно, и Люмин заулыбалась, потянувшись всем телом. Казалось, она отдыхала в последний раз вечность назад. Какой ещё может быть магия? Наверное, люди могут и по воде ходить? Люмин почувствовала, как дышать стало легче, и на выдохах из неё выходило всё скопившееся в душе напряжение.

       Похоже, Кадзуха не обманул её. Камень с души! Она найдёт своих родственников, это невероятно! И так… странно. Но это предвкушение разливалось у неё в крови, будоражило и кричало. Ощущение, как свободный полёт, и в его конце, когда ноги вновь коснутся мягкой зелёной травы, кто-то будет ждать её. Захотелось, так сильно захотелось обнять этого ещё неизвестного ей человека. Неужели это желание всегда в ней жило? Таилось где-то к глубине её души, пряталось в этой непроглядной темноте, а после и само стало источником света.

      Всю свою жизнь она жила одна. Казалось, что никто ей не нужен. Но теперь… Почему-то вдруг всё стало иначе. Но как так вышло? Желание больше не быть одной ощущалось так сильно, до дрожи в коленях. Всё же благодаря тем книгам Люмин понимала, что только в одиночестве её ждёт внутренний покой и умиротворение.

      Люмин считала, что она одна в этом мире. Но как же она заблуждалась. Вымышленные люди – вовсе не вымышленные. А настоящий мир куда шире, куда прекраснее и опаснее.

      И люди, что его населяют, точно такие же. Опасные, как тот злющий парень Сяо, и прекрасные.

      И почему Люмин снова вдруг вспомнила о том, как выглядит лицо Кадзухи, выражение которого может так стремительно меняться? Странно.

      Подойдя к высокому шкафу, она распахнула приоткрытую дверцу, надеясь найти там свою одежду.

      — Томо? Ты что тут делаешь?

      В ответ на укоризненный шёпот кот лишь выпрыгнул с нижней полки и замурчал, потираясь о неё боком. Может, Кадзуха оставил его приглядывать за ней? Эта догадка приятно просквозила в её мыслях.

      — Я почему-то так рада видеть тебя, — выдохнула Люмин, опускаясь на корточки. — Но что-то мне подсказывает, что лучше тебе не высовываться, ты же умный кот Кадзухи.

      Люмин не задалась вопросом теперь, стоит ли разговаривать с котом. Потому что это не важно ей больше. Потому что она так хотела. К тому же, после напряжённой игры в гляделки со змеёй, эта встреча и правда оказалась неожиданно приятной.

      Она нашла в шкафу своё платье без грязи и дыр. И от белой плотной ткани приятно пахло лесной свежестью. Ещё одна хорошая новость за это тёплое солнечное утро. Вот только почему-то не было той накидки, которой укутал её минувшей ночью Кадзуха. И почему-то ей это не понравилось.

      Как и было обещано, вскоре к ней в комнату постучались. Так вот зачем нужен этот неожиданный ритуал! Люмин ещё совершенно не успела переодеться, то и дело отвлекаясь на Томо и пейзаж за окном. Сжавшись и умоляющим тоном попросив человека снаружи подождать, она поторопилась одеться, согнала недовольного кота под кровать и вскоре открыла дверь.

      Но никого не увидела. Растерянно оглянувшись по коридорам, дугой уходящих куда-то за углы, она вдруг подумала, что ей показалось, что кто-то негромко звал её тогда по имени.

      — Доброе утро, — услышала она откуда-то снизу протяжный зёв.

      Опустив голову, она увидела… ребёнка? В забавном капюшоне, напоминающем морду невиданного зверя. Девочка, припустив голову, потирала глаза кулачками и, похоже, даже не подозревала, что Люмин просто-напросто не заметила её из-за роста. Может, она и привыкла? Но Люмин всё же вдруг стало так стыдно, что от злости на саму себя закусила губу.

      — Доброе… — растерянно и тихо отозвалась она. А после девочка глубоко зевнула ещё раз и подняла сонный взгляд на девушку, что то и дело стыдливо отводила от неё свои любопытные глаза. Синяки под её глазами резко контрастировали с бледной тонкой кожей. Захотелось обнять её и уложить на кровать, потому что показалось, что она вот-вот упадёт, как дрожащий осиновый лист.

      — Прошу, следуйте за мной… — проморгалась она и развернулась направо, вяло ведя её по светлому коридору, что полукругом прокладывал им путь меж высоких бежевых стен. А Люмин маленькими шажками следовала за ней.

      Она заметила, что таких дверей в узком коридоре много. Вероятно, они вели их в комнаты, похожие на ту, где проснулась она сама. Несколько минут ходьбы по половицам длинного ярко-освещённого коридора привели их к широким дверям, не похожим размером и цветом на множество белых. Девочка потянулась на носочках и нажала на еле заметную кнопку на деревянной панели. И тогда двери перед ними шумно и медленно раздвинулись в стороны.

      — Проходите, пожалуйста, Люмин… — протянула она, будто сломанный робот, и вошла в помещение без окон. Сюда вместилось бы навскидку человек восемь.

      — У тебя всё хорошо? Как тебя зовут? — Люмин послушно вошла и взволнованно спросила её об этом.

      — Я Саю, — она ответила не сразу, будто силилась найти связь между этими двумя разными вопросами. Девочка слабо улыбнулась Люмин, когда медленно, будто прикладывая для этого невероятные силы, подняла к ней голову, непропорционально большую для её тела, особенно в таком объёмном капюшоне. — Всё в порядке, я всегда такая.

      Саю снова нажала на одну из кнопок, но теперь уже внутри комнатки. Двери закрылись, и Люмин вдруг почувствовала, как началось движение вниз, что её вдруг на секунду испугало. Но девочка выглядела невозмутимой, а Люмин доверилась ей ещё при первом взгляде в её уставшие розоватые глаза.

      — Почему? Мне кажется, если ты подольше поспишь, то тебе будет куда лучше, — да, так и должно быть. И Люмин ободряюще улыбнулась ей, уверенная в том, что смогла дать дельный совет. Да, что-что, а обо полноценном сне она знала, и живя на поляне.

      Но уголки симпатичных глаз Саю будто ещё больше опустились вниз. Её взгляд потух, словно звёзды на небе перестали мерцать.

      — Нет, — отрезала она.

      Всего одно слово, произнесённое её детским, вдруг таким твёрдым голосом. Но Люмин всем своим существом почувствовала, что Саю вложила в него такой смысл, который она ещё не в силах понять.

      Люмин от чего-то вдруг ощутила еле заметный, но от того не менее неприятный укол вины. Девушка отвела взгляд в пол, не найдя, что ей противопоставить. Она надеялась услышать, что Саю скажет дальше, но она лишь молчала и смотрела в двери перед собой. И Люмин не решалась нарушать напряженную тишину. Спуск показался вдруг таким медленным, а шум работающего механизма – оглушающим.

      Но вскоре лифт с соответствующим грохотом остановился, снова пугая её и спутывая мысли. Двери раздвинулись и спрятались по бокам, открывая её взору пейзаж, который ещё недавно она видела с высоты. Ряд повторяющихся невысоких домов и поляна сразу за ними. Вот только теперь она видела и высокую стену, служившую забором, у этой поляны, на которой собралось множество людей. Большинство из них одеты в белые футболки, похожие на ту, в которой она спала этой ночью.

      — Идите к ним.

      Люмин и не заметила, как прошла пару шагов вперёд. И когда она обернулась, то двери лифта уже закрывались. Саю стояла снаружи, выпрямив спину, и смотрела ровно перед собой. Она словно больше не была тем сонным ребёнком. Будто в миг превратилась в стойкого оловянного солдатика. И, похоже, больше любезно беседовать с Люмин она не намерена, и девушка решила послушать её.

      Пройдя ещё пару шагов под деревянным навесом, она спустилась по нескольким ступеням и пошла по каменной тропинке, спиной чувствуя, как та девочка за ней наблюдает. Люмин медленно приблизилась к поляне, где скопилась толпа: человек так тридцать. И только теперь она заметила.

      Их лица. В их широко раскрытых глазах читалась… потерянность. Настоящее непонимание. Безысходность. Она обернулась на шум: кто-то разрыдался и закричал, усаживаясь прямо на землю и сдавливая уши. На лицах людей, что стояли рядом с ним, отразился неприкрытый страх. Они вот-вот готовились точно также закричать и отдаться в лапы паники от непонимания, где они. Кто стоит рядом, вокруг.

      И кто они сами.

      Стояла осенняя погода. Пахло свежестью и влажной землёй – ночью прошёл небольшой дождь. Солнце заботливо грело обнажённую кожу. Мягкие облачка стремительно уносились куда-то за стену, ветерок развивал чьи-то каштановые волосы, в которые через секунду вцепилась их обладательница, намереваясь вырвать длинные блестящие волосы с корнями.

      В это мгновение Люмин осознала, кто они все.

      Потерянные. Беспомощные люди, что были напуганы до смерти. До смерти, которая их не ждала.

      Крики и плач, леденящие душу, сложились в отчаянный гул. В них ощущалась боль, что точным ударом резалась в самое сердце.

      Что же делать? Нет. Как им всем помочь? Как же сильно сейчас жгло изнутри её это только зародившееся, но уже такое яростное желание. Как ей успокоить их? Как и самой не впасть в панику? Что сейчас ей нужно сделать?

      Вновь растерянно взглянув куда-то в сторону, Люмин заметила стоящих рядом молодую девушку и маленькую девочку чуть выше Саю. Их лица… Они так похожи, как две капли воды. Они точно родственники, это сразу поняла Люмин. Но они даже не смотрели друг на друга.

      Тогда Люмин поняла и другое.

      Потому что они не узнавали друг друга.

      Слова раз за разом застревали в горле, и Люмин стояла среди этих людей, как вкопанная, не в силах сделать ничего. Только смотреть на их лица, не замечая, как стала похожа теперь на них и сама. Ведь она тоже потерянная. Неужели и Кадзуха увидел на её лице те же чувства?

      До этого момента Люмин даже не осознавала, как необходима ей самой чья-то помощь. Успокаивающее прикосновение чьей-то тёплой руки, которое не позволит ей впасть в отчаяние.

      Это был второй раз, когда она заплакала, и даже этого не заметила. Но тихие слёзы затерялись в протяжных криках и рыданиях, высыхая под прямыми лучами солнца. Стало невыносимо больше смотреть на их лица. Люмин уставилась перед собой, но не видела больше ничего. Фигуры людей расплывались перед ней, смешиваясь в белый сгусток. Белый – значит пустой. И Люмин ощутила именно зияющую пустоту внутри себя. Как и все они, в чьих душах не осталось ничего. Ни памяти, ни магии, ни желания жить.

      — Остынь.

      Чей-то крик вдруг зазвучал тише, отчаянный гул ослабевал с каждой секундой. И Люмин побоялась, что это отнюдь не к добру. Она увидела человека, что с силой зажал одному из кричавших рот.

      Толпа вновь ощутила накативший страх, но теперь уже перед человеком, кто прижал одного из потерянных со спины. Люмин почувствовала исходящий от него удушающий холод. Его бледно-голубые глаза равнодушно смотрели на каждого, и она уловила в его взгляде что-то, что заставляло всех вокруг замолчать. И вскоре крики окончательно стихли.

      Потерянный мужчина обмяк в его руках, и когда парень отпустил его, тот осел на землю и часто, хрипло задышал.

      — Успокойтесь вы все.

      Люмин вдруг испугалась за его жизнь, и тогда она освободилась от холодного оцепенения, и теперь хотела было возразить, чтобы этот парень не вёл себя так грубо.

      Она догадалась, что этот человек – сотрудник лагеря. Он не похож на Бай Чжу или Саю: его взгляд пронизан предельной строгостью, а сдержанная белая форма с голубыми строчками и вставками казалась довольно поношенной. Белые, немного растрёпанные в разные стороны волосы слегка отдавали голубым оттенком в тени, а на свете солнца – бледно-жёлтым. А длинные рукава его рубашки стали слегка влажными. Люмин вдруг подумала, что он одет совершенно не по погоде. Как ему не жарко? И всё же, она быстро нашла ответ на этот вопрос.

      Именно от него исходил этот ледяной воздух.

      Потерянные, все как один, затравленно отходили от него назад в сторону высокой стены, кроме стоящей на своём месте Люмин. Они не отрывали испуганных взглядов от человека в форме, прижимаясь друг к другу. А он так равнодушно и просто отвернулся от них, скрестив руки перед собой, но всё же кидая от чего-то секундные взгляды на Люмин.

      Этот страх был другим. Будто их собирались вот-вот лишить жизни. Но в отличие от них, Люмин уже знала о бессмертии.

      Да, она отличалась. Вновь взглянув на потерянных, снова сжалось сердце, и в Люмин вцепилось удушающее чувство вины. Теперь ей стало ясно, почему Кадзуха так засомневался в том, что она из потерянных. Дело оказалось не только в магии.

      Впрочем, и в её душе закрались сомненья.

      Но он сказал сегодня, что верит ей. Но так ли это, когда он сам же дал ей совет: не верить здесь никому?

      И правда ли то, что в лагере им всем смогут помочь? Как можно быть таким, как тот человек, бесчувственным, словно кукла? Словно все они здесь – пустышки?

      Ей должно быть по силам успокоить хотя бы себя. Им всё объяснят. Их лица вновь когда-нибудь засветятся от радости. Они найдут свои семьи. И она тоже.

      А после подбежал ещё один человек в форме, высокий и крупный. Но одежда на нём отличалась: белоснежный балахон мятой тканью касался земли, пачкая края, а на его голове красовался какой-то нелепый белый чепец. Подняв руки к верху, он возгласил толпе последовать за ним, убеждая, что в стенах лагеря им не грозит опасность.

      — Эй, — к ней подошёл тот человек с белыми волосами, когда толпа невольно с опущенными головами устремилась за сотрудником лагеря в балахоне. Чуть вдали грубый сотрудник с взлохмаченными голубоватыми волосами казался ей выше. — Так это ты – потерянная, которая не вопит при виде людей?

      И на интуитивном уровне Люмин почувствовала, что этому человеку лучше не дерзить. И вообще кому-либо в этом лагере.

      — Да… — смиренно покосилась она на зелёную траву под ногами.

      — За мной, — не спрашивая, он равнодушно указал ей следовать за ним. И она почувствовала, что выбора у неё нет. Такому человеку не то, что свои вопросы задавать, с ним и вовсе говорить не хочется. — Тц, опять эта сонная мается, сказал же отвести эту странную к вменяемым.

      Он провёл её по тропинке в каменное и узкое, но длинное высокое здание с крышей в виде купола. Оно отличалось от других. И когда Люмин прошла за человеком внутрь, то удивлённо заметила, что всё пространство в нём занимает одна большая комната. Обстановка внутри стояла почти что роскошная: расписные стены и потолки создавали чарующую атмосферу, располагая к себе любого человека, входящего внутрь. Разноцветные оконные стёкла приглашающе пропускали через себя солнечные лучи, создавая вокруг световое волшебство. Люмин позабыла о страхе и пораженно рассматривала детали, тут же забывая о них, когда замечала новые. А после вдруг врезалась в спину своего спутника, и только тогда заметила, что от неё по бокам на каменном полу стоит множество длинных деревянных лавок.

      И люди. Множество любопытных пар глаз упёрлось прямо в неё.

      — Эй, тут одна потерянная потерялась по дороге, — никому, кажется, не стало смешно. — Тц, ладно, — невозмутимо отозвался он, засовывая руки в карманы и уходя к выходу из здания, название для которого Люмин пока ещё не нашла. А после он вдруг присел на лавку в самом конце, где никто не сидел, и расслабленно стал рассматривать рисунки на стенах.

      Лица этих людей выглядели иначе.

      Растерянно посмотрев вперёд себя, чтобы больше не ловить на себе множество внимательных взглядов, Люмин заметила теперь девушку, что к ней подошла.

      Она улыбалась.

      Её лицо так сильно отличалось от других. Её улыбка казалась такой теплой и искренней. Прямо как у Кадзухи. Невольно Люмин слабо улыбнулась в ответ.

      — Ты ведь Люмин, верно? — поинтересовалась она, нежно взяв её за руку. — Меня зовут Барбара, я проповедник, — она приложила ладонь к своему сердцу и почти по-матерински взглянула в её глаза, и тогда весь страх и растерянность покинули Люмин в одночасье, словно эти чувства никогда и не жили в ней.

      — Да… Скажи, что это за место? И что будет с теми людьми? — вот оно. Люмин чувствовала всем своим нутром – здесь она получит ответы на свои вопросы. Именно сейчас она верила, смотря в глаза этой девушке, что в лагере и правда всем смогут помочь.

      — Конечно, милая, я всё расскажу тебе, — кивнула Барбара, отводя её за руку к свободному месту на краю одной из лавок. — Ты потерянная. Те и эти люди тоже. Но ты отличаешься от всех остальных, поэтому тебя определили в группу тех, кто уже адаптировался к лагерю. Садись.

      И Люмин послушно села, продолжая внимательно слушать её и завороженно наблюдать за тем, как Барбара прошла чуть дальше меж лавок и поднялась на несколько ступеней, воодушевлённо оборачиваясь к ним всем, как к зрителям.

      Разноцветный свет проникал сквозь высокие витражные окна, освещая края её силуэта. Зажжённые свечи на высоких подсвечниках оставляли тёплые тени на её юном лице. Её невероятные голубые глаза и сами, казалось, излучали свет. Надежду. Веру. И что-то ещё.

      И девушка в белом платье воодушевлённо начала свой рассказ.

      — Сегодня я собрала вас здесь из-за особенной лекции. Я расскажу вам об истории нашего непростого мира, который мы называем Тейват, — мечтательно протянула она, приложив ладони друг к другу в молящем жесте. Обойдя взглядом всех людей, чьи глаза устремлены на неё, она продолжила говорить в абсолютной тишине.

      — Однажды, когда-то давным-давно, — провела она рукой по воздуху, взглянув куда-то ввысь, — на нашей земле жили драконы. Ещё их называют вишапами. Помните, как я показывала вам картины с ними на нашем прошлом занятии? — она взяла что-то со стола, стоящего неподалеку от неё.

      И показала толпе картину. Люмин чуть подалась вперёд, силясь рассмотреть получше крупное полотно шириной с вытянутые в стороны руки, и она разглядела существо, что нарисовано на старом холсте.

      Кажется, она читала о драконах в книгах. Но никогда не представляла, что эти существа могут выглядеть так. Нарисованный вишап с иссиня-чёрной чешуёй похож на ящера, но его тело так массивно, что, казалось, оно способно продавить землю. Злые глаза, острые клыки так и кричали об опасности, и Люмин невольно сглотнула. Неужели и такие существа – очередная правда из книг? Она бы предпочла, чтобы мир был заполнен дружелюбными котами.

      Забеспокоившись о людях вокруг неё, Люмин оглянулась по сторонам. Но никто, кажется, не думал кричать, ни в чьём лице не было выражено страха. Все они, как один, смотрели на тот рисунок с таким легко читаемым любопытством. И Люмин выдохнула, прикрыв глаза. Значит, и с теми потерянными всё будет в порядке. Им лишь нужно время, которого у них в запасе – бесконечность.

      Отложив картину обратно на стол, Барбара всплеснула руками.

      — Да, они были очень опасными. Можно даже сказать, что кровожадными. Никто не знает, почему, но драконы никогда не любили людей. Враг превосходил нас в силе, и мы, люди, очень долго воевали с ними. Мы никогда не сдавались, но вот-вот бы проиграли и исчезли из этого мира навсегда, но… — протянула она и улыбнулась так широко, словно не в силах выдерживать эту паузу. А Люмин слушала, едва дыша.

      — Появились они. Семёрка богов, что спасла всех нас. Они явились будто из неоткуда в самые тяжёлые времена для людей, в пик человеческого отчаяния. Боги, мы называем их Архонтами, спасли нас, людей, и подарили нам то, о чём мы даже мечтать не смели, — её голос звучал всё громче, он заполнял всё это огромное пространство и словно дотрагивался до кожи, заставляя кровь в жилах перетекать с удвоенной скоростью.

      — Помимо того, что Архонты прекратили долгую жестокую войну и прогнали драконов, наладили нашу жизнь… Они подарили нам бессмертие! Мы с вами никогда не умрём!

      Звенящее эхо заполнило красочный зал. Люди растерянно оглядывались то друг на друга, то на Барбару. Но, кажется, они и правда были подготовлены к правде о своих жизнях, потому что ни один из них не впал в панику. И всё же, Барбара дала им всем нужную паузу, лучезарной улыбкой встречая их непонимающие взгляды. И вскоре она продолжила, проходя меж лавочек медленными шагами, скрестив пальцы за спиной.

      — Вот уже сотню лет человечество не знает горя и не страшится смерти. Смерть – это пустота. Это отсутствие жизни. Представьте! Вас нет. Нет не только страха, нет и радости, и любви. Скажите же мне! — ударив себя по груди, приложив к ней кулак, Барбара прокричала, оборачиваясь к каждому из них. — В чём же смысл этих чувств, если наши жизни не вечны?

       Её вопрос проник куда-то в глубь души Люмин. Туда, куда она и сама пока не заглядывала. С силой сжала ткань на груди, невольно повторив жест за Барбарой. Люмин только-только вновь начала жить по-настоящему, и хоть многое её в этом мире пугало, она уже осознала, что есть здесь и что-то прекрасное. То, ради чего хочется жить.

      — Нет тогда смысла, — воскликнул кто-то из толпы откуда-то слева.

      — Да! Именно! — развернувшись в сторону чьего-то голоса, горячо и одобрительно отозвалась Барбара, обнажая ровный ряд зубов и всплеснув ладошками.

      — Но тогда почему я не помню о своих чувствах? — спросил кто-то неуверенно из конца зала.

      — Я ждала этот вопрос, — она вернулась на своё место в конце залы у высоких окон и продолжила стоять спиной к людям. И хитро усмехнулась. — Бессмертие – это дар богов. И за этот дар люди ещё не отплатили до конца, и вряд ли отплатят когда-нибудь, даже с нашей вечностью. Но знаете… Архонты этого не ждут. Они сделали это для нас, не ожидая чего-то взамен.

      Она повернулась к ним всем обратно, и мягко, совершенно нежно одарила своим тёплым взглядом толпу.

      — Люди, и даже многие животные стали бессмертны. Это ведь и правда звучит невероятно. Мы с вами живём так долго… Но сейчас вы не помните о своём прошлом. Это произошло потому, что вы стали жертвой эрозии.

      Проповедница вновь взяла одну из картин со стола и теперь показывала её всем потерянным, вытянув немного измятый рисунок кверху. Нарисованные углём чёрные волны, будто море бушевало, нагоняли маленькие человеческие фигуры, что отчаянно пытались спастись. Её голос теперь звучал твёрдо, а её лицо выражало серьёзность, оставляя позади всю ту беззаботность и лёгкость.

      — Эти волны делают землю безжизненной и неплодородной, а воздухом там невозможно дышать. Мы прозвали эти земли пепельным морем, а эти чёрные волны – эрозией. Да, эрозия забирает навсегда нашу память. И вы все здесь именно потому, что вы встретились с этими волнами. Они уничтожают память, но не жизнь.

      Барбара отложила холст на стол. И тогда, высоко вздёрнув подбородок, она громко проговорила следующие слова, словно заклинание. Люмин никогда не видела таких лиц. Глаза Барбары горели самым настоящим голубым огнём, а её голос будоражил до волн мурашек по коже. Она бурно жестикулировала, раз за разом взмахивая руками, будто исполняла завораживающий танец.

      — Ни мы, ни вы не знаете и не помните о том, что было до вашей встречи с эрозией. Но я знаю одно: в нашем мире всё происходит не просто так. Волны эрозии не только забирают память, но и очищают наши души. Раньше люди избавляли свои души от грехов единственным верным способом – смертью. За всю свою даже недолгую жизнь грехов набиралось сотнями, тысячами на одну лишь человеческую душу! Кто-то воровал, кто-то предавал, кто-то унижал родных, а кто-то даже убивал других людей. Ваши такие любимые грехи: зависть, похоть, обида, – очерняли человеческие души за считанные дни. Так что уж говорить о бессмертии?

      После недолгой паузы, когда эхо её громкого голоса утихло, проповедница продолжила свою страстную речь.

      — Да, вы лишились памяти, кто-то из вас даже не впервые. Но это означает лишь одно, — она протянула руки в стороны и посмотрела наверх. — Вы все начали новую, безгреховную жизнь! Волны эрозии, избавляя нас от памяти прошлого, разрушают страшную силу обладающих нами грехов. Но вы не умерли, и это заслуга Архонтов. Запомните: нет ничего хуже смерти. Смерть уничтожает всё живое, а человеческая душа – самое настоящее воплощение жизни. Ваши души сейчас – словно чистый и белоснежный лист бумаги. Так сделайте же всё, чтобы эта жизнь была лучше предыдущей! Это дар, это шанс – вы можете начать всё заново. Это ваша новая вечная жизнь, что дарована нам всем просто за то, что мы есть. Это и есть настоящая жизнь!

      Сделав пару глубоких вдохов, Барбара продолжила чуть тише и спокойнее, но каждый смог услышать её голос.

      — Архонты приглядывают за нами с Селестии – это маленький островок на небесах, который вы видите, когда смотрите наверх. Дар бессмертия – доказательство их любви. Так будьте же благодарны! Молитесь, славя богов за спасение своих душ!

      Одной рукой Барбара указала куда-то в сторону, сделав вперёд один шаг, и приказала смотреть.

      Все подняли головы в сторону кверху: на всей стене справа искусно нарисовано несколько безликих фигур, каждая своим цветом. Их силуэты вытянулись почти на всю высоту, а в ладонях они держали сверкающие шары, будто у каждого из них имелось по своему солнцу.

      — И всё благодаря им – семерым Архонтам. Нам, людям, никогда не отблагодарить их сполна за этот бесценный и вечный дар.

      Дальше Барбара учила потерянных небольшой молитве к Архонтам, обучала их, как правильно молиться, в какое время. Отвечала не немногочисленные и незначительные вопросы. И Люмин бы с радостью задала несколько своих, если бы вдруг от чего-то не впала в холодный ступор. В целом, как и многие из потерянных.

      Уже выходя из здания одним длинными строем, Люмин раз за разом прокручивала в своей голове их имена.

      Декарабиан. Чжун Ли. Райдэн Макото. Рукхадевата. Фурина. Мурата. Царица.

      Люмин не подала виду тогда. Виду того, что что-то закричало тогда внутри неё, когда она услышала одно из имён.

      Имя электро Архонта.

***

      Иногда у людей появляются вопросы, которые лучше не задавать. И Люмин не собиралась спрашивать, пожалуй, ни у кого, как она может быть связана с, чёрт возьми, Богом! Уверенность в этом факте появилась в ней сразу. Какой же силой может обладать одно лишь имя. Люмин помнит из прошлой жизни только своё, но оказалось, что и имя электро Архонта тоже. Может, ей не стоило называть им всем своё имя? Но как проверить, не выдумала ли она его? Или она дала его сама себе, когда увидела его в одной из тех книг? Нет, вряд ли. От чего-то Люмин абсолютно точно уверена – это имя принадлежало ей всегда.

      Нужно узнать как можно больше об этом Архонте. А ещё лучше – встретиться с ним. Следуя куда-то за потерянными из здания, она подняла голову к небу: только сейчас Люмин заметила среди облаков тот маленький островок, парящий высоко в небесах. Странно, что она не замечала его раньше, тогда, когда жила на поляне. Может, ей не было видно его из-за гор? И всё же, вряд ли она сможет взлететь так высоко, так подумала она в тот момент.

      Их всех перевели в другое здание. Здесь пахло сыростью и было не так красиво, как в месте, что проповедница назвала храмом. Во многих местах белая краска облезла, открывая слой старой серой. И, кажется, что-то маленькое стремительно пробежало под её ногами, от чего она чуть не пискнула. И Люмин будто очнулась тогда. Она стояла в очереди, и прошла дальше, когда кто-то сзади легонько подтолкнул её. И тогда милая женщина из-за стойки вдруг вручила ей поднос с едой.

      — Не забудь помолиться Архонтам перед едой, дорогая, — кивнула женщина ей напоследок.

      И только теперь, оглянувшись по сторонам, она увидела несколько длинных столов и лавок вдоль них. Похоже, сюда приходили поесть как потерянные, так и сотрудники лагеря.

      Ей так хотелось поговорить с кем-то таким же разговорчивым, как и Барбара, но многие, будто так это принято, сохраняли молчание, а проповедницы не было видно.

      И тогда взгляд Люмин зацепился за того грубияна с поляны, сидевшем вдалеке столовой в одиночестве за маленьким столом. Стул напротив него был свободен. Да, первое впечатление о нём оказалось отвратительным, но… Кажется, он владеет магией, а значит, его память жива уже больше ста лет. Он может знать что-то важное.

      Стоп, он что, заметил, как она смотрит на него? Плохо. Но её ноги уже сами вели её к нему. И Люмин пожалела об этом почти сразу. Ведь разве у неё найдётся, что сказать ему, кроме недовольства? Он вызывал в ней и раздражение, и интерес. Плохая идея, лучше, пока не поздно, развернуться и сесть на свободное место рядом с потерянными. А Барбару можно и позже обо всём расспросить.

      Но он продолжил на неё смотреть, щурясь всё больше. Возле него и воздух ощущался холоднее.

      — Хм. Интересный выбор, странная потерянная. Садись, не стесняйся, — прокрутив в пальцах металлическую ложку, нарочито вежливо сказал он ей, приглашающим жестом и с помощью той самой ложки указав на место напротив себя.

      И Люмин, не уловив в его голосе угрожающих ноток, всё же поставила поднос и села. Как-то безвкусно… Та рисовая булка от Кадзухи и выглядела, и на вкус была куда лучше.

      — Зачем было вести себя с теми людьми так грубо? — разочарованно проглотив большой кусок чёрствого хлеба, всё-таки Люмин решилась высказать ему то, что томилось в душе. И слова уже сами по себе эмоционально вырывались из её рта, не спрашивая разрешения у холодного рассудка. — Они же были так напуганы! Ты ужасно обошёлся с тем мужчиной. Тебе его… тебе вообще их не жалко?

      — Эй, а ты за словом в карман не лезешь, — чуть удивился он её презрительному тону. — Интересно, почему эрозия не забрала с собой и твой скверный характер, — выпалил он, зло усмехнувшись.

      Кажется, его ничуть не задели её слова. Он сложил руки на столе и немного нагнулся к ней, продолжая с изучающим прищуром смотреть в её глаза.

      — Жалость… Да, она так отчётливо читалась тогда на твоём лице. Запомни, странная потерянная, — снова стал он угрожающе серьёзным. — Жалость – это не самое лучшее чувство. От него никому не будет лучше. А вот хуже стать ещё как может.

      — Лучше чувствовать хоть что-то, чем…

      — Вот что, девчонка, — он перебил её тихо, но настойчиво заставляя Люмин одними своими ледяными глазами замолчать. — Ты не заметила разве, что люди здесь едят молча? Знаешь ли, богам такое поведение не нравится. Хочешь, чтобы они там поперхнулись на своей прекрасной Селестии? Так что жуй свой хлеб и не жалуйся на тех, кто дал тебе кров и еду.

      И ведь правда. Она так сильно хотела встретить тех, кто позаботится о ней. И пусть это всё выглядело не так, как она представляла себе благодаря книгам, она должна быть благодарна. Оглянувшись, Люмин заметила, что в её сторону кидают несколько неприятные взгляды. Будто они все осуждают её. И ничего не оставалось, кроме как стыдливо опустить взгляд, подавить негативные эмоции и давиться пресной кашей с сухим хлебом. А когда она закончила, то теперь просто водила ложкой по пустой железной тарелке, раздумывая о всём том, что недавно рассказала в храме Барбара. И внезапно её прервал голос того парня.

      — Чёрт, хватит уже скрипеть, — он забрал её поднос и ложку из её руки, чем снова заставил Люмин растерянно посмотреть на него. — По плану у потерянных сон, но я скажу начальству, что ты опять потерялась по дороге. Прогуляемся. Грешно в такую-то погоду в четырёх стенах сидеть.

      — Я не хочу гулять, — промямлила она, пытаясь снова найти, куда деть свои руки. Да и идея со сном ей нравилась. С другой стороны…

      — Я не спрашивал, — невозмутимым тоном ответил он, хитро улыбнувшись. Убрав их подносы с посудой на стойку неподалёку, он быстро вернулся к ней, всё ещё сидящей на своём месте. — Слышишь? Все уходят, и мы тоже.

      И почему её вечно куда-то уводят за собой, а она и сделать ничего с этим не может? Выдохнув и смирившись со своим положением, она последовала за этим «холодным парнем», как она про себя его окрестила. Просто потому, что у неё была надежда, что она сможет выведать у него информацию.

      Территория лагеря оказалась внушительной. Они всё шли по узким улочками мимо зданий, которые нравились ей. Но всё же, если присмотреться, то где-то можно было заметить выбитые окна. А где-то и вовсе она увидела почти разрушенный дом.

      Как бы заговорить с ним? И почему сам молчит? Впрочем, он не обещал болтать с ней. И почему он не выходит на главную улицу, петляя по не очень чистым переулкам? Может…

      — Эй, ты куда меня ведёшь? Я сейчас вернусь, если не скажешь, — немного испугалась она, но виду не подала.

      — Да не переживай, мне всего лишь скучно, — беспечно ответил он ей. Парень шёл немного впереди, засунув руки в карманы широких штанов. — Как и тебе. Я ведь прав?

      — Нет, мне не скучно. И… мне было интересно слушать Барбару.

      Вдруг он остановился на выходе из этого тесного переулка, оборачиваясь к ней.

      — А мне до смерти интересно, откуда вдруг за сто лет этого кошмара нашлась потерянная с таким стервозным характером?

      — Зачем ты так говоришь? — это было неприятно и ощущалось, как что-то удушающее. Почему на её пути не могут встречаться лишь хорошие и приятные люди?

      — Во-первых, — он продолжил идти, и наконец они вышли из переулков к небольшому склону у реки. — Такой уж я неотёсанный грубиян, устал я за сотню лет тщательно подбирать слова, ясно?

      Он спустился и подошёл к песчаному берегу спокойной узкой реки, на противоположном конце которой стояла высокая ограждающая лагерь стена, которую она уже видела, когда подходила к той толпе потерянных.

      — А во-вторых, потерянные – по сути своей просто оболочки. «Чистый лист бумаги», — он обернулся к ней и, скривившись, сымитировал интонацию Барбары, пальцами изобразив кавычки.

      — И что? Теперь можно так с ними поступать?

      — С ними? Так ты всё-таки не потерянная, а, Люмин? — склонил он голову вбок, вкрадчиво поинтересовавшись.

      — Я… — осеклась она, когда остановилась в двух шагах от парня. — Не знаю. Я ничего не помню, кроме имени, но мне кажется, что я не чувствую себя так, как остальные потерянные.

      — Вот как. Занятно, — насмешливо отозвался парень, и Люмин почувствовала какую-то неведомую опасность, исходящую от него. Он наклонился к воде и прикоснулся к её полупрозрачной гладкой лазури. — Подойди и посмотри, как красива эта река. Давно стоит осень, а вода всё такая же тёплая. Даже ночью. Скажи, ты находишь это удивительным?

      — Давно? — удивлённо моргнула Люмин. — Ты имеешь в виду, что осень длится уже сто лет?

      — Подойди, — проигнорировав её вопрос, повторил он в нетерпении.

      И она медленно приблизилась к нему. А он вдруг положил на её голое плечо свою мокрую холодную руку. Ей стало неспокойно.

      — Тебе и правда понравилась речь Барбары? Я вот считаю, что всё это бред сумасшедшего, — как-то излишне грубо сказал он, прожигая Люмин своим ледяным взглядом.

      — А я вот узнала много нового, — чуть вспылила она в ответ, снова съёжившись от холода. — Правда, вопросов стало только больше.

      — И что это за вопросы терзают твою бессмертную душу?

      — Ну, например… — плечо онемело от холода, и было сложно поддерживать с ним беседу из-за этого. — Если эрозия забирает память только у тех, на чьей душе грехи, то, выходит, что эрозия – это что-то разумное?

      — Какое интересное предположение, — постукивая по её плечу своими ледяными пальцами, он продолжил коситься на неё и сухо говорить. — Вот только Барбара, хоть и добрая до такой степени, что аж противно, ещё и двинутая на голову. Но именно такой человек и помогает потерянным не лишиться остатков рассудка. Как ты считаешь, все эти люди заслужили такой участи?

      — Я… — его слова оглушили Люмин. И снова так обидно было осознавать, что она ничего не понимает. — Я не знаю.

      — Вот оно что. Тебе их до слёз жалко, но ты не прочь, если их снова окатит чёрной склизкой волной? — его злость ощущалась так остро сейчас. С раздражением он смотрел в её глаза и продолжил, теперь крепче сжимая её плечо. — Ты и не против, что этот безумный мир пожевал и выплюнул их всех, лишив воспоминаний? Как же это легко – найти до боли простое и любезное объяснение этому ужасу и сказать, что оно всё так и должно быть.

      Всё разом ухнуло вниз. И Люмин задумалась, затравленно опустив взгляд себе под ноги. Холодная тревога зародилась в её сердце, от чего оно ещё болезненнее и с шумом застучало. Выходит, что он и сам не знает правду об эрозии.

      — Скажи мне, Люмин, насколько сильно тебе их жаль? — недобро прищурился он. — Этот больной мир не даёт людям никакого шанса на жизнь. Он просто заставляет их проходить всё заново, как игру на условиях выживания.

      — Убери свою руку. Пожалуйста… — по спине прошёлся неприятный холодок. И не только потому, что температура воздуха возле него ощутимо упала. Её окутал осязаемый плотный страх. Дыхание сорвалось с губ облачком тёплого пара. Глаза вновь наполнились удушающими слезами, а вязкий ком застрял в горле.

      — Как удобно. Как же, чёрт возьми, удобно всё складывается, — тихо и зловеще рассмеялся он, сжав её плечо с такой силой теперь, что слёзы прыснули из её глаз. Его лица не было видно ей: он наклонил голову, а его волосы закрывали ей вид. — Не помнишь ничего, кроме имени, которого не нашлось ни в одном хранилище данных. Но знаешь, Люмин, для нас тоже всё удачно сложилось.

      — О чём ты говоришь? — Люмин откровенно дрожала. От ветра, что принёс с собой ледяной привкус зимы. От панического страха, кружащего голову. От искреннего непонимания, разрывающего сознание напополам. От того, что страх снова втоптал её в одно место, заставляя застыть и не двигаться.

      — О том, что у гнусных торгашей, похоже, людей с хорошими актёрскими способностями уже и не осталось. Как же я рад, — она вдруг услышала странный хруст, а после почувствовала резкую острую боль на том плече, которого он касался. Стало так невыносимо холодно. И она отчаянно дёрнулась в сторону, попытавшись вырваться сейчас из его хватки, но он… льдом приморозил её к своей руке. Люмин шокировано посмотрела на парня: он действовал прямо сейчас без капли жалости. — Как же я рад, что ты оказалась такой дурой, что позволила выдать себя так быстро!

      С каждой секундой боль пронзала всё новый кусочек её тела, словно удар хлыста. И вскоре вся она оказалась закована твёрдым слоем льда. Кроме головы.

      — Отвечай, если впредь не хочешь провести вечность в смертельной мерзлоте! Кто ты такая на самом деле!?

      Невозможно пошевелиться. Безумная паника сковала её также, как лёд, и она закричала. Но её губы тут же приморозило безжалостным куском льда.

      — Я таких, как ты, ловлю уже сотню лет. Не ты первая, кто пытается пробраться сюда. Вы что же, думаете, здесь одни дураки сидят, что позволяют каждому человеку с симпатичными глазками пробраться внутрь? — оскалился парень. Когда он сжал ладонь в кулаке перед собой сильнее, то и лёд, окутавший её тело, будто сдавил Люмин ещё больше, со всей злости. И всё, что она могла, это протяжно всхлипывать и стонать от морозной боли.

      — Я так хочу прирезать тебе горло, и делать это снова и снова, пока ты не выдашь мне всё, что знаешь. Я вас, ребята, ненавижу. Так сильно ненавижу, — его гневный возглас, насквозь пропитанный презрением, пронзал её вновь и вновь. — А ты... Просто мерзость. С такой жалостью смотришь на потерянных, чтобы потом их же и обречь на вечные муки. Скажи, куда вы, ребята, собирались их продать? На органы? А может, какому-нибудь сумасшедшему учёному на эксперименты? Или твоё поганое начальство решило тебе об этом не сообщать? Сколько они тебе обещали, а? За сколько монет грязной моры ты продала свою жалкую душу?

      И тогда в её скулу прилетел его сжатый кулак. От чего лёд на её губах исчез.

      — Какое совпадение: появилась вменяемая потерянная, да ещё и сразу после того, как в лагерь завезли новых потерянных, — злобно усмехнулся он, сразу после снова исказившись в гневе. — Налетели, словно коршуны на добычу. Знаешь, ты, почему тебя подселили к той мелкой? Потому что в лагере просто не осталось мест для новых потерянных. А вы только и рады, да, что товара прибавилось? Потому тебя и подослали на разведку? Или ты сразу хотела выкрасть этих людей? Не так ли?

      Молчание.

      — Да? — он взревел, будто обезумев от гнева.

      — Отвечай!

      — Я ничего не знаю! — отчаянно крикнула Люмин, пытаясь овладеть своим неконтролируемым страхом.

      А после стало невозможно дышать. И хоть лёгкие загорелись огнём, растопить этот толстый слой льда он не мог. Она застыла в этом немом крике, поражённая ужасным холодом.

      Невыносимая боль. Адский мороз. Сколько она уже не дышит? Пронзившая тело, закованное в лёд, агония разрывала её изнутри. Если бы она могла сделать хоть что-то. Хотя бы пальцем пошевелить! Постойте… Ветер! Точно! Она ведь может магией управлять! Воздух! Он слышит её? Хоть один маленький глоток воздуха!

      «Не говори, что у тебя есть магия».

      «Постарайся удержать её внутри себя, чтобы никто не заметил».

      Проклятье, проклятье! Кадзуха не предупреждал, что с ней тут может произойти такое! И почему, зачем она осмелилась поверить ему? Если бы она сразу рассказала правду о себе тому врачу, ничего бы из этого с ней не случилось!

      Нет, она не станет мириться с этим! Да и какой человек, находясь в здравом уме, откажется от глотка воздуха? Может, она и не умрёт, но быть закованной в глыбу льда и не чувствовать ни рук, ни ног, а одну лишь терзающую невыносимую боль и вечно задыхаться… нет, только не так! А если она останется такой навсегда? Лучше уж умереть! А если есть возможность бороться, то она будет бороться! Это единственное, что у неё осталось!

      Да, нужно освободиться отсюда как можно скорее! А после задать этому жестокому парню по заслугам! И тогда-то… её точно признают врагом. Так закричал в ней холодный, как лёд, рассудок. Может, этот злобный как чёрт парень и ожидает от неё этого? Не ясно, каким врагом её считают, почему и зачем. Но тогда Люмин уже не сможет никак доказать, что таковой не является.

      Пусть сама не понимает, правда ли она потерянная. А если и потерянная, то пусть и какая-то «неправильная», отличающаяся ото всех остальных. Она не враг. Люмин – лишь человек, который вдруг осознал, как сильно заблуждался всю свою жизнь.

      Значит… нельзя пытаться разбить его лёд. Иначе её ждёт что-то хуже. Как там поступают с предателями? Кажется, Сяо собирался скинуть Кадзуху в волны эрозии. Да даже это сейчас кажется сущим пустяком, по сравнению с тем, какой пытке её сейчас подвергали.

      «Я никакой не предатель».

      И почему весь этот мир так настроен против неё? Если бы она могла, она бы с силой стиснула зубы. Обезумев от паники, закричала бы что есть мочи. Разрыдалась. Хватала бы себя за горло, вцеплялась бы в него ногтями до крови, лишь бы вздохнуть. Зажмурила бы глаза, чтобы больше не видеть сквозь ледяную пелену кривой силуэт своего мучителя.

      Но вдруг лёд исчезнул и рассыпался в пыль. Вслед за смертельным холодом Люмин обжёг внезапный жар. Громко и судорожно вздохнув, она с новой силой ощутила своё дёргающееся от мучительной боли тело.

       Кто-то подхватил её на руки, когда она потеряла сознание.

      — Чун Юнь, засранец, ещё бы чуть-чуть, и у неё бы начал разрушаться мозг. Будто тут и так невменяемых не хватает, — проворчал какой-то парень, в тёмных волосах у которого играли маленькие языки пламени, которые он стряхнул, словно то была навязчивая муха.

      — Тц, — раздраженно поджал Чун Юнь губы. — Я был осторожен. Зато мы убедились, что она потерянная, а без магии она не представляет опасности. Пока ещё никто из первоначальных успешно не проходил испытание моей ледяной тюрьмой. Помнишь, как они сдавались, выдавая себя с потрохами? Забавно выйдет, если она добровольно не дышала почти пять минут.

      — Или она потерянная, которую всё же завербовали какие-то идиоты, — брезгливо выплюнул темноволосый, юный на вид парень.

      — Согласен, те ещё идиоты. И с помощью этой глупышки я надеюсь выйти на тех, с кем она связалась. Кстати, были в округе ещё потерянные, Ка Мин?

      — Нет. Ни мы, ни местные никого не нашли. Утренняя партия потерянных после атаки эрозии на деревню неподалёку от Ли Юэ – это все.

      — Это хорошие новости, если это так вообще можно назвать. И если, конечно, торгаши не подоспели первыми, — они вышли к главной улице в сторону самого высокого здания, которое обвивало гигантское дерево.

      — Да, только вот с юга снова было замечено несколько волн. Мелкие, но в город людям лучше пока не возвращаться. Да и тут, если честно, как-то неуютно. Хоть и издалека, но видно, как эти проклятые волны несутся сюда.

      — Вот как. Значит, положение хуже некуда?

      — Ага, вроде того, — лицо Ка Мина стало чернее тучи. — Они как взбесились. Нам ведь всегда удавалось сдерживать их, волны почти никогда с тех пор не доходили до живой земли. Ещё и генералу досталось после последнего боя. Да и среди наших есть жертвы, особенно среди тех ребят, кто сторожил границы...

      — Ясно, — отозвался Чун Юнь безэмоционально, неся бессознательную Люмин на руках, то и дело вдумчиво заглядываясь на её посиневшее застывшее лицо.

      — Совсем не жаль её? Что, если она всё-таки не из плохой компании? — заметил Ка Мин, уловив напряжение на его невозмутимом лице.

      Чуть задумашвись, Чун Юнь ответил.

      — Мне давно уже никого не жалко. А если она не из них, то это просто снимет с неё подозрения.

      — Ты, как и всегда, холоден и равнодушен, дружище. А как придёт ответ на запрос из Дома очага и Меропид, то, если повезёт, можно будет установить её личность. И всё-таки... — натянул на себя улыбку Ка Мин. — Как-то ты стал слишком жесток в последнее время. Особенно, после...

      — Я ведь всего-навсего... — процедил Чун Юнь сквозь зубы.

      Оглянувшись в сторону, парень заметил на себе взгляды прохожих. Кто-то смотрел на него с открытым испугом. Кто-то прятал лицо, а кто-то и вовсе убегал от него. А один хрупкий парень, такой молодой, с ассиметрично подстриженными тёмно-синими волосами и янтарного цвета глазами, смотрел перед собой невидящим взглядом, сидя на ступенях перед маленьким домом. И только тогда, когда Чун Юнь его видел, толстый слой льда, давно сковавший его сердце, давал трещину.

      — …не хочу видеть их лица такими.

      Из неосвещённого маленького переулка проглядывался чей-то низкий силуэт. Человеческая фигура двигалась незаметно и молниеносно. И теперь, увидев достаточно, она затерялась в лабиринте переулков Ваншу.

      Маленькая девочка в странном капюшоне бесшумно завернула в один из безлюдных переулков, а там, смотря ввысь, сидел на старом ящике в ожидании белый кот. Она, опасливо оглядевшись по сторонам, сжала в руках конверт, предназначавшийся для одного человека. А кот, приняв конверт из её маленьких рук, сжал письмо в своих клыках. И тут же ринулся на крышу. Достаточно высокую, чтобы оттолкнуться от неё и прыгнуть куда-то за стену лагеря.