До этого Нил ничем подобным не занимался.

Но, с другой стороны, ему казалось, что у него нет выбора перед лицом того, что возникло перед ним. Нил стойко противостоял своим чувствам, но в последние дни внутри него поселилось что-то тяжелое и ноющее. Он все никак не мог избавиться от этого ощущения. Жалел, что однажды сказал Мэтту, что не любит, когда к нему прикасаются, потому что это привело к уступчивому дистанцированию, которое отдаляло эти короткие мгновения. Друзья Нила почти никогда не держали его за руки и не прикасались к его плечам, и, как бы он ни сторонился этих моментов, они манили его, как шоколадные конфеты — особенно сладкие в моменты голода.

Что ему нужно было сказать? «Я передумал, прикоснись ко мне?» Нил не мог набраться смелости и попросить об этом, пока его предпочтения продолжали меняться изо дня в день.

И вот он — стоит у мотосалона в центре города с темными окнами, задернутыми жалюзи и черными стенами с замысловатыми узорами.

Небо пасмурное и пахнет так, будто вот-вот начнется дождь. А сердце Нила бабочкой трепещет в груди.

Нил поднял руку, чтобы постучать, и еще раз взглянул на сообщения в телефоне, чтобы перепроверить время и место. Это может быть опасно, — он понимал. Но… блять, как же ему все это выносит мозг. Нилу надоело бросаться в дрожь при каких-то невинных объятиях. Надоело испытывать страх каждый раз, когда кто-то случайно касался его. Надоело сворачиваться калачиком в постели в одиночестве, комкать одеяла в клубок и представлять, что кто-то спит рядом.

Он постучал, и дверь практически сразу распахнулась.

За дверью стоял парень ростом чуть ниже Нила; руки с нескольких фотографий обтягивали рукава его черной кожанки. У него были яркие волосы в тон зазубренным шипам, украшавшим браслеты на руках, несколько темных пирсингов в ушах и один на губе. Он излучал опасность, как притаившийся питон, и на руки были надеты перчатки того же оттенка черного, что и у Лолы, когда та разрезала какое-то животное на куски.

Нил почувствовал, как сердце сильнее заколотилось в груди. Он глубоко вдохнул и постарался не шевелить руками, пока пугающий незнакомец рассматривал его, а сам он думал о том, как легко этому человеку будет разделаться с ним.

Его руки гораздо больше, чем у Лолы.

Во время нависшей паузы Нил задумался, не пялятся ли на него из-за того, что он выглядит не так, как ожидал незнакомец. Они общались недолго, но Нил вдруг понял, что во время тех немногочисленных разговоров вел себя как самоуверенный провокатор. А сейчас чувствовал себя очень напряженно и крайне застенчиво.

За исключением нескольких стандартных фотографий, он не знал этого человека.

— Я работаю, — сказал AM-BJ, его голос прозвучал грубо и вместе с тем мягко, как гранола. — Заходи.

Нил вошел, скрестив руки на груди. Оглядевшись, он увидел на полу мотоцикл в окружении разбросанных по полу деталей. Посмотрев по сторонам, он быстро выяснил настоящее имя AM-BJ — Эндрю Джозеф Миньярд. Нил уже узнал это имя, когда проверял это место на предмет безопасности, но было полезно перепроверить, поскольку он не хотел перепутать AM-BJ с его похожим братом.

Эндрю переустанавливал деталь мотоцикла, вбивая ее на место силой рук и ладоней, подпирая его ногами. Закончив, он снял перчатки, и Нил перестал делать вид, что осматривает комнату.

— Можешь звать меня Эндрю, — сказал Эндрю, снимая кожанку. Нил заметил под его браслетами две черные повязки и оценил развитые мышцы груди, как и бицепсов. Это точно человек с фотографий. — Тебе нравится, чтобы тебя называли как-то по-особенному, или хочешь, чтобы я звал тебя BunnyBites?

Нил покраснел, вспомнив, какой ник выбрал в Grindr.

— Нил, — сразу же ответил он.

— Сейчас кажется, что ты просто кролик и совсем не зубастый, Нил.

Нил сглотнул.

— Заткнись.

Эндрю повернулся.

— Это больше похоже на щипок, чем на укус.

Нил прикусил язык и сердито уставился на него.

Эндрю подошел к двери, чтобы повесить кожанку, и, как оказалось, оставил ее незапертой.

— У меня есть одно правило, и оно заключается в том, что ты можешь уйти в любое время. Объясняться не обязательно.

— Нам нужно… стоп-слово или типа того?

Эндрю подошел ближе. Его темные глаза сфокусировались на Ниле; он изогнул бровь.

— Стоп-слова — это «нет», «стоп», «я хочу уйти», «хватит» или любые другие аналоги. Я предпочитаю, чтобы слова означали то, что означают.

Нил кивнул. Это правило тоже было ему по душе.

Эндрю подходил все ближе и ближе, пока Нилу не захотелось убежать. С каждым шагом его взгляд становился все напряженнее, но Нил не смел отвести глаз.

Когда Эндрю оказался достаточно близко, а тело Нила вытянулось как тетива, он тихо спросил:

— Можно к тебе прикоснуться?

В голове Нила произошло короткое замыкание.

— Что?

— Можно к тебе прикоснуться?

Нил открыл рот. Именно за этим он и пришел, не так ли?

— Да.

Эндрю положил свои тяжелые руки на плечи Нила.

— Напряженный.

— Мх-м.

— Я предпочитаю делать все быстро.

— Ну, вообще, у меня есть время, — сказал Нил, голос стал тише.

— Иди за мной, — Эндрю убрал руки, и Нил поднялся за ним вверх по лестнице. Одного только ощущения рук Эндрю на себе хватило, чтобы Нил уподобился своему грохочущему сердцу, которое гулко отдавалось в ушах при каждом шаге. Прикосновение пронеслось по его плечам, от макушки — и вниз по позвоночнику. Наверное, и правда будет лучше, если все закончится быстро; тогда Нилу не придется копаться в своих напряженных мыслях, и он сможет получить именно то, в чем нуждается.

Поднявшись наверх, они прошли мимо небольшой кухни и попали в спальню с темно-синими, почти черными простынями на широкой кровати. Стены были увешаны картинами: черными розами, цепями и черепами. На комоде горела свеча; Эндрю задул ее и начал снимать с себя шипастые браслеты. Плечи Нила практически болели от одной только мысли о том, как руки Эндрю впивались в них.

Над кроватью находилось большое окно; шторы были задернуты, открывая Нилу вид лишь на небольшой кусочек окружающего мира. Пошел дождь.

Не зная, что делать, Нил снял обувь, затем расстегнул кофту.

Глаза Эндрю потемнели в тон комнате, загорелись и засверкали как свеча. Нил чуть прикрыл веки; перестал дышать, пока готовился стянуть с себя футболку, как будто сам по себе процесс был зрелищем, а не то, что скрывалось под ней. Запретная зона. Невидимый участок кожи, которого совсем недавно касались игла и шовная нить.

Как только Нил снял футболку, выражение лица Эндрю не изменилось. Разве что — может быть, только может быть — глаза совсем немного распахнулись.

Эндрю бесцеремонно стянул футболку через голову, и Нил прикусил губы, поймав себя на том, что они уже прокушены. В футболке Эндрю выглядел крепким, а без нее казался более мягким. С несколькими пирсингами в ушах и без аксессуаров он выглядел достаточно опасно, чтобы оставить Нила в замешательстве.

Нил не был уверен, но, похоже, завелся. Но был уверен, что ему страшно, совсем чуть-чуть. И чем ближе они приближались к настоящему процессу, тем сильнее путались его чувства. Нилу нравилось ощущать… все, что подразумевало под собой удовольствие, но, с другой стороны, иногда по окончании он начинал ненавидеть себя еще больше. И почему-то не возникало никакого желания заняться сексом с Эндрю. Он просто хотел, чтобы их тела оказались рядом, а секс — лучший способ достигнуть этого.

Получается, они оба получат то, чего хотят, да?

Чтобы успокоить свои нервы, Нил сказал:

— Это что, состязание в гляделках? — он снял джинсы. — Пока что я веду.

Он услышал, как Эндрю хмыкнул себе под нос.

— Скоро сдашь позиции, когда я заставлю твои ресницы трепетать, — Эндрю снял обувь, пока Нил укладывался на кровать, которая показалась ему невероятно мягкой.

Нил чуть ухмыльнулся, когда атмосфера перешла от напряжения к чему-то более легкому.

Он внимательно наблюдал за происходящим, ожидая, когда Эндрю снимет джинсы. Бывало, Нил практиковался, когда оставался один, и обнаружил, что не возражает против ощущения чего-то внутри себя. Обычно это добавляло интересных ощущений. Проблема заключалась в ограниченности ресурсов Нила. Он был готов, но всего лишь чуть-чуть.

— Их снимать не собираешься? — спросил Нил, когда Эндрю снял только ремень.

— Да, — ответил Эндрю. — Пока не понадобятся.

— Ох.

— Это проблема?

— А это не… неудобно?

Эндрю уже наполовину напрягся в штанах. Судя по его виду, это стало бы проблемой. Зацикленной на Ниле проблемой. (Вторая мысль: кто дает, а кто принимает, и какая из их проблем из-за этого всплывет?)

«Да ладно тебе, Нил, — подумал Нил про себя. — Раз собрался заняться сексом, то пора перестать трястись как последний трус».

Эндрю остановился прямо у края кровати и наклонил голову к Нилу.

— Ах… — Нил подтянул ноги чуть ближе друг к другу. — Ах… блять, ладно, это смущает, нечего надо мной смеяться.

— А если буду.

— Немного можешь, — сказал Нил, покраснев. — Ах… я не совсем. Я никогда особо не…

Он напряженно уставился в стену напротив Эндрю, на которой висела картина с детальным изображением мандалы в красных, черных и розовых тонах. Боже, как ему вообще сказать кому-то настолько сильному, что он хочет чего-то меньшего? Эндрю, по всей видимости, уже был готов овладеть им. Готов заняться сексом так, как, похоже, хотят все; основываясь на знаниях Нила — жестко, быстро и слишком интенсивно.

— Ты никогда никого не трахал, — категорично заявил Эндрю.

— Ну, технически я трахался, но это было немного иначе. Не говоря уже о том, что это определенно не было… совсем не было… ах.

Когда Нил оглянулся, Эндрю стоял с приподнятой бровью.

Нила раздражало самолюбие Эндрю, которое, наверняка, потребовалось, чтобы отточить этот специфический взгляд.

— Это было быстро и не принесло удовольствия; мне совершенно не понравилось, но если мы собираемся сделать это так, как я предполагаю, то я хотел бы узнать, не мог бы ты просто быть… Не знаю, я хочу расслабиться; не мог бы ты, пожалуйста… просто…

— Дыши, — призвал Эндрю. — Опять же, мы остановимся, когда захочешь.

От этих слов нервы Нила затрепетали как птица, врезавшаяся в окно. Выходит, подразумевалось, что ему придется попросить остановиться. Подразумевалось, что процесс будет крайне интенсивным и яростным.

Кровать слегка прогнулась, когда Эндрю сел рядом с Нилом.

— Мы остановимся, когда остановимся. Скажешь «нет» или уйдешь, когда захочешь. Я сделаю все настолько медленно и осторожно, насколько смогу, и ты прервешь меня, если захочешь.

Нил кивнул. Он ждал, пока Эндрю начнет — толкнет его спиной на кровать и поцелует. И тут же перейдет к делу. Эндрю сразу же пустил в дело смазку, которую взял с прикроватной тумбочки, — возможно, даже раньше, чем просто прикоснулся к нему руками Эндрю.

Ох блять. Ох блять. Ох блять.

— Можно к тебе прикоснуться, да или нет? — спросил Эндрю, придвинувшись ближе.

Для этого он сюда и пришел.

— Да, — ответил Нил, хотя не был тверд и скорее взволнован, чем возбужден.

Ему пришлось зажмуриться, когда Эндрю поднял руку. Теми же ладонями, которыми Эндрю заводил мотоцикл, он провел по обнаженным плечам Нила, оставив медовую дорожку, и завел его руку за его же шею легким как дым прикосновением. Нил ощутил, как тело Эндрю прижалось к его. Его не столько вгоняли в процесс, сколько погружали. Он не был уверен, захотел ли этого, но их лица оказались слишком близко друг к другу, а кожу начало покалывать, и он подался вперед, чтобы поцеловать Эндрю. Они оба переборщили — чуть было не столкнулись носами; другую руку Эндрю запустил в волосы Нила и осторожно наклонил его голову в нужном ему направлении.

Нил подумал, что, возможно, он целовался слишком нежно, или, возможно, Эндрю целовался слишком нежно. Скорее всего, они оба. К тому же губы Эндрю были очень мягкими — мятными. Наверное, от гигиенической помады. Слюны не было. Не было покусываний. Просто очень чувственные прикосновения губ.

Нил наклонил голову и обнаружил, что Эндрю вовсе не касается его в том месте. Его движения больше походили на обрамление картины.

— Можно к тебе прикоснуться? — спросил Нил, потому что, похоже, так было принято.

— Везде, кроме мест в одежде, — ответил Эндрю.

Нил потянулся к бицепсам Эндрю; на ощупь они оказались такими же твердыми, как и на вид.

— Господи, — сказал Эндрю, — у тебя руки пиздец холодные.

Нил негромко посмеялся и почувствовал, как обе ладони Эндрю провели по его спине и ниже, разминая и почти массируя каждую мышцу его уставшего тела. Эндрю взял руки Нила в свои и прижал их к своим бокам, очень теплым бокам. Нил так их и оставил, размышляя, не боится ли Эндрю щекотки, и решил, что было бы неуважительно проверять эту теорию.

Эндрю начал надавливать сильнее, нанося новые поцелуи в несколько разных мест. Все это происходило настолько медленно, что Нил не мог сосредоточиться ни на чем, кроме теплых ладоней на своем теле; ни на том, где именно они касаются, ни на том, как сильно ему приходилось подавлять дрожь каждый раз, когда ладони Эндрю проходились по его ушам или шее. Это было так медленно и так хорошо. Нил был уверен, что это не секс. Но это нравилось ему гораздо больше.

Они переместились. Нил опустился ниже, спиной скользнув в кровать. Эндрю навис над ним, оставляя пространство между. Нил задел коленом джинсы Эндрю, когда притянул его к себе, касаясь волос — таких мягких, как у шиншиллы; в этом поцелуе они немного задействовали языки. От этого ощущения у Нила свело живот.

Это был не тот напор, которого так страшился Нил. Этот напор вызывал какой-то более глубокий, неосознаваемый страх. Так медленно, так нежно. Руки Эндрю, обводящие его тело, практически обнимали. Поцелуй в лоб. Пальцы рук путались друг с другом. Сжимая и держа. Похоже, именно так должна была чувствовать себя мать, прижимающая сына к груди. Возможно, именно так его обнимал бы отец — как ни неприятно было думать об этом, — если бы не был хладнокровным убийцей.

Вот что чувствовал бы Нил, если бы его любили.

Плечи Нила задрожали под ласковыми прикосновениями Эндрю, и он отпрянул, собираясь с силами, словно пытаясь отгородиться от нахлынувших эмоций. «Нет, только не сейчас, — подумал Нил. — Блять, хватит».

Нил захрипел, пытаясь затолкать эти мысли обратно, и тут Эндрю внезапно убрал руки. Нил всхлипнул от потери всего этого. Он старался не думать. Просто почему… Он старался не думать. Почему никто не мог прикасаться ко мне вот так, а не как…

Он старался не думать.

Не похоже, что они хотели меня сломить.

Нил снова вздрогнул.

— Прости, — выпалил Нил. — Ты не сделал ничего плохого. Блять, просто я… мне так жаль.

Эндрю посмотрел на Нила с чем-то новым в глазах. Не то чтобы это нечто появилось только сейчас, просто Нил не заметил раньше.

— В чем дело.

— Я в порядке, просто дай мне секунду, — сказал Нил, вытирая глаза. Пытаясь остановить слезы.

— Нет, — сказал Эндрю. — Мы не зайдем дальше, пока ты будешь плакать.

— Я сказал, дай мне секунду, — резко произнес Нил. Он не сможет смириться с тем, что у него отнимут эти прикосновение. Ему отчаянно хотелось заполучить еще немного. Еще хотя бы несколько минуток. — Я сейчас перестану. Перестану, клянусь.

Он услышал тяжелый вздох.

— Мы не будем этого делать, — сказал Эндрю. — Ты не хочешь.

— Я… — Нил оступился на полуслове. — Я хочу… — Скажи. Скажи. Скажи, трус.

— Ты не хочешь заниматься со мной сексом, — заключил Эндрю.

Нил посмотрел на Эндрю; по его лицу беспрепятственно текли слезы. Губы дрогнули, и он кивнул.

Эндрю подвинулся, чтобы встать.

— Постой. Я хочу… Я хочу продолжить то, что мы делали. Можно?

— Объясняй понятнее, если собрался о чем-то попросить.

Нил глубоко вдохнул, прежде чем спросить, снова и снова повторяя себе, что ему не запрещено это сделать.

— Мы можем просто… пообниматься?

Плечи Эндрю расслабились, и что-то изменилось в его лице. На короткое мгновение его губы сложились в понимающем «Ох». За секунду до того, как сердце Нила сдало от волнения в ожидании ответа, Эндрю ответил:

— Да.

Нил чуть не рухнул в обморок от облегчения.

— Я надену пижаму.

Когда Эндрю встал, в груди Нила будто разлился холод. Он снова ощутил себя раздетым, нагим, последним человеческим существом. С каждой секундой становилось все ледянее, пока Эндрю вылезал из джинсов и натягивал мягкие пижамные штаны.

Эндрю снова сел на кровать рядом с подушками, скрестил ноги и протянул руки так, как если бы пытался приманить кошку, чтобы та подошла поближе.

Плечи Нила опустились.

— Ты не обязан это делать. Я не хотел все испортить.

С тяжелым вздохом Эндрю сдвинул вниз свои тяжелые одеяла, освобождая место. Казалось, будто некое ласковое существо свило гнездо на вершине сердца Нила, когда он понял, что это место предназначалось для него.

Эндрю наклонился вперед и поддел пальцами подбородок Нила, большим пальцем коснулся его губ.

— Закрой рот и, если «да», ложись.

Нил придвинулся ближе и практически уперся головой в руку Эндрю, когда тот попытался завести ее ему за голову. Нил скользнул под тяжелые одеяла, темно… такие темно-синие.

Эндрю откинулся на подушки, а Нил прильнул к нему; соприкосновение их кожи было как бальзам на каждый вручную зашитый Нилом шрам. Он почувствовал, как потекли слезы, и тут Эндрю рукой зачесал его волосы, а другой притянул Нила ближе — за талию. Нил с благодарностью принял безмолвное приглашение, положив голову на грудь Эндрю рядом с его плечом и издал дрожащий выдох.

Нил положил руку на противоположное плечо Эндрю, пока тот перебирал его волосы. Все еще не удовлетворенный, Нил перекинул одну ногу через ногу Эндрю и прижал их чуть плотнее.

Кровать зашевелилась, и Нил, подняв голову, увидел, что это Эндрю потянулся свободной рукой, чтобы взять что-то у изголовья. Он щелкнул, и Нил затаил дыхание, в то время как потолок зажегся голубыми сказочными огоньками.

С очередным ударом сердца Нил закрыл глаза и прижался ухом к сердцу Эндрю.

— Сказочные огоньки?

— Они не очень-то настраивают на перепихон.

— Это не совсем перепихон.

Никто из них не возразил. Что бы это ни было, оно перетекало в нечто более интимное.

При свете огоньков Нил разглядел, что одеяло не темно-синее — оно серое. Любимого цвета Нила, хотя никто об этом не знал.

— Получается, сказочные огоньки не настраивают, а картины — наоборот?

— Я их ни для кого не снимаю, — сказал Эндрю.

— Это ты их нарисовал?

— Да.

— Они мне нравятся.

— Как скажешь.

— Скажу, потому что это правда. Например, та картина с розами и шипами; она почему-то отличается от всех картин с розами, которые я когда-либо видел — при таком освещении, с такими деталями. Я серьезно, слышишь. Если я говорю что-то, то это и имею в виду.

— Ты бесишь.

— Ты просто смущаешься.

— Это ты сейчас со мной обнимаешься. Не стыдно, Кролик?

Почему-то поддразнивание, которым Эндрю пытался пристыдить Нила, раззадорило его и воспринялось им как вызов. Он прижался ближе, обхватив ногу Эндрю, и глубоко вдохнул запах кедра, исходящий от его груди. Снова закрыл глаза, когда Эндрю начал массировать его шею двумя пальцами. Его большие ладони почти идеально подходили под нее.

Нил не понимал, почему так быстро доверился этому человеку. Возможно, все благодаря его искреннему, открытому взгляду. Его мастерскому владению языком и прямолинейности вкупе с некой загадочностью, будто прокладывающей тропинку в лес. Так или иначе, Нил собирался лежать здесь до тех пор, пока не прекратит плакать. Ему стоило избавить свои глаза от напряжения и подержать их закрытыми подольше, чем несколько секунд.

Голубое свечение смешалось с чернотой век Нила. Тело согрелось.

С большим трудом, — учитывая, что Нил развалился на нем практически как на кровати, — Эндрю переместился выше, чтобы обхватить его обеими руками. В конце концов, чья-то рука наверняка онемеет, но ни один из них не хотел это прекращать.

— Нет, — ответил Нил. С этим не поспоришь. — И, я думаю, не тебе об этом говорить, AM-BJ. Ты пытался умным показаться?

— Это аббревиатура от Эндрю Миньярда.

— А BJ?

— Минет, очевидно.

Нил засмеялся. Прерывистым, сдавленным смехом, от которого выступило еще больше слез. Теперь все стало приятным. Фонтан слез уменьшался, хотя моментами Нил просто… чувствовал. Чувствовал Эндрю и щекотку от волос на его груди рядом с ухом. Чувствовал одеяла, окутывающие его своим теплом, руки Эндрю, обнимающие его, и ладонь Эндрю, проводящую по его позвоночнику; именно тогда и хлынула новая волна.

— Я такое обычно не делаю, — сказал Нил, разочарованный собой.

Нависла тишина.

Затем Эндрю сказал:

— Я тоже.

— Не плачу, в смысле.

— М-м.

— На самом деле я не понимаю, почему все так. Я чувствую себя хорошо.

— Врешь.

— Чувствую. Это не ложь.

Если только Нил не лгал самому себе.

Грусть. Наверное, это грусть. Вот только не до конца она, потому что грусть должна была вписываться в обозначенное определение грусти, но ни одна из нынешних эмоций Нила не входила в границы человеческого общения.

За исключением прикосновений.

Нил поднял кисть, коснулся руки Эндрю, и провел ладонью от его плеча до запястья. На секунду обхватил пальцами его ладонь. Хотелось сжать. Хотелось не отпускать. Промелькнула мысль о том, насколько мягче ощущались руки Эндрю по сравнению с его собственными, и еще одна: не из-за перчаток ли это. Хотелось, чтобы кто-нибудь хоть раз взял его за руку, как будто не хотел потерять, а не таскал за волосы, будто наплевав на то, какие части себя Нил может из-за этого потерять.

Легкие Нила содрогались от беспорядочных всхлипываний.

Тишина заполнила комнату, когда Эндрю снова приласкал Нила.

— Я не буду об этом говорить, — сказал Нил.

— Мог бы меня обмануть.

Нил поднял полусвободную руку к шее Эндрю и погладил ее кожу, наконец вызвав ответную реакцию — грудь Эндрю вздрогнула.

— Перестань, — сказал Эндрю.

Нил перестал, хотя ему очень хотелось сделать это еще раз.

Его потрясло осознание, насколько его тело было способно вместить все это… это… это. Это, чтобы то ни было, внутри. Грязь. Печаль, если ее можно так назвать. Тоску от того, что он единственный обнажен в этой комнате. Потерянность от того, что остаешься без матери на берегу океана, скучая по тому, чего никогда не получишь. Ненависть из-за отсутствия любви. Яд обжигающей боли, оставивший на тебе клеймо. Вот оно. Это прикосновение. Мысли все приходили и приходили, а Нил продолжал дрожать. Его тело каким-то образом оставалось целым; петли и винты не расшатывались от пронзающей насквозь дрожи, как бы долго она ни продолжалась.

И все это время, все время, все-все рядом находился Эндрю. Больше, чем прикосновения Эндрю. Больше, чем руки. Больше, чем тело. Неожиданные прикосновения к тем местам, о которых Нил даже помыслить не мог (например, к позвоночнику; кто же знал, что он ощущается так, когда кто-то к нему прикасается). Большой палец провел по шраму на спине, а остальные — по дельтовидной мышце. Это был первый человек, который попросил, а потом отдал столько же, сколько и взял. Это было необъяснимое чувство доверия.

К тому времени, когда Эндрю коснулся всех доступных мест на его теле, Нил, должно быть, уже литры выплакал. Либо нежными поглаживаниями, а иногда постукиваниями пальцев по линиям мышц Нила, прослеживая шрамы на всем его торсе мизинцем или проводя двумя пальцами так, словно рука становилась человечком (что вызывало у Нила смех, переходящий в еще больший плач).

Когда прикосновения вернулись к обычным, а слезы потекли с новой силой, Нил пришел к выводу.

Во всем этом должно существовать что-то общее. Должно быть или не быть. Этого не хватает. Пустота в груди. Кости в рюкзаке.

Одиночество.

Именно его почувствовал Нил, когда свернулся калачиком, отстранившись от тела напротив. Он все еще ощущал этот болезненный груз, который нес на себе будто целую вечность и который неуклонно становился все тяжелее и тяжелее. Поскольку Нил так долго носил его в себе, ощутил он его только сейчас. Сбросив груз, Нил ужаснулся тому, насколько много чувств копил в себе. Ужаснулся тому, на что был способен.

Нил зажмурился и широко зевнул.

— Я очень страшный, — сказал он. — Весь в неровностях.

— Я вижу.

— Заткнись. Я… хочу сказать, что не собираюсь засыпать, потому что моя сила воли… у меня очень большая сила воли. Я устойчив к пыткам, например к… пыткам водой с пончо.

— Нил… — тихо отозвался Эндрю.

Чем бы они сейчас ни занимались, внезапно, это переросло в нечто вопиюще опасное.

Эта мысль пронзила Нила вместе с ноющей усталостью. Пожалуй, еще никогда не было так тепло и так уютно. Чем больше Нил погружался в объятия Эндрю, тем больше убеждался, что ничто не сможет их превзойти.

— …О чем ты, блять, говоришь.

— О пончо, — устало ответил Нил. Он просто не мог уйти. Только не от этого. Все его лицо в соли. Как океаническая дождевая вода. — Разве вся дождевая вода берется не из океанов? Нет… нет, из озер.

— Нил, — ровным тоном позвал Эндрю, правда чуть напряженнее, чем обычно.

— Нил… — повторил Нил.

— Нил, не засыпай.

— А нечего быть таким… удобным.

— Блять… эй. Нил, — слишком тихо сказал Эндрю, чтобы вырвать Нила из его грез. Нил еще никогда не чувствовал себя настолько уютно и безопасно. Сон неминуем. Сон всегда был последним рубежом, пересекая который ты отдавал себя в руки чего-то или кого-то, кто может причинить тебе боль.

***

Пощечина ощущалась гораздо больнее, когда за ней следовало ободряющее прикосновение. Опасность. Если Нил не будет осторожен, то не успеет вовремя добраться до Священного Леса. Вне Священного Леса никто никому не доверял.

— Нил, — сказал лев, выглядящий как Эндрю, в каменном замке. — Эй. Не смей. Я высыплю тебе лед за воротник. Воду на тебя вылью.

— Не понимаю, как это относится к квесту, — довольно нахально высказал Нил.

— Вот мудак.

— Я больше, чем просто мудак, Аруд.

— Эндрю.

— Мне плевать, что ты там нарисовал. Мне нужно попасть в Священный Лес.

— А что в Лесу.

— Люди, которые обещают не бить меня, а потом не бьют.

— …

— …

— …Доверие?

— Ох, — выдохнул Нил. — Ты, должно быть, тоже из Леса.