Предновогодняя суета всегда дарила Лёше какое-то особое чувство уюта. Так повелось еще с детского дома, когда они все вместе наряжали огромную ёлку, и когда он месяцами бегал по окрестным магазинам в поисках подходящего и доступного подарка для Лизы. Сейчас Лиза уже не в России: она, такая маленькая умная девочка, выиграла грант на учебу в Англии. Практически сама, с помощью молодой инициативной учительницы, разглядевшей в девочке талант и потенциал. Лёша помнит, как она с горящими глазами забежала к нему в комнату, вопя радостную новость на весь детдом. Он правда искренне рад за малышку и гордится ею, вот только она уж очень редко приезжает, а Лёша очень скучает, поэтому каждый день звонит и переписывается с Лизой.

И вот вся эта предновогодняя суета только усугубляет тоску по сестренке — в этом году у него никак не получается поехать к ней. А все потому, что необходимо готовиться к новогоднему концерту. А еще нужно непременно добиться партии первой скрипки в Щелкунчике. Первая скрипка — самая престижная позиция в оркестре, и тот, кто хочет её занять, должен быть на вершине своего исполнительского мастерства. Более того, это даст преимущества в конце года на экзаменах. Поэтому Лёша усердно работает. Ну а ещё, если честно, подготовка к прослушиванию помогает забыть о тоске по сестре. Лёша отдается весь — у него пальцы в мозолях, отпечатки струн практически не сходят, а в глазах порою рябит от бесконечной нити нот, бегущих туда-сюда по нотному стану. Лёша почти не волнуется — он всем так говорит. Он лучший в своей группе, даже, скорее всего, лучший на потоке. Его хвалят преподаватели, пророчат ему прекрасное будущее. Лёша выкладывается на полную, старается, трудится — но ему все равно кажется это недостаточным. Мало, мало, мало. Нужно больше, нужно лучше, нужно, чтобы было идеально.

У Лёши нет друзей — да и нет у него времени на всякие тусовки. У него все двадцать четыре часа в сутках смычок в руке, а пальцы на грифе. Он посвящает все свое время игре на скрипке. Он любит музыку, его завораживает это волшебство — как из-под рук музыканта вылетают звуки и складываются в мелодию, которая окутывает все вокруг и проникает в самое сердце. Но вот у Лёши, увы, не получается играть так, чтобы откликалось. Все его хвалят, ведь он практически идеально играет — чисто, ритмически верно, с правильно расставленными акцентами и насыщенной вибрацией. Но он не чувствует того же, что при прослушивании других музыкантов — например, его любимого учителя Сергея Викторовича, которым он искренне восхищается. У него вот скрипка поет, а не просто издает музыку. Юра — единственный его одногруппник, с кем он более-менее тесно общается — говорит, что Лёша слишком самокритичен. Лёша старается, пытается заставить скрипку петь — но нет. Это просто мелодия, да, чистая, да, красивая — но бездушная. С такой игрой в первые скрипки не берут.

Сейчас, шагая на последнюю перед прослушиванием репетицию, Лёшу немного колотит. Не от холода, нет — хотя зима в этом году в Питере довольно холодная — от волнения, потому что уже завтра решится очень важный, почти судьбоносный момент. Если он хотя бы пройдет в отбор на первую скрипку, это уже будет хорошо. Лёша убеждает себя, что все будет хорошо, но не верит сам себе.

А зима в этом году не только холодная, но и до жути красивая. Все заносит снегом, и эти ледяные искорки опускаются все ниже, наслаиваются друг на друга, создавая целые сугробы. Было бы неплохо бросить все и зарыться полностью в снежный ком, или построить снеговика, морозя руки, а потом пить горячий чай, греться и смеяться. Но — не время. И не дело уже такими глупостями заниматься, он серьезный музыкант, а не какой-то шалопай.

Хотя один пункт быстролетной мечты выполнен — руки действительно заледенели. Придется снова отогревать их, положив на горячую батарею. Лёше, конечно, раз сто говорили про перчатки, но из головы почему-то этот момент постоянно вылетает. Даже руки в карманы не засунешь — в руках вечный футляр инструмента.

Лёша быстро проскальзывает в здание консерватории, вежливо здоровается с вахтершей Валентиной Михайловной, которая знает его в лицо и зовет Лёшенькой, отдает куртку в гардероб и быстрым шагом стремится к залу. Он, конечно, не опаздывает — до репетиции еще целых двадцать минут — но хотелось бы успеть настроить скрипку и немного разыграться — огорчить Сергея Викторовича не хочется даже на репетиции.

Зал на удивление пуст — Лёша предполагал, что здесь уже кто-то репетирует, возможно, студенты из другой группы, но нет. Это, конечно, к лучшему — Лёша вообще не любит сталкиваться с другими студентами. Ему кажется, что его презирают или даже тайно ненавидят, хотя он ничего плохого вроде и не делал. Не то чтобы его особо волновало мнение остальных — студенческой жизни он так и не вкусил, а некоторые инциденты первого курса совсем не вдохновили. Лёше главное — учеба, чтобы можно было попасть в какой-нибудь престижный оркестр — те же РНОРоссийский национальный оркестр или НФОРНациональный филармонический оркестр России. У него даже отношений никогда никаких не было — да и некогда. По этому поводу, кстати, шутили студенты — мол, отношения у Макарова только с его скрипкой — но Лёша как-то все равно на их странноватый юмор. Пусть шутят, если им так хочется, а Лёша лучше лишний раз позанимается, вместо того, чтобы что-то кому-то там доказывать.

Лёша уверенно может сказать, что звуки скрипки в пустом зале — это отдельный вид искусства, это что-то невыразимо прекрасное. Именно ради этого Лёша целый год приходил на два часа раньше всех занятий — просто чтобы поиграть в пустом зале, когда звук отталкивается от всех стен и обволакивает в какой-то теплый кокон, будто укрывает мягким одеялом. Лёша, кажется, мог даже увидеть эти изящные и легкие нотки, скачущие в воздухе. Только вот нет души у его игры — и это проблема, которой озабочен, видимо, один только Лёша, потому что даже Сергей Викторович удивился, когда он поделился с ним своей проблемой, и посоветовал «не загоняться по таким поводам». Лёша, правда, не внял совету, хотя обычно мнение любимого преподавателя очень уважает и ценит.

Пальцы вновь бегают по грифу — со струны на струну, из позиции в позицию, зацепляя правильные ноты, дрожа в глубоком вибрато. Правая рука крепко и плавно ведет смычок, выигрывая мелодию. Лёша не зря тренировался — сейчас руки мгновенно слушаются и в тот же миг переносят ноты, настолько бережно отложенные в памяти, что и сейчас нотный стан стоит перед глазами. Лёша не волнуется, он всегда успокаивается, когда начинает играть. Двадцать четвертый каприс Паганини — довольно сложное произведение, но Лёше нравится. Нравится и звучание, и даже техника собственной игры. Его полностью завлекает нить звуков, складывающаяся в мелодию. И только стихает последний аккорд, как раздаются одинокие, но уверенные аплодисменты.

— Лёша, с такой игрой тебе не стоит ни о чем волноваться, — доверительно сообщает ему Сергей Викторович. — Сыграешь так на прослушивании — позиция первой скрипки твоя.

— Спасибо, Сергей Викторович! — Лёша снял скрипку с плеча и шутливо поклонился.

— За правду не благодарят, — привычно отмахнулся учитель. — Главное, не волнуйся — у тебя все хорошо. Насколько я успел услышать, у тебя было пару смазанных моментов. Давай еще раз, но в медленном темпе, хорошо? А потом остальные придут, сыграем что-нибудь ансамблем — потренирую вас к оркестру. Олег придет, сыграет вам аккомпанемент.

Лёша понятливо кивнул. Олег Давидович — их концертмейстер, пианист-аккомпаниатор. Он — настоящий виртуоз, и мог бы с легкостью выступать с концертами, но почему-то выбрал преподавание в училище. Поговаривали, что раньше он служил в армии и получил травму, а еще что он то ли друг детства, то ли партнер Сергея Викторовича — но Лёшу и это не особо волновало. Ему, честно, никакого дела до личной жизни учителей, да и своя его тоже не заботит. Сейчас все, о чем ему стоит думать — скрипка, прослушивание, новогодняя сюита. А всё остальное — мелочи. Потому что партия первой скрипки, сдача экзаменов — это шанс на хорошее будущее. Ведь ему, парню из детдома без именитых родителей или покровителя, пробиться куда-то высоко практически невозможно — по крайней мере, без усердной работы. Поэтому он и старается изо всех сил — выбиться как можно выше, стать как можно лучше, чтобы заметили. Но если он провалится? Это будет крах всего — всех надежд и мечтаний, и что делать тогда? Куда идти? Кем работать? Что вообще делать? Стать уличным музыкантом без гроша за душой? Не очень радужная перспектива, если честно…

— И вот он опять в себе копается, я прав? Инсту открыл и завис пацан, — на плечо Лёше опустилась знакомая легкая рука.

Это тот самый Юра — добрый малый, не очень талантливый, зато упорный. А вообще он говорил, что скрипка — его хобби, и он пошел сюда просто так. Юра вообще всегда на позитиве, и легко переносит неудачи — по крайней мере, внешне. Но в душу ему Лёша не лезет, у него и своих тараканов полно.

— Привет, Юр, — Лёша улыбнулся знакомому. Или даже другу, хотя они не очень много общаются.

— И со скольких ты здесь тусуешься? С пяти утра? — он по-доброму усмехнулся, очевидно зная о его тяге к благому музыкальному труду.

— Только полчаса, не надо меня ругать! — наигранно возмутился Лёша и отложил телефон в сторону. Юра с его непрошеной заботой всегда умилял и как-то расслаблял. Хотя он со всеми такой — очень тактильный и стремящийся помочь всем и каждому. Нужна ли помощь самому Юре — неизвестно, но если он попросит — Лёша поможет.

Юра удовлетворенно кивнул и опустился на кресло рядом с ним, закинув футляр со скрипкой на соседнее место.

— Там наши собираются тусовку устраивать после завтрашнего прослушивания. Ты обязан туда пойти! И я ничего не хочу слушать о том, что ты…

— Мне неинтересны всякие вечеринки, — перебил его Лёша. Раньше Юра постоянно старался затащить его на какую-нибудь тусовку, но потом оставил попытки, убедившись в бесполезности его усилий. И вот — снова начал.

— Бла-бла-бла, — он показушно заткнул уши. — У нас выпускной год, а ты всех снова бросаешь! Предновогодняя вечеринка, да еще и после прослушивания, на котором ты точно получишь первую партию — это ли не повод отметить? — с пылом убеждал его Юра. — Ну пожалуйста, Лёша, — жалобно протянул он, видя упорный отказ. — Ну один разочек, ну что тебе стоит, тебе же необязательно напиваться, просто небольшой праздник! Ну пожалуйста! — Юра разве что не на коленях умолял его. И чего его так волнует Лёшино присутствие на вечеринке?

— Ладно, — со скрипом согласился Лёша, лишь бы заткнуть друга, потому что на них уже стали странно коситься.

— Правда? Обещаешь? Поклянись! — лицо Юры осветилось почти детским восторгом, и он еле удерживался от того, чтобы крепко обнять Лёшу.

— Обещаю, обещаю, — отмахнулся Лёша. Хотя… Ну а если а правда пойти? Просто посмотреть, не понравится — тут же свалит оттуда, правильно? Никто его там держать не будет. Не должны, по крайней мере. Один раз, как говорится…

— Все в сборе? — уточнил Сергей Викторович, оглядев весь зал. Там было примерно пятнадцать человек — но Лёша уверен, что половина из них даже не пройдет отбор в оркестр. Потому что места в оркестре за деньги не купишь — хотя за деньги в этом мире купить можно все, но Лёша свято верит в неприкосновенность хотя бы оркестра.

В зал уверенным шагом зашёл Олег Давидович, поздоровавшись со студентами кивком головы и получив нестройный хор голосов в ответ.

— Привет, — улыбнулся ему Сергей Викторович, скользнув взглядом по глухой водолазке, и как-то подозрительно хитро усмехнулся уголком губ.

Сзади зашептались девчонки, яро обсуждая очередное взаимодействие любимых учителей. Кажется, особо изощрённые умы стали считать их парой, а по рукам ходят похабные картинки, контрабандой добытые у художников. Лёша довольно спокойно относится ко всем видам любви — но предпочитает держаться от нее подальше. На всякий случай. А то мало ли — увлечется кем-то, а как же карьера? Скрипка? Амбиции? Ну уж нет, отвлекающие факторы Лёше точно не нужны.

Они всей группой забираются на сцену и расставляют пюпитрыподставка для нот, бывает напольная, настольная или прикрепляемая к музыкальному инструменту, в тексте имеются ввиду напольные пюпитры, пока учителя о чем-то переговариваются тихим шепотом, придвинувшись друг к другу практически вплотную. Лера — его однофамилица, кстати, — уже успела сфотографировать их и запостить в твиттер — даже Лёша в курсе ее профиля о «сероволках», кажется. Он бы не удивился, что и Сергей Викторович с Олегом Давидовичем тоже в курсе — просто тактично не хотят поднимать тему.

Пока все остальные настраивают инструменты, Лёша задумчиво бегает пальцами по грифу. Скрипка молчит — легкие касания подушечек пальцев в сравнение не идут со звонким пиццикатоприём игры на скрипке, включающий в себя защипывание струн пальцами, тем более что смычок спокойно покоится в правой руке.

— Интересно, что сегодня играть будем, — задумчиво тянет Юра, незаметно подкравшись со спины.

Лёша, к своей чести, даже не вздрогнул — он привык к схожим выходкам Лизы, так что инфаркт из-за таких мелочей точно не получит. Но сердце болезненно сжалось — он готов сто раз наигранно испугаться, когда Лиза выпрыгивает из-за угла, только бы она рядом была.

— По крайней мере, ансамблем, — пожал плечами Лёша. — Не думаю, что будет что-то очень сложное.

— Да тебе и Паганини несложный, — обиженно выдал Юра. — Хотя я все равно во второй партии, что уже там.

— А вдруг в первую поставят? — он наконец обернулся к собеседнику.

— Кто знает, — философски пожал плечами Юра. — На все воля волчья.

Лёша фыркнул, отмечая локальную шутку — мол, в нашем ансамбле руководит аккомпаниатор. Впрочем, это не так уж и далеко от правды — все в руках Волкова Олега Давидовича, от него многое зависит — хотя решения, конечно, принимает Сергей Викторович.

— Так, мои уважаемые студенты и очаровательные студентки, — почти торжественно обратился к аудитории Сергей Викторович. — Сегодня я буду иметь удовольствие слушать вальс из балета «Спящая красавица» моего любимого Чайковского в вашем исполнении. На партии делимся как обычно, первое исполнение черновое, каждый в своем темпе, следующее по партиям, затем все вместе — ну и по обстоятельствам. Всё ясно?

Групповой кивок головой — и зал заполнился сонмом звуков — каждый приступил к разбору нот. Учитель, удовлетворенно оглядев своих учеников, обернулся к коллеге и снова о чем-то зашептался с ним.

Вообще, Лёша уже играл это довольно знаменитое произведение — да и все, скорее всего, знакомы с ним, так что трудностей возникнуть не должно. После многочисленных этюдов технические моменты уже не кажутся страшными, а мелодия на слуху. Можно немного расслабиться, но все равно продолжить внимательно следить за текстом, контролировать пальцы и интонацию. Всё же не хочется опозориться ни перед преподавателями, ни перед однокурсниками.

Нота за нотой, такт за тактом, предложение за предложением — весь текст довольно скоро оказывается прочитанным — Лёше даже не пришлось останавливаться, чтобы разобраться с какими-то местами, все выглядит несложным. Впрочем, пара человек из первой партии все же застряли на восьмых, которые скачут по нескольким позициям — а темп будет довольно быстрый, скорее всего. Несмотря на кажущуюся простоту текста — Лёша уверен, что будет сложно. Сергей Викторович что-то точно придумает — просто на его занятиях никогда не бывает. А после ансамбля для «разогрева» он точно будет слушать всех и каждого, беспощадно указывая на каждую неточность или ошибку в исполнении.

— Ну что, все ознакомились с нотами? — уточнил преподаватель лишь для проформы — и так было ясно, что все закончили. — Тогда, Олег, прошу к инструменту, — он шутливо, но изящно поклонился и с улыбкой махнул рукой в сторону фортепиано.

Заиграла мелодия вступления — Лёша уже стоял со скрипкой наготове. Смычок тихо опустился на струну, пока мозг отсчитывал нужные такты и ловил темп аккомпанемента. Нужная секунда, новый аккорд из-под рук Олега Давидовича — будто толчок, и смычок двинулся с места, его личная мелодия вырвалась из инструмента, сливаясь с другими — аналогичными, но все же неуловимо отличающимися. Именно в этом заключается сложность игры в ансамбле — нужно подстраиваться под других, нужно играть вместе — а не каждый по отдельности. Необходимо прислушиваться к фортепиано, а ведь Лёша к тому же старается направить и других — играет чуть громче, чуть ярче, чутко улавливая неточности в чужой игре.

Партия заканчивается как-то уж слишком быстро — или просто Лёша был слишком увлечен музыкой, что не заметил даже течения времени, словно оно замерло, благосклонно выслушивая их игру.

Сергей Викторович кивнул головой, все еще находясь в какой-то задумчивости, и жестом показал, что партии сменяются. Лёша отошел в сторону, зацепил взглядом Юру — улыбнулся ему уголком губ, подбадривая, затем начался прогон второй партии — и внимание переключилось на музыку, пытаясь представить, как обе партии будут звучать вместе.

Многие говорят, что вторая партия легче — но Лёша так не считал. Все партии равноценны — первая, пусть и задает мелодию, — но она не будет так звучать без вторых, будет пустоватой и не такой яркой. Но — незаслуженно, конечно — все же некоторые студенты считают нехорошим знаком определение во вторую партию. Лёша был бы не против попробовать себя во всех сферах и гранях ансамблей и оркестров — это интересный и полезный опыт, который поможет в дальнейшей работе.

— Так, теперь все вместе. Надеюсь, я наслажусь вашим исполнением, — сказал Сергей Викторович, когда вторые закончили играть, наконец выползая из туманной задумчивости.

И вновь звучат аккорды вступления, вновь внимание напрягается — теперь, со вторыми, играть сложнее — но интереснее. Лёша следит за переливами мелодии, пока пальцы выигрывают острые восьмые, а смычок плавно летает вверх-вниз на легато; пусть он сосредоточен на своей партии, он все равно прислушивается ко всем остальным, силясь охватить всё-всё, что нужно. На удивление, их исполнение, пусть и далековато от идеала, кажется вполне сносным.

— Вполне ничего, — подтвердил их учитель, едва стихли последние отголоски аккордов. — Но давайте-ка еще разок пройдемся — и не забывайте слушать друг друга! Может, темп побыстрее взять? — обратился он уже к аккомпаниатору.

И работа разбежалась, подхватывая всех и вовлекая в процесс. Работа над музыкой — звучит! Лёша полностью углубился в ноты, в мелодию, в отрывистые указания преподавателей — все внимание было захвачено вальсом из «Спящей красавицы». А после ансамбля они буквально по разочку пробежались по своим произведениям для прослушивания — потому что время поджимало, они здесь и так почти два часа — пока трудишься над любимым делом, оно и правда летит незаметно.

— Всё, ребята и девчата, до завтра. Прослушивание завтра в 12:00, всем в одиннадцать быть здесь, как штык! И не волнуйтесь, отдохните лучше, — попрощался Сергей Викторович со студентами.

— До свидания! — протянул нестройный хор голосов, и скрипачи, сбившись в группы и весело о чем переговариваясь, направились в гардероб.

Уже на выходе Лёше подошел Юра, закинув руку на плечо и улыбаясь во все тридцать два.

— Ну так что, я тебе адрес уже скинул, и помни — не придешь на тусовку — я на тебя обижусь! — шутливо пригрозил он ему. — Ну, бывай! — и, помахав рукой и улыбнувшись еще шире, ушел восвояси.

— Пока, — кивнул ему Лёша, тоже улыбнулся и решил все же посмотреть, где будет проходить вечеринка. Только телефона в кармане не оказалось. Лёша тяжело вздохнул и повернул назад.

Вообще-то Лёша довольно часто забывал телефон практически во всех местах, где бывал со скрипкой — так что не особо удивился новой пропаже, лишь покорно потопал назад — прямо в куртке, потому что снимать ее и сдавать в гардероб не очень хочется.

Но когда Лёша поднялся к залу, он замер в изумлении у приоткрытой двери. Оттуда раздавались чарующие звуки скрипки — более того, это Чакона Баха — одно из довольно нелюбимых Лёшей произведений — но звучала она так по-новому удивительно и свежо, что становилось совсем невозможным оторваться, а ноги так и приросли к полу. Не сумев сдержать любопытство, он заглянул в зал — и пропал: там, на сцене, стоял просто какой-то ангел.

Хрупкий на вид парень так увлеченно играл на скрипке, что прикрыл глаза от удовольствия, так что Лёша бесстыдно разглядывал его. Тонкие, изящные черты лица в обрамлении светлых волос — ну разве не ангел? Длинные, будто изломленные руки держали скрипку в руках, словно она драгоценность или сокровище. Но главное — это музыка, которая по ощущениям шла от самого юноши. Она проникала куда-то в самое сердце, оставаясь там и согревая душу. Это зачаровывало, завлекало, и к этому чудесному ангелу совсем уж манило и тянуло. Хотелось бы узнать, как ему удалось играть так живо и душевно. Лёша, будто завороженный, прилип к двери, стараясь уловить как можно больше — эмоции скрипача, его игру.

Музыка кончилась как-то очень неожиданно, Лёша даже вздрогнул от ставшей непривычной тишины. Он отдалился от проема — почему-то не хотелось, чтобы его увидели.

В тишине раздался голос Сергея Викторовича:

— Молодец, Кирилл, просто волшебно, я так понимаю, зал особо не повлиял на твою игру. Завтра приходи на прослушивание, к одиннадцати, как и договаривались.

— Окей, — лаконично ответил парень и спрыгнул со сцены.

Лёша быстро пробрался подальше от зала, чтобы его точно никто не заметил. Он прислонился к холодной стене затылком и утомленно прикрыл глаза, краем сознания отмечая приглушенные голоса и удаляющиеся шаги.

В сердце поселилась смутная тревога, будто пытаясь предупредить о чем-то.

Кажется, Лёшины планы пройдут не так гладко, как хотелось.