Когда ты в последний раз чувствовал себя настолько ненужным и беспомощным, что просто хотел исчезнуть из мира? Не умереть, а просто исчезнуть. Почувствовать покой, расслабиться. Ведь удовольствие не приносило уже ничего, а лишь ещё больше мучало, напоминая о твоём состоянии.
Когда даже физическая боль и новые интересы, какими бы занимательными они не были, не спасали. Когда не было сил брать в руки лезвие и наносить себе вред, ведь тогда дно этого жизненного разлома стало бы гораздо ближе. Каждое действие делало только хуже, утомляя ещё больше. Каждое утро становилось невыносимее и терялось желание даже спать.
Ты робот в человеческой оболочке. А всё вокруг лишь симуляция. Лишь жестокий эксперимент, от которого нельзя отказаться, пока не умрёшь. И как же ты хочешь умереть, бессовестно сдаться, оставив в душе родных и близких эту пожирающую пустоту. Они не виноваты. Но ты уже не можешь поступить по-другому.
Усталость. С каждой секундой она беспощадно сжигает всё больше, в конце-концов оставляя от тебя лишь бездушную оболочку, как от выгоревшего изнутри дерева. Хочется стать лишь горсткой пепла и потом воскреснуть из неё подобно Фениксу. Но по итогу даже уничтожить себя ты не можешь.
Всё слишком сложно. Слишком неправильно. Что-то сломано. Что-то оторвано...
А потом понимаешь, что это «что-то» — всего лишь ты. Сломанное, до одури неправильное, оторванное от реальности и сложное ты. Сломанный пазл из миллионов частичек, который собрать воедино уже давным-давно не представляется возможным. Ты пытаешься собрать две равные частички пазла, думая, что так будет легче. А потом с ужасом осознаёшь, что эти две частички не соединимы.
«Не бойся, если ты один. Бойся, если тебя два.», — забавный анекдот над которым смеёшься до тех пор, пока не осознаешь, что издаваемые тобой звуки — это подступающая к горлу истерика и тебе, на самом деле, не смешно... Ты задыхаешься от грёбаной давящей боли в груди.
Всё бессмысленно, если это не оценивается. Ты бессмысленен, ведь чужие оценки в твою сторону уже давно не поднимаются выше прежней отметки. Ты шесть из десяти? Ты станешь семью из десяти. Ты семь из десяти? Ты станешь восьмью из десяти. И так далее, до десятки. До вершины. До бесконечных восхищений со стороны других. До популярности.
Да, ты десять из десяти внешне. Но внутри ты полный ноль. Написанный чёрной сажей ноль. И сколько не пытайся перерисовать его, ничего не получится.
Рамки только в твоей голове! Всё возможно, если того захотеть!
А ты уже не хочешь ничего. Ты однажды прыгнул выше головы и сломал себе шею. А затем, беспомощно ворочаясь, остался инвалидом на всю жизнь. Забавно, да?
Нет?..
***
— Андрей, ты собираешься? — Валера заглянул в комнату, заставая парня сидящим на краю кровати, с надетыми лишь на одну ногу джинсами и носками в руках. Он смотрит в одну точку перед собой, не кинув на зовущего даже короткого взгляда.
Валера обречённо вздохнул и зашёл в комнату, прикрыв за собой дверь и оставляя комнату в кромешной темноте без единого источника света. Воздух тяжелый и вязкий от пыли, ведь в помещении уже давно не проветривали. Пахнет затхлостью и бесконечным отчаянием, источником которого является владелец этой самой комнаты.
— Андрей, — вновь позвал Валера, присаживаясь на край кровати, с уже несколько месяцев нестиранным бельём. И ответом ему вновь была тишина, обозначающая бесконечную глубину размышлений парня. Взгляд Андрея в очередной раз не выражал ничего, кроме безразличия.
Валера поджал губы и положил ладонь тому на плечо, чуть сжимая. Он представлял, что с этим касанием передаёт свои силы немому собеседнику, бесцельно смотрящему в стену. Андрей, ощутив прикосновение, лишь кинул короткий взгляд на пытавшегося поддержать Валеру.
— Я не хочу никуда идти, — тихо и безжизненно произнёс кудрявый, вновь уставившись в стену. Как же давно Валера мечтал увидеть на этом лице улыбку. Хотя бы слабую, но искреннюю улыбку. — Я хочу полежать под кроватью.
— Ты обещал мне, что сегодня мы прогуляемся по набережной, — попытался надавить на отсутствующую жалость Валера. Он прекрасно знал, что не сработает, но попробовать стоило.
Андрей ничего не ответил, молча спускаясь на пол и залезая под кровать. В его действиях чувствовались отчаяние и роботизм, с которыми совершался каждый вдох и выдох.
Валера вздохнул и так же опустился на пол, садясь напротив кровати. Было чертовски больно смотреть на этого безумного, неряшливого и лишь внешне живого Андрея, что, подобно маленькому загнанному в угол зверьку, смотрел на Валеру из-под кровати. Если подумать, то с животными у него была одна схожесть: Он не знал что такое эмоции и слепо подчинялся инстинктам, что и держали его на этом свете уже несколько лет. Но ещё хуже было то, что Валера знал: Если у Андрея внезапно появятся эмоции, то никакие инстинкты уже не помогут.
— Андрюш, хочешь сходим вместе в душ? — продолжал бесполезные попытки Валера.
— Нет.
— Твои волосы очень грязные. Будет лучше, если мы сходим в душ, чем в парикмахерскую. Ведь так? — в карих глазах промелькнуло что-то, напоминающее страх. Валера понял, что совершил ошибку.
— Я настолько ужасен, что меня даже не захотят увидеть люди... — голос стал тихим и писклявым. Валера стиснул зубы.
— Это не так.
— Не лги мне. Я ужасен. Я некрасив. Люди будут меня ненавидеть.
— Давай исправим это.
— А какой смысл? — этот чёртов вопрос, который ломал всё аргументы и после которого было бесполезно что-либо доказывать. Каждый раз, рано или поздно, любой разговор заходил в этот тупик. Каждый грёбаный раз, видя этот взгляд, Валера понимал:
— Смысла нет, — парень вздохнул, отводя взгляд, — Как всегда. Твою мать.
— Смысла нет... — эхом повторил Андрей. — Прости...
Валера встал с пола.
— Я приготовлю тебе поесть.
— Зачем? — Андрей выглянул из под кровати. Валера поморщился, вспомнив, как раньше эти глаза были в разы ярче. Гораздо выразительнее и живее, чем нынешние чёрные стекляшки.
— Ты не ел уже три дня.
— И что? — ещё один вопрос триггер, обозначавший, что Андрей сейчас крайне далёк от вменяемого состояния. — Ты опять хочешь подсыпать мне эти таблетки? — в голосе раздались истеричные нотки, говорящие о том, что нужно срочно останавливаться.
Парень теряется в догадках, не зная что ответить. Любое неверное слово или движение и Андрей переступит ту самую грань адекватности, в пределах которой он был предсказуем. Валера знал, что без выхода из зоны комфорта, от чёртового заболевания не избавиться. Но вновь и вновь перематывать чужие кровоточащие запястья было уже невыносимо... Нервы начали сдавать ещё, когда Валера впервые обнаружил Андрея в ванной с пеной у рта и упаковкой таблеток в судорожно подрагивающей руке.
Казалось, то был самый ужасный день в его жизни. Наполненный болью, слезами и самыми разнообразными эмоциями день. Когда все переживания вырвались наружу, заполняя тёмную комнату криками, а телефон ни раз швырялся об пол, пока его хозяин ожидал ответа на многочисленные звонки.
Но, как оказалось, тот день был лишь испытанием для только вступивших в отношения парней. Ведь каждая последующая даже мелкая ссора так или иначе заканчивалась попыткой со стороны Андрея наложить на себя руки. Валера прекрасно понимал, что его возлюбленный просто не знал что такое контролировать свои эмоции. Пытался помогать, множество раз падал на колени перед партнёром, извиняясь, умолял сходить к врачу. Но всё тщетно.
В то время как Андрею с каждым днём становилось всё хуже, Валера понимал, что остывает. Все эмоции, бережно охраняемые совестью, разрушались, как карточные домики. Жалость, любовь, нежность... Ничего из этого Валера больше не испытывал. И не желал испытывать.
Он устал. Он больше не хотел видеть своего партнёра таким... Хотя нет. Скорее не так. Он просто не хотел видеть такого партнёра. Депрессивные мысли и высказывания Андрея всё чаще вызывали отвращение и агрессию. Хотелось просто развернуться и уйти прочь, не сказав ни слова. Но Валера не мог так поступить. Каждый раз его что-то останавливало, словно хватая за плечи и шепча на ухо: «Ему плохо. Он это не контролирует. Ты не можешь просто взять и уйти. Останься.». Была то жалость или обыкновенная совесть — Валера не знал. Но противиться уж точно не мог.
Но теперь, смотря в эти отчаянные и пустые глаза, в груди вновь загоралась бесконтрольная ярость и обида, которую просто хотелось выплеснуть. Плевать, что это может быть последняя их ссора в жизни Андрея. Плевать, что Валера потом будет жалеть об этом...
Плевать...
Ему плевать...
Абсолютно...
— Плевать! — сквозь плотно сжатые зубы прорычал Валера, вставая с пола. В решительном молчании он вышел из комнаты.
— Валера? Куда ты? — Андрей выполз из под кровати, прислушиваясь к звукам в глубине квартиры. Глухие яростные шаги, шуршание одежды, тихие ругательства, звон ключей...
Андрей выскочил из комнаты, кидаясь к уже одетому Валере, которому оставалось лишь открыть дверь и выйти из злосчастной квартиры, чтобы прекратить свои мучения.
— Нет! Не уходи, прошу! — казалось, кудрявый впервые за несколько лет говорил так громко и уверенно, бросаясь в ноги к Валере. Отчаяние в его голосе достигло нового уровня, от которого по телу бежали жуткие мурашки. Он как чёртов смертник на электрическом стуле, умоляющий любимого человека не бросать его в такой сложный момент... Последний момент.
Валера смотрел на бесслёзно рыдающего в его ногах Андрея, теряясь в бесконечности собственных эмоций. Хотелось поднять, прижать к себе, успокаивающе погладить по голове, солгать, что пошёл в магазин, а не собрался покинуть навсегда...
— Я устал, — медленно проговорил Валера, безжалостно смотря на мечущегося на полу Андрея. — Меня раздражает твоё постоянное нытьё и нежелание справляться с эмоциями. Ты обещал мне, что сегодня мы пойдём погуляем... А по итогу как чёртов слабак снова спрятался в своём пыльном уголке и спрятался от реальности. Знаешь, я тоже устал. Устал смотреть на такого жалкого тебя. Не желающего меняться тебя, — Валера взял испуганного и ошарашенного Андрея за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты настолько зависишь от своей боли, что даже смерть тебя не пугает. Андрей, ты чертовски слаб. Всё что ни ранит не делает нас сильней, — зеленоглазый наклонился к чужому лицу, напоследок ядовито прошипев: — Никогда, — а затем бросил чужой подбородок и вышел из квартиры, небрежно выкинув ключи на ковёр при входе в квартиру.
Андрей долго смотрел на настежь распахнутую дверь. Опрометчивая надежда ещё теплилась в груди крохотным огоньком.
— Валера... — парень с трудом поднялся с пола, держась за стену прихожей. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, отдаваясь глухой болью где-то в сердце. — Валера, — вновь позвал Андрей, останавливаясь в дверном проёме и не видя перед собой ничего, кроме тёмного подъезда. — Валера!
Казалось, прошла целая вечность, пока он беспомощно стоял в дверном проёме и звал парня, не получая ответа.
Пока, наконец, до воспалённого мозга не дошло: Валера больше не вернётся.
Никогда.