‘Le Matos – Nikki & Davey
В тиши был слышен скрежет сосен. Их стволы жалобно гудели, а мохнатые ветви, покачиваясь на ветру, скрипели. В этом скрипе ему чудилась мольба повернуть назад, домой. Человек хмыкнул. А может, сосны зовут его зайти дальше. Он поднял голову к небу. Деревья заслонили его, но даже сквозь маленькие просветы он видел, как серы тучи. Словно косматые звери, они закрывали холодное солнце своими шкурами. Всё казалось…ожившим. В детстве думалось, что живности здесь нет и быть не может. Особенно зимой. Когда деревья так скрипели, словно мученики в адском котле. Сейчас он в самом сердце леса, и теперь слышит, нет, чувствует, как тени жадно облизываются. Лес кишел живностью, которая с радостью разорвёт его, стоит ему остановиться.
Передвигать ноги тяжело. Холод давно грыз тело путника, но он словно не ощущал его вовсе. Всё его нутро было сосредоточено на свёртке ткани, который он бережно прижимал к груди. Это не были вещи, не было это и оружием. Четыре ещё совсем маленьких волчат ворочались в клочке плотной ткани. Человек неосознанно поглаживал свёрток.
– Всё хорошо, маленькие, я не дам вам умереть. Пока я двигаюсь, вы будете жить, – Он сам не понимал, успокаивает себя или зверят. – Потерпите ещё чуть-чуть. Скоро будет тепло.
Силы всё быстрее покидали его. Ветер когтями бил по замерзшему телу, от чего путника шатало. И ещё один шаг, и ещё один метр, и он рухнет сломленным и побеждённым. Но маленькие, невинные создания на его руках давали надежду. Надежду, что они выживут.
Вокруг стало темнеть. Больше всего путник боялся именно этого. Стоит темноте наступить, как хищная живность, которая внимательно следит за ним, накроет с головой, разорвёт, оставит алым следом на снегу. В глазах рябило. Утренние следы были занесены снегом, но по ним ещё можно было идти. Буря усиливалась с каждой секундой. Ещё час назад снежинки медленно кружил, легко касаясь его, но сейчас они неприятно щипали лицо.
Вот и показалась знакомая перекошенная крыша. От счастья сердце внутри жарко забилось, он прибавил шагу. Дверь занесло снегом, поддавалась она неохотно, скрипела в протесте, пока он наваливался на неё всем телом. Убежище встретило замерзших путников темнотой. Свеча, которая ещё утром ярко горела, потухла и расплавилась. Он опустил свёрток на пол, где тут же послышалась возня и фырканье. Человек с любопытством наблюдал, как шустрые носики осматривают каждый дюйм заминки. Больший интерес вызвала ржавая буржуйка. Внутри неё догорали угольки. Уголки его губ дрогнули и приподнялись в неловкой улыбке.
Человек сделал несколько шагов до стола, где почти на ощупь нашёл зажигалку и новую свечку. Ножом счистил застывший воск с блюдца, вставляя новую свечу. Через маленькое окошко он видел, как темно на улице. Облегчение накрыло с головой. Он успел. Сердце сжималось при мысли о страшной смерти. На секунду ему привиделось собственное тело. Белое, мёртвое. Из раны на голове вытекает кровь, глаза смотрят в никуда, кожа такая холодная…
Он скорее отогнал эти мысли.
Какой вздор.
***
Title Fight – Murder Your Memory
Утро встретило непривычной тишиной. Впервые за долгое время, он слышал стук собственного сердца и тиканье часов на стене. Даст перевернулся на другой бок и измученно замычал. Который час? Он приподнял голову и, сонно щурясь, попытался определить время. Часы весело отстукивали начало седьмого часа. Боже, как рано. Даст снова опустил голову на подушку и попытался натянуть одеяло до головы, но что-то тяжелое мешало это сделать. В сумерках он увидел пару недовольных глаз. Сет приподнял свою тяжелую голову и крайне оскорблено уставился на хозяина Мол, какое право имеешь тревожить мой сон, а? Я же тебе не мешаю! Рыжая шерсть пса была еле заметна в полутьме, но окольцованный белой шерстью нос, словно призрачный комок, виделся из вороха одеял. Даст погладил макушку Сета, от чего тот довольно засопел.
– Ворчливое ты создание. Дай встать, мне идти надо, – Он несколько раз прошёлся по щекам собаки, после чего сел.
Холодный пол неприятно щипал ступни, пока он искал тапки. Один нашёлся под кроватью, а второй в нескольких метрах от шифоньера. И как он так тапки оставляет?
Плотные синие шторы легко раздвинулись, впуская в комнату солнечный свет. Глаза тут же заболели, и Даст несколько раз моргнул, привыкая к яркости. Судя по ворчанию за спиной, Сет тоже не оценил солнца.
– А чего ворчишь? В темноте тебя тут никто не оставит. И вообще, вставай, старикашка, – Парень играючи похлопал по рыжим бокам пса. – Мне сказать нашей Синди, что большой злюка не выйдет на завтрак, и она может съесть всё за него?
Сет раздул щёки и тяжело вздохнул. Даст не был уверен, что тот его понял, однако пёс встал и демонстративно потянулся. Когда парень вышел из комнаты, он последовал за ним.
Стоит чуточку прояснить, что Сет был великолепной собакой. Конечно же по мнению Даста. Если бы ему принесли грациозную гончую или смелого бульдога, он даже не посмотрел в их сторону. Даже мощный питбуль покажется ему задохлой дворнягой на фоне Сета. Никто так и не понял, какая это смесь пород, да и откуда он такой, тоже, но все сошлись на общем мнении, что Сет был красавчиком. У него была тяжёлая, квадратная голова, висячие уши, большое и сильное тело. Он напоминал сенбернара с душой лабрадора. Гордостью его было белое кольцо вокруг носа и белоснежные носочки на лапах. Ему это предавало какую-то величественность, Даст точно не знал. Но ведь годы идут, никто не молодеет, вот и Сет имел седую голову и усталый взгляд. Как никак десять лет службы… Он стал меньше двигаться, всё чаще спал дома, и напоминал ворчливого, но добродушного старика. Как не любить его? Вот и Даст не представлял.
Они вошли на кухню вместе. Родители как-то слишком напряженно молчали, что не ускользнуло от парня. Обычно его родители очень активные. Нет, даже не так. Они громкие. Всегда играет радио с музыкой, мама подпевает, а папа стучит ногой под ритм. Но сегодня было что-то не то. Радио было выключено, отец допивал кофе, читая газету, а мама молча мыла тарелку. От Даста и не ушло, что оба выглядели уставшими и невыспавшимися.
Заскрипели ножки стула, и Даст сел за стол слева от отца. Тот отложил газету, в последний раз пробегая глазами по заметке оттуда.
– Доброе утро, – Первым нарушил тишину Даст.
– Утро.
Мама убрала посуду в сушку, п
осле чего поставила чайник.
– Что снилось? – Даст не сдавался разговорить родителей. – Мне вот что-то про лес снилось. Ёлки там, сугробы.
– Только сам в лес не иди, – Вздохнула мама. – Мне вот ничего не снилось. Что-то в последнее время вообще плохо спиться.
Отец одобрительно хмыкнул, и кухня снова погрузилась в напряженную тишину. Слышно было только, как Сет поедает свой завтрак, да закипающий чайник. Парень удерживал желание провести руками по воздуху, прогоняя напряжение. Не вышло бы всё равно.
Что-то было не так.
Папа скоро ушёл, кинув, что Даст не должен забыть про работу. Мама пожелала ему удачи, а когда тот ушёл, тяжело вздохнула. Он очень хотел спросить её, что случилось, но она перебила его.
– Не зли отца, а то сам видишь какой он хмурый.
Он встал и полез в ящичек с крупами. По утрам он всегда завтракал овсянкой.
– Все претензии не ко мне. Я не виноват, что Том решил устроить засаду на куропатку.
– Но не уследил за временем ты. Для чего часы тогда носишь, скажи мне?
Даст пожал плечами. Он машинально глянул на левое запястье, где, неудивительно, ничего не было. Часы лежали в ящичке под настольной лампой в его комнате. Даст просто ещё не надел их. Он никогда не признается, что носит часы только потому что ему нравится этот черный ремешок, который так идёт его руке.
– Просто не надо опаздывать, хорошо? Я знаю, что Том тот ещё авантюрист… – Ему показалось, что мама хотела что-то добавить, но промолчала. – но давай ты будешь следить за этим?
В тот раз Том ворвался в спокойную и размеренную жизнь Даста, чтобы утащить в лес, строить засаду для куропатки. Он божился, что видел «огромную и жирную» куропатку сегодня утром, когда пытался найти лисицу.
– Джонсон обещал пять баксов за ту лисицу, что таскает его кур! Кеп не справляется с поимкой этой прохвостки, а Олли ещё слишком мал и глуп, чтобы не вилять хвостом при виде лисы. Я тебе клянусь, она будет моей!
Том был болтуном и ужасно настырным, но, именно он был тем, кого Даст мог уверенно назвать лучшим другом. В нём была просто невероятная любовь к приключениям. И Том никогда не боялся делится этой любовью с окружающими, в особенности, с Дастом. Лес стал для него местом, где эти приключения всегда находились, и было не важно с каким исходом. Именно за такие вылазки ему доставалось. А где Том – там и Даст. Потому и получали оба.
К слову, куропатку они так и не нашли, как её следы, так и сами признаки присутствия. За всей этой беготней Даст забыл про время и работу, а когда всё-таки вспомнил – было поздно бежать. Ох, и влетело же ему тогда! Не только от самого босса, но и от родителей позже. Его заперли на выходные дома, где он уныло перечитывал «Кота в шляпе» и изредка виделся с Томом через окно. Как верный друг, парень пробирался через задний двор к окну Даста, чтобы рассказать новые сплетни. Судя по тому, что к лисе он больше возвращался, поймать её так и не удалось.
– Хорошо, постараюсь, – Он со вздохом приступил к завтраку. – Надеюсь, мистер Джонсон больше не будет так орать.
Ах, милейший магазинчик мистера Джонсона! И милейшим сам мистер Джонсон! Его склад всяческого барахла и продуктов, которые продаются по дешёвым ценам нравился Дасту. Сам мистер Джонсон мало нравился за взрывной характер и ужасную ворчливость. Но именно там уже второй год парень работал по желанию отца. Не сказать, что он был счастлив этому.
Уехать бы отсюда. Куда-нибудь в Европу, чтобы точно не нашли. А где найти денег? И кто его отпустит? Он в ловушке.
После завтрака он снова поднялся в комнату, где собрал вещи и оделся. Даст уже стоял на пороге комнаты, когда ему показалось, что чего-то не хватает. Он что-то забыл. Что-то… А, точно! Даст открыл ящик тумбочки и бережно достал наручные часы. Его маленькая гордость. Черный кожаный ремешок красиво переливался в свете. Золотой циферблат отсвечивал, отчего на стене плясали солнечные зайчики. Он с любовью прислушался, как они тикают. Тик-так-тик-так-тик-так. Словно маленькое, быстрое сердечко зверька! Помнится, тогда ему все завидовали, особенно, Том. Он даже выпрашивал поносить хоть денёчек, но разве Даст мог позволить этому неаккуратному балбесу таскаться с часами по чаще? Ни в коем случае!
Юноша вышел из дома, оглядывая пустую улочку. Серые домики на фоне белого снега казались ему ещё унылее. Даже ярко-желтый дом мисс Хольман казался блеклым и отталкивающем. Как коробки, дома стояли в определенном порядке, чередуясь с маленькими магазинчиками. Проходя мимо одного такого, Даст замедлился, а потом и вовсе остановился перед витриной. Это был маленький книжный магазинчик. За стеклом стояло несколько новых книг в красивых зелёных обложках, где позолоченными буквами было написаны названия, но его внимание привлекло не это. Среди книг, словно драгоценность, стояло чучело белки. Она замерла в такой позе, будто в любой момент была готова удрать отсюда. Пластиковые глазки пусто глядели сквозь Даста, сероватая шубка некрасиво торчала в разные стороны, кое-где виднелись проплешины. Он расстроился. Живой она выглядела гораздо красивее.
– Нравится?
Даст обернулся на голос, и увидел в нескольких шагах от себя знакомого. Тот приветливо махал рукой, а второй сжимал ремень почтальонки. Русые волосы парня были взлохмачены, в них же запутались перышки, видимо, от подушки. Даст тихо усмехнулся и достал одно перышко из чужих волос.
– Приветствую тебя, Адьян-Сновидец! – Юноша показательно повертел перышко в пальцах, – Давно решил вспомнить молодость и податься в индейцы?
Тот непонимающе провёл рукой по волосам, после чего улыбнулся.
– Да вот, воспоминания не покидают голову, думал, ты тоже ударишься в ностальгию, – Он усмехнулся, и снова глянул на чучело. Улыбка поблекла. – Так всё же, как тебе?
– Честно? Так себе. Неаккуратно как-то сделано, хотя, я не помню, чтобы кто-то ещё кроме вашей семьи занимался таксидермией.
– А почему ты решил, что это не сделал мой отец или я, или брат? – Он снова усмехнулся.
– Потому что ваш почерк сразу виден. Не то, чтобы я разбираюсь хорошо в чучелах, но вы хотя бы аккуратно сдираете шкуру, а не как тут. Но знаешь, что ещё больше расстраивает? Тут такие рога раньше стояли! Красивые такие, ветвистые! Продал он их что ли…
– Да уж, согласен с тобой. Не старались, видно же. Проволока видна у лапок, проплешины эти…Да и просушить нормально не сумели. Отвратительно. А рога помню. Кажется, хозяин не выдержал, и их домой к себе унёс. Мол, такую красоту нечего другим разглядывать. – Адьян недовольно покачал головой. В это время его руки шарили по карманам новенького пальто.
За годы дружбы Даст осознал, что если и были минусы в Адьяне, то либо минимальные, либо хорошо скрытые. Но более заядлого курильщика, чем он, юноша не знал. Пожалуй, этот минус можно было отнести к хорошо скрытым, ведь почувствовать запах табака от него было невозможно. Его всегда скрывал парфюм. Когда Адьян вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет, в немом жесте её, уже открытую, он протянул Дасту.
– Не хочу перед работой, – Покачал головой юноша.
Адьян понимающе кивнул и поджог свою сигарету.
– А ты чего тут делаешь? – Они отошли от магазинчика и прогулочным шагом шли в сторону работы.
– Гуляю, как видишь. Прошлым вечером Артур снова поссорился с отцом. Снова обещал сбежать… Еле успокоил, – Его губы сжались в тонкую полоску. Только сейчас Даст заметил на скуле друга лёгкий синяк. Взлохмаченные волосы, судя по всему, были от того, что парень много ворочался и не мог уснуть. Сам он весь напоминал помятую каракулю в тетрадке.
– Что-то часто он в последнее время. Всё та же тема?
Адьян мрачно кивнул.
Артур был его братом-близнецом. Казалось бы, если вы близнецы – ваши характеры, внешний вид, мировоззрение…всё должно быть одинаковым. Но было бы грубой ошибкой заявить подобное. Артур был противоположностью брата почти во всём. По правде сказать, Даст мало что знал про него, общались они не часто, а Адьян не стремился рассказать что-то больше про брата. Разве что про его тёрки с отцом, но парень искренне не хотел вмешиваться в эту семейную войну. Если от того, что он выслушает друга, тому станет легче, то он готов выслушивать. Но не более.
Они молча свернули влево, проходя мимо дома одной старушки, обогнули заржавевшие качели и вышли на небольшую улочку с магазинчиками. Адьян продолжал нервно курить, но вскоре остановился около урны и выбросил дотлевающий окурок. Его лицо разгладилось, а глаза засияли, он расслабленно выдохнул.
– Чуть лучше. Приятно с кем-то помолчать, хоть от сигареты ты отказался.
– Всегда рад помочь.
– Вчера забегал Франц, он снова нашёл какую-то байку и предлагает сегодня встретиться у него. Придёшь?
– Пока не знаю. Я разгребаю ещё с прошлой недели из-за Тома, отец заставил сидеть дома все выходные, да помогать кормить скот, - Уныло ответил он.
– Да, помню. Ну, ты улизни как-нибудь, тебе же не в первой. Думаю, будет весело.
– Там, где Франц, почти всегда весело. А где не весело – скоро будет, – Пожал плечами Даст.
Адьян улыбнулся.
– Верно подмечено.
Они распрощались, пожав друг другу руки. Даст остановился напротив двери лавки Джнсона. Если сейчас окажется, что он ключи забыл, то лучше будет догнать Адьяна, пока тот не ушёл далеко…Вот они! Ключи оказались при нём, и дверь встретила его звуком колокольчика. Он вздохнул пыльный запах этого места.
Он же уже говорил, что любил это место? Казалось, это тайная комнатушка, где собрано столько вещей, что глаза не знали, куда смотреть. В первые разы так и было. Он слонялся от одной полки к другой, подходил и смотрел на каждый стеллаж, листал журналы, обходил каждый закуток. Сейчас же это место казалось куда проще. Он прошёл мимо шкафа с книгами, легко проводя рукой по корешкам. Это был странный закидон Джонсона: скупать книги на распродажах, а после продавать у себя по дешевке. Даст не помнил, чтобы кто-то вообще подходил к этим книгам, но вскоре обнаружил, что одна из книг пропала. Значит, кто-то всё же интересуется.
Касса была тоже какая-то свойственная странной натуре мистера Джонсона. Она была окрашена в ядовитый желтый цвет, но от проведённых здесь годов имела грязный оттенок. На её боках виднелись потертые наклейки и несколько свежих. Стол, на котором она стояла тоже был затертый и потрепанный, но имел вид поадекватней. В нём же был ящичек с некоторыми личными вещами и полочка, на которой хранилась кружка, изолента, ножницы и ложка. Но с недавних времён в эту разношерстную компанию затесался и журнал. «Папирус» имел сборник желтой прессы, догадок и сплетен.
«
Даже представить не могу кому это интересно!»
Полистав немного потрёпанные страницы, он кинул журнал на место.
Время неумолимо двигалось к появлению посетителей, и чем ближе становился этот час, тем больше этого не желал Даст. Что-то внутри противно ныло при одной только мысли, что придётся провести восемь часов в окружении требовательных, туповатых и раздражающих людей. Благо сегодня был выходной, и они закрывались раньше. Глянув снова на часы, он уткнулся в книжку, в ожидании первых ранних пташек.
***
The Hollies – Bus StopMillion eyes – Lily’s dance
Первой, как всегда, была Нейдджа. Старуха проковыляла от входа к полкам с книгами, даже не глядя на него. Что ж, к тому и лучше. Нейдджа славилась своей пустой болтовнёй, и тот «счастливчик», кому она присела на уши, мог прощаться с лишним часом. Она что-то ворчала себе под нос, пока сухой рукой вела по корешкам книг. Остановилась на одном из них и потянула на себя. Книга в зелёной обложке легко поддалась, открываясь перед ней свои страницы. Нейдджа снова забухтела (в такой момент она напоминала закипающую воду) и убрала книгу обратно.
На кассу она принесла пластыри и пачку молока.
– Доброе утро, Даниэль! – Она всегда его так называла. Хотя это не его имя. – Решила заглянуть к тебе с утра пораньше.
Нейдджа заулыбалась, очевидно, довольная своей шуткой. Он ответил ей натянутой улыбкой.
– Что, родной, загонял тебя этот Карл Джонсон, да? – Завела свою шарманку старая сплетница. – Этот злобный старикашка умеет портить жизнь. Как сейчас помню утро 53 года, когда весь снег моего двора был в крови. Какая-то шавка загрызла моих овец всех до одной. Он мне клялся, что это всё волки, но я-то не слепая, следы собачьи помню! Голову на отсечение даю, это его псина моих овец загрызла! И сейчас эта псина будит меня своим лаем каждое утро! И гоняет моих кошек! Я вот что тебе скажу: этот мальчуган не стоит и старого крона. Возомнил себя фермером, чёртов…
Россказни про соседа слились в один однотонный шум, и теперь старуха напоминала не закипающий чайник, а майского жука. Может, он бы промучился ещё 56 минут (он ведь считал), но его спасение слишком удачно заглянуло в магазинчик.
– Ней, ты чего ранняя такая? – Ужаснулась Александра.
Сложно что-то сказать про эту странную подругу Нейдджи. Особенно, если видишь её третий раз в жизни. Разве что Александра Викторова была беженкой из Союза, и, как слышал Даст, в первые года не высовывала нос из дома. «Боится, что её вернут на родину» - сочувственно вздыхала мать. Каким образом старая чешка вытащила её из дома он не представлял.
– Саш, так та псина всё лаяла и лаяла, я проснулась с рассветом. Вот ты чего тут делаешь, ума не приложу.
–- Был бы он ещё у тебя, дорогая. За маслом пришла я.
Долго они не задерживались, и Даст был несказанно рад этому. После того, как дверь закрылась, он растянулся на столешнице. Дрёма окутывала его, веки были словно из титана.
За следующие два часа не произошло ничего интересного, и встреча с двумя старушками тоже находилась в этом «неинтересно». Люди приходили и уходили, часто не слишком задерживаясь. День обещал быть скучным. В порыве скуки он обращался к книгам, листал страницы, разглядывал картинки и вчитывался в отдельные отрывки. Но быстро терял интерес, снова возвращаясь к кассе. За дверью слышался вой вьюги. Даст это заметил, только потому что в магазине было ужасно тихо. Зима почти заканчивалась, но снег всё никак не покидал их городок. Он скосил глаза на стоящий рядом радиоприёмник.
А радио
приёмник был чудно́й.
На фоне ядовитых цветов, ярких плакатов и странных вещей, радио было самым обычным. За это Даст его звал чудным. Его красная кожаная обшивка имела потёртости и еле заметные царапинки, большой динамик часто любил пошуметь, но работал исправно. Радио Даст тоже любил. Часто по нему играли The Zombies, the Hollies, а с недавних пор проскакивали и the Box Tops.
Легкие мотивы поднимали настроение, становилось не так скучно. Когда Даст включил радиоприёмник, знакомый шум приветливо зашипел. Он покрутил колёсико и, настроив на нужную волну, удовлетворённо хмыкнул. В его руках снова оказалась книга, на этот раз что-то художественное. «Маленькие дикари» - прочитал юноша на обложке.
– Авторство Сетона-Томпсона... Не читал, – Он открыл первую страницу, разглядывая карикатурное изображения мальчишки.
За чтением день прошёл быстрее. В свободные часы он продолжал читать о приключениях смышленого мальчика Яна и его храброго друга Сэма. Детский рассказ был с редкими, но красивыми картинками, на которых Даст задерживался взглядом. Теперь он больше понимал Тома, которого так тянуло в лес.
Уже закрывая магазин, он задумался, что стоило взять книгу с собой, и почитать ещё дома. Теперь вся надежда была только на отцовскую библиотеку. «Хотя вряд ли у него затесался детский романчик...» - со смешком подумал Даст. Ключи звякнули в кармане, когда он стал шарить по ним в поисках сигарет. Вьюга продолжалась, спрятавшись под навесом магазина, он глядел, как снежинки суматошно летали вокруг. Прислонившись стене, он закурил. И что делать дальше? Домой не хотелось, а предложенное Адьяном веселье в доме славного, но надоедливого Франца как-то не льстило. Погода ужасная, жизнь скучная, а…Что это?
В восьми футах от него из тени вынырнула серо-бурая собака и рысцой побежала в его сторону. Хвост пса держался прямо и напряженно, а морда была угрюмо опущена к земле. Не смотря на вихрь снежинок, который мешал получше разглядеть зверя, Даст подметил, что для собаки он был слишком крупным. Что казалось ещё более странным, так это то, что животное абсолютно не проваливалось под снег. Его тяжёлые лапы опускались на рыхлый снег так, словно само тело собаки ничего не весило. Когда их расстояние сократилось до каких-то четырех футов, юноша испуганно отступил. Это не собака, а волк! Лесной житель лишь мельком глянул на него и легко проскочил в закрытые двери магазина. Сигарета выпала из пальцев Даста. Что это было? Он оглянулся на окно магазинчика, где было хорошо видно, как волк кружит около книжных полок. Вот он привстаёт на задние лапы и зубами вытягивает одну из книг. Та падает и зверь аккуратно её поднимает, направляясь к выходу.
«Опять галлюцинации?» - Даст непонимающе смотрел, как волк вполне материально нёс книгу в зубах.
Всё так же, не замечая его, зверь прошёл мимо, задевая хвостом. Касание напоминало легкий порыв ветра, от волка даже не исходило тепло живого тела! Даст хотел пойти за хищником, но стоило ему сделать неуверенный шаг, как в левый бок прилетел снежок. Он повернулся в сторону, откуда прилетел снаряд, встретившись взглядом с запыхавшимся Томом. Невидимый след призрачного зверя теперь исчез навсегда.
–Я думал, ты домой свалил сразу после работы, прихожу, а тебя нет, твоя мама сказала, что ты ещё не вернулся. Я сюда, а ты тут на что-то пялишься с угорелыми глазами, – Протараторил он, вытягивая правую ладонь без перчатки для приветствия.
С секундной заминкой
Даст ответил на рукопожатие, неосознанно подмечая, что рука Тома тёплая и сухая.
– Да покурить вышел, а тут какие-то призраки мерещатся. Надо Францу рассказать, он точно соберёт поисковый отряд для поимки нежити, – Юноша криво усмехнулся. Внутри черепной коробки всё ещё скребло неприятное чувство правдоподобности происходящего. Внутренний голос просто отказывался верить, что у Даста галлюцинации.
– Верно ты подметил про Франца! Адьян сказал, что ты не решил, пойдёшь ли к Францу, поэтому я здесь, чтобы узнать ответ. Но прежде чем ты начнёшь ссылаться на ворчание отца и усталость на работе, я предупрежу: сегодня утром к нам переехал новенький. Не знаю, как, но Франц уговорил его посидеть с нами, хотя пацан явно не горит желанием быть в большой компании. Но Франц как-то подружился с Филом, а значит, и к новенькому он уже нашёл подход!
Болтовне Тома не было предела, и здесь оставался только один вариант: согласиться и принять свою учесть. Можно было бы отказать, наворчать и заткнуть, но после увиденного меньше всего он хотел оставаться с самим собой наедине. Он обречённо выдохнул, строя гримасу мученика, и как можно более ворчливо сказал:
– Я пойду, если ты сейчас заткнёшься. И если дашь на неделю свой фотик.
– С ума сошёл? Мать даже мне с трудом его даёт, он же ещё отцовский!
– Ну, тогда я пошёл домой, - Даст пожал плечами, поправляя сумку, словно действительно собирался уходить.
– Нет, стой! На два дня только.
– На четыре.
– На три.
–Идёт, – Честно признаться, ему и даром не нужен был этот фотик. Но ради забавы стоило проверить свою удачу. – Пошли.
***
Boy Runaway –Tear’s Can’t Stop the Fire
Про Франца можно сказать тысячу слов, а можно не найти ни одного. Дасту этих слов не нужно, своё отношение к нему он не раз ёмко озвучивал: «странный». Именно, что странный. Хаотичный, выражаясь, как Том. Он всегда потрёпан, всегда в пятнах от краски, которые почему-то никто не стирает. Года два назад они заглянули к нему, чтобы позвать гулять, но тут же закрыли дверь, когда Франц выбежал к ним измазанным чернилами. С тех пор к нему прицепилось прозвище Чернильница.
В его доме всегда пахло чем-то сладким, вкусным. Франц жил с ворчливой бабушкой, которая никогда не заглядывала в его комнату.
А стоило бы.
Комната была завалена бумагой, красками, книгами, игрушками, газетами, журналами и другими странными вещами, которые Франц откуда-то таскал. Однажды они собрались гурьбой, чтобы убрать беспорядок, но случайно толкнули хлипкий шкаф, от чего тот страшно качнулся и чуть не упал. После этого они старались не прикасаться к предметам в комнате юноши. Но не смотря на весь бардак и кипы макулатуры, Даст находил в этом хаосе что-то чарующее. Будто уголок вечной памяти и веселья. Когда-то он поделился этой мыслью с самим Францем, и тот признался, что чувствует то же самое.
– Поэтому и жалко что-то выкидывать. Каждая вещь по-своему важна и нужна ведь.
Кажется, они пришли последними. На крючках аккуратно висели пальто Адьяна и незнакомая куртка. Остальная верхняя одежда была свалена в общую кучу, куда юноши скинули и свою. Из кухни выглянула взъерошенная голова Франца.
– Привет! Как раз вас ждём.
– Кого ты в этот раз ещё подцепил? – Даст указал себе за спину, где лежала гора курток.
– Всего лишь новичков, который прекрасно вольются в наш дружный коллектив!
Франц не обманул: на кухне собралась большая компания из разных ребят. Среди них он видел, как и знакомые лица, как, например, Фила с Адьяном, так и совершенно незнакомых. Нет, кого-то он точно видел мельком, например, парня с синим платком, которого все почему-то звали Голубикой. Но других видел впервые. И хотя хозяин дома представил каждого Тому и Дасту, юноша не запомнил ни одного имени.
Стащив пиво фирмы…Coors? Неплохо-неплохо, он решил не участвовать в разговорах. Том делал пару попыток как-нибудь «вклинить» его в бурные беседы, но, после очень ясных ругательств в свою сторону, отстал. Вскоре Даст перебрался в гостиную, где встретил такого же любителя одиночества, как и он сам. На цветастом диване расположился парнишка чуть младше его. Он сидел настолько прямо, что представлял больше угол в девяносто градусов, нежели живого человека. Незнакомец смотрел на него с какой-то опаской. Под этим взглядом юноша застыл.
– Не против мини-компании? Или мне стоит уйти?
– Нет, можешь остаться, –покачал головой парень. – Кристофер Кройц
Он неуверенно протянул руку, будто сомневался, что люди вообще пожимают друг другу.
– Приятно познакомиться. Можешь по фамилии звать, Фенланд, – Он ответил на рукопожатие, невольно подмечая, какие холодные руки у юноши.
– Фенланд… Что-то норвежское?
– Всё возможно. Отец никогда не говорил откуда он родом, – Даст пожал плечами. – А ты имеешь немецкие корни?
– Что-то вроде того. Мама уроженка Америки, а отец из Германии.
– Здорово.
Они замолчали. Это не было неловко, скорее, приятно, но почему-то хотелось продолжить разговор. И Даст рискнул первым нарушить тишину.
– Не видел тебя раньше. Ты приехал сюда недавно?
– Сегодня утром. - Кивнул Кристофер. – Отец решил, что мне будет куда лучше вдали от больших городов, где много грязи и «непристойных и недостойных людей».
Даст усмехнулся.
– Он выбрал не тот маленький городок. Здесь грязи и непристойностей куда больше. Глянь на этих оболтусов, - он махнул рукой в сторону кухни. – Ты видишь благородство?
– Нет, но я рад этому. Отец ярый католик, он разрешал мне дружить только с детьми из церкви. Из-за переезда он потерял бдительность как раз в тот момент, когда меня позвал Франц.
– А он у тебя жёсткий… – Парень задумчиво пошарил рукой по карманам рубашки, но с досадой вспомнил, что зажигалка с сигаретами остались в куртке. Можно было стрельнуть у Адьяна, но это нужно на кухню… – Чёрт.
– На, - Кройц протянул ему сигарету с зажигалкой. – Я всё равно не курю.
– Откуда тогда она у тебя? – Он забрал сигарету, вертя её в пальцах.
– Кто-то сказал, что я похож на заядлого курильщика и всучил мне это. Отец бы убил, если б узнал, что я курю!
– Я уже говорил, что он жёсткий у тебя? – Собеседник кивнул. – Ну, значит повторюсь, жестко.
– А у тебя разве не ругают за курение? – Он глядел, как Даст раз за разом пытается добиться огня из зажигалки. Какая же херовая попалась.
Наконец, маленький огонёк коснулся кончика сигареты, тут же исчезая.
– Лучше отодвинься, чтобы потом не вонять табаком, – Парень с удовольствием затянулся, медленно выпуская дым через нос. – Скорее всего, они догадываются, но ничего не говорят.
Кристофер несколько мгновений думал, но всё же отодвинулся.
Они молчали до прихода Франца, который тут же начал раздражать. Во-первых, у него был слишком радостный голос, а это бесило, во-вторых, он пытался вытащить их ко всем, потому что хотел рассказать новую байку, которую недавно узнал. Даст был категорически против, однако Кристофер согласился.
– Даже Крис согласился, пошли, она правда-правда интересная!
И он пошёл. На кухне уже выключили свет, на столе в старом канделябре стояла две свечи. Третья, уже сломанная, лежала около спичек. Каждый расположился на любой горизонтальной поверхности, кто на подоконнике, кто на столе.
– Рад, что все пришли послушать. Мы переносимся с вами в тридцатые, когда наш город был маленькой деревушкой, которую никто не знал. Здесь всё так медленно развивалось, что люди всё ещё ездили на лошадях и не знали, что такое лето, ведь был ужасный холод. Герой, про которого я вам расскажу, не имеет имени, ибо оно затеряно в чертогах памяти людской. Так что давайте как-нибудь его назовём. Какие есть предложения?
– Есть разница? Пусть будет Бастером, не зря Китен умер в прошлом году.
– Бастер Китен умер?
– А ты не слыхал? От рака лёгких подох вроде.
– Так, всё, Бастер так Бастер. Итак, Бастер жил со своей семьей на самой окраине деревни. Семейка была со странностями, но их вроде любили. Одна беда у них была: волки. В тот год волки размножились до огромных стай. Они не боялись ружей, от скуки рвали стадо овец на куски и загрызали собак. Вся деревня вышла на схватку с ними. Капканы, яды, приманки… Всё это помогало, но всё же одного волка поймать не мог никто. Он всегда был аккуратен, наносил один смертоносный удар как для защищающей собаки, как для овцы, которую позже утаскивал в лес. Отыскать его было невозможно - дьявольская тварь была недосягаема. Он путал следы, вел их в одну сторону, а уходил в другую…
Даст хотел поинтересоваться откуда такие подробности, но на него тут же шикнули.
– … Чуял яд даже в самых неприметных местах приманки. Также у Бастера был младший брат, который желал всеобщего признания. Однажды, вооружившись топором и капканами, он отправился в лес, чтобы покончить с волком навсегда. Его не было весь день, и только ближе к закату на горизонте стала видна чья-то сломанная фигура. Те, кто видели его в тот день, говорили, что всё его тело было покрыто кровью. Лицо было перекошено бешенным выражением лица, словно это был не он. Что же было в его руках? В одной руке он держал топор, а во второй покачивалась свежая голова волка. Белый снег становился грязной кровавой лужей после каждого шага юноши. И с этим трофеем он пришёл домой. Кинул топор в ноги отца, приподнимая голову зверя, чтобы её оценили. Отец был счастлив. Он устроил праздничный ужин, на котором хвалил младшего сына, обещал зайти к таксидермисту, чтобы сделать из головы отличный декор. Недоволен был только Бастер. Он был единственным кто понял, что они совершили ужасную ошибку, убив волка. Позднее Бастер попытался объяснить это отцу, но тот не стал даже слушать. Говорят, что отец так сильно разозлился, что задушил сына, разрезал на куски и бросил свиньям. После такого все в семье стали странно умирать. Первым поплатилась мать Бастера. Никто так и не дал мне ответ, как же она умерла, говорили лишь, что её нашли далеко за деревней, белую, как снег, и искаженную до неузнаваемости. Через несколько месяцев в младшего брата попала молния. Самым страшным наказанием наградили отца семейства. Он остался один, и каждую ночь ему снился волк. Иногда волк менялся на сына. Отец сходил с ума, но никак не мог покончить с собой. Он пытался повеситься – узел на его шее развязывался. Стрелял в себя и мазал каждый раз. Наконец, проклятие сына или волка, кто же знает, пожалело его. Он наглотался таблеток и затих навсегда. Говорят, если в холодной зимней ночи ты услышал волчий вой, то пожалей старшего сына, который лежит где-то под землей.
«Волчий вой».
Даст снова вспомнил странную реальную галлюцинацию.
– И что будет, если не пожалеть его? – Затравлено спросил Том.
Франц пожал плечами.
– Ну, все те, кто не пожалели, не выжили. Я их так и не встретил.
Что-то внутри стало колоть. Захотелось домой, ближе к безопасности, ближе к семье. И дальше от холода. Дальше от проклятий и зверей.
Уже идя домой, где-то вдалеке, ему почудился протяжный вой. Всё содрогнулось, похолодело, и он быстро-быстро задышал.
Чёртов Франц.
Чёртовы его байки.
Чёртовы волки.
«Старший брат, убитый когда-то, мне жаль».