— Чертовски скучно.
Белое игристое приятно холодило усталое горло. Почти то, что нужно — жаль, на таких вечеринках не подают чего покрепче — неплохо скрасило бы унылую однотонную музыку, нудную до того, что хотелось заткнуть уши хотя бы парой «капелек».
Бремя любого торжественного приёма — всем не угодить, как ни старайся. И Стивен Винсент Стрэндж был как раз из тех, кому «не угодишь». Не то чтобы это была вина организатора, упаси боже, нет. Просто когда твои нервы оголены, и привыкли получать разряд током на завтрак первый и второй, обед, полдник и ужин, тишина казалась гнетущей, в то время как большинство других людей сочли бы её весьма интересной.
Особенно, когда их мироздание закручено вокруг базовых человеческих потребностей.
Стивен сделал глоток, гоняя кисловатую жидкость по языку.
Еще вчера он рисковал жизнью где-то в Аппалачах, вывихнул голеностопный сустав (чертовски больно), отправил в небытие очередное чудовище, а сейчас стоит здесь, как самый обычный человек, среди таких же самых обычных людей, пьет игристое вино, лениво флиртует с женщинами. Голова кружится от таких контрастов.
Чертовски. Скучно.
— Держу пари, прямо сейчас я смогу в точности прочитать все, что творится у тебя в голове, — голос знаком ему слишком хорошо и подлая память учтиво подкидывает портрет его обладателя, а чтобы уловить в тональности насмешку, не нужно быть даже гением. Стивен обернулся на каблуке, сохраняя натянуто-вежливую улыбку, которая впечаталась в его лицо, будто погребальная маска. Ухмылку Уэста он чувствовал кожей, как тяжелую спиртовую испарину.
— И тебе добрый вечер, Никодемиус, — Стивен в один глоток прикончил остатки вина на дне флюта. — И о чем же я, позволь поинтересоваться, думаю?
Тот усмехнулся, демонстрируя ровные ряды белых зубов, но улыбка у него вышла какая-то натянутая, слишком... горькая.
— Думаешь, как бы свалить отсюда поскорее. Брось, Стрэндж, твоей кислой физиономией можно заправлять мидии.
Верхняя губа Стивена дернулась, обнажая белый оскал:
— Очень смешно. Сам ты тут как оказался?
— Намекаешь на то, что я недостаточно хорош для этой вечеринки? — Уэст поймал на ладонь флют с подноса официанта и сделал глоток, криво ухмыльнувшись. — Что ж... Ты прав, Стрэндж! Я здесь в компании. Честно говоря, если бы не доброе сердце одной дамы, которая пригласила меня скрасить её одинокий вечерок, черта с два я бы сюда попал.
Стивен выдохнул. Это был один из тех его вздохов, в которых филигранно, в идеально равных пропорциях смешивались усталость от всякого людского общества и раздражение, оным же вызванное. Формально, здесь и сейчас он был один, точно ребёнок, чья мать потеряла его в торговом центре. Фактически — с ним всё еще был Плащ, скрывшийся под видом амарантовой бутоньерки на груди совершенно смоляного пиджака. Воистину — и боги тому свидетели — в такие моменты Стивен начинал сомневаться, точно ли он не хотел бы, чтобы Плащ мог говорить и дышать. Оно-то всяко приятнее общества Уэста, успевшего знатно поднадоесть ему еще во времена его врачебной практики в Metro-General Hospital.
Сквозь монотонный, приглушенный бубнёж Уэста чуткое ухо мага уловило звук, напрягший что-то глубоко внутри него.
Что-то здесь было чертовски не так.
— ... и кстати — спасибо, что поинтересовался — я собрался жениться.
— Очаровательно, — уже мало скрывая раздражение и даже не пытаясь проявить интерес, обронил Доктор Стрэндж, чей взгляд метался по зале, по алым бархатным портьерам и гладкой плитке под мрамор, укрывшей нижнюю половину стен. Абсолютная безвкусица.
— Послушай, Никодемиус, страшно рад был повидаться, но у меня появилось неотложное дело, — хорошее воспитание не позволяло уходить молча. А жаль. Ужасно хотелось. — Я тебя оставлю.
— А, ну конечно, — ставшая привычной в этот вечер кривая ухмылка снова растянула губы Уэста в уродливую нить. — Доктор Стрэндж снова мчится спасать мир...
Ухо уловило лишь обрывки фраз — дальше он даже не пытался слушать. Сознание перестроилось мгновенно, фильтруя голоса и шорохи, стремясь вычленить из общего гвалта один единственный звук. Звук, столь незаметный, столь далекий и столь прекрасный, что сердце, немея, замирало от ужаса.
Доктор Стрэндж не успел.
Мелодия одной ноты превратилась в протяжную китовую песнь, и в следующий миг широкая гладкая стена праздничной залы разлетелась кирпичными кусками и фейерверком из кусков побелки и шпаклевки. Песнь стала громче, и в проломе, оставшемся вместо стены, мелькнула сверкающая лощеная шкура, под которой, казалось, метались в безмолвной истерике целые галактики. Следом за куском шкуры показался глаз.
Это был огромный, просто гигантский глаз с бледно-голубой радужной и блеклым зрачком, наполовину прикрытый тяжелым веком. Он медленно двигался в глазнице, и, казалось, обозревал в ужасе застывшую залу, вдоволь искалеченную и избитую. Глаз медленно проплыл мимо и на пару секунд воцарилась тишина, когда пролом закрылся новым куском шкуры.
Время, казалось, застыло. Время, казалось, было вообще не на стороне людей. Казалось, будто прошли минуты, часы, но на самом деле всего через пару мгновений новый поток камня обрушился на людские головы.
Доктор Стрэндж отмер. Пальцы сами собой начертили защитный символ, разросшийся в золотистую печать щита. Он метнул её, точно древнегреческий олимпиец — диск — и щит надежно прикрыл с десяток голов от кирпича и камня. Еще нескольких прикрыл Плащ, сорвавшийся с груди Стрэнджа, точно верный пёс. И все это было настолько бесполезно, насколько только могло быть, когда гигантский плавник одним неумолимым движением смел сразу несколько этажей элитного небоскрёба, точно они были не больше, чем постройкой из спичек, державшейся лишь благодаря физике и вере в лучшее. Стрэндж заскрипел зубами, все же успев вытащить из-под летящего завала нескольких человек и спустить их на балкон соседнего здания. Но несколько — это даже близко не все, а смешанная с кровью бетонная пыль слишком быстро забила лёгкие.
Небо над головой — чистый обсидиан, будто все звезды стекли с него на лощеную шкуру гигантского кита, плывшего по воздуху между высотными зданиями. Костяной гребень, протянувшийся по всей длине китовьего хребта разрезал сгустившийся вечерний майский воздух, точно нож масло. Кит казался совершенно спокойным, почти даже меланхоличным, и совершенно не реагировал на внешние раздражители.
Стрэндж раздраженно скрипнул зубами, так, что заныл челюстной сустав. Сознание его металось между землей и небом, не решаясь определиться, стоит ему ринуться спасать людей внизу, или попытаться остановить плывущую по небу громадину, чей протянувшийся на пару десятков метров хвостовой плавник следующим же взмахом снес бы по меньшей мере пару высотных верхушек. Плащ левитации что-то прошелестел в шуме и крике взбешенной ужасом толпы, обьявшей сознание Стрэнджа со всех сторон. Его глаза распахнулись и где-то в глубине зрачков зажегся неясный жутковатый огонек. Выбор был сделан, жертва — принесена.
Огонь вспыхнул в глубине ладоней, потянулся жаркими, горячими нитями, впился в лощеную шкуру — и погас, не нанеся киту ровным счетом никакого вреда. Сверкающее тело продолжило плыть по небу, превращая в руины здания и унося десятки запертых в бетонных коробках жизней. Стрэндж отчаянно взвыл. Золото магических клинков в его руках осыпалось осколками, столкнувшись с китовьей шкурой, и один из них неожиданно болезненно врезался в ладонь. Огонь портала зажегся на крыше одной из высоток за его спиной и Вонг, шагнувший из него в темноту смертельной ночи, занёс над головой золотой хлыст.
— Ему все мои атаки, что мушиный укус, — зло прорычал Вонг, наматывая хлыст на ладонь и его круглое, щекастое лицо поднялось к Стрэнджу: — Эй! Как он тут появился? Ты сам-то в порядке?
— Не имею ни малейшего понятия. И да, я в порядке. Просто гигантский кит разрушил сейчас с десяток небоскребов, а за моей спиной горы трупов, так что да, я просто чертовски в порядке! — надломленно рыкнул в ответ Стрэндж и, отпрянув назад, согнув в коленях ноги, выставил руки вперед. Алая магическая печать вспыхнула и прорвалась столбом пламени, ударившем кита прямо в о крытый глаз. Гигантское существо, протяжно взвыв от боли, резко сменило курс, врезавшись в целое скопление зданий. Огромную тушу быстро несло к земле.
— Стрэндж! — сдавленно вскрикнул Вонг. — Нельзя дать ему упасть! Он размолотит половину города в труху!
Истина, которую Доктор Стрэндж осознавал и без него. Его губы сжались в тонкую полосу, а между бровей пролегла напряженная, глубокая морщина. Око Агамотто, покорное воле Верховного Мага, открыло золотые веки, окинув мир бессмертным взглядом. Изумрудно-зеленый поток магии окутал руку Стрэнджа мудреной рунической печатью. Власть камня времени взрезала пространство, останавливая бег буйных временных линий и поворачивая их вспять. Кит застыл. Застыл на месте, точно погруженный в густой студень, пока вокруг отстраивались обратно разрушенные здания и возвращались к жизни невинно убиенные люди. На лбу Стрэнджа выступила капля горячего пота. Глаз тянул из владельца силы, стремясь подчинить своей воле небесного кита, чьи плавники вдруг вздрогнули и сделали движение, позволяя животному вырваться за потоки времени. Кит широко распахнул усеянную усом пасть и запел, запел протяжно, призывно. И Око Агамотто сверкнуло изумрудным светом в ответ, точно откликаясь на его зов. Стрэндж стиснул зубы и крепче сомкнул пальцы. Струйка темной, почти черной крови потянулась из его ноздри на усы и губы. Собственный кровавый отрезвил волю, позволил направить силу камня в нужное русло, даря вместе с тем осознание, что если чертова тварь не подчинится сейчас, этот проигрыш будет стоит жизни не только ему.
Фаланги едва не вылетели из суставов в попытке Стрэнджа удержать поток силы. Око Агамотто, пульсировавшее у него на груди, раздалось волнами обжигающего жара, плавившего чародейский кафтан, а заодно — и плоть под ним. Доктор Стрэндж взвыл от боли и тут мир перед глазами заходил ходуном.
Око Агамотто взорвалось жаром, камень времени, закованный внутри золотых век, разлетелся стремительно темнеющими темно-изумрудными осколками. Взрыв чудовищной силы поглотил кита и впечатал крошечное в сравнении тело Верховного Чародея в каменную стену ближайшего высотного здания. Спустя какой-то миг всё погасло и город погрузился в чернушную тьму. Око Агамотто было уничтожено. А вместе с ним исчез и небесный кит.
Сказать, сколько он был без сознания, Стрэндж не мог. Грубые ладони Вонга, не жалея, хлестали его по впалым щекам. Мотнув растрепанной головой, Стрэндж уронил ослабевшую ладонь на грудь, туда, где осколки бывшего Ока, почерневшие и уродливые, но все еще горячие и острые, намертво вплавились в живую плоть. Доктор Стрэндж тихо застонал и перетащил ладонь на лицо, прикрыв ею глаза.
Стрелки его давно погибших часов, когда-то подаренных Кристиной, которые он так и не нашел в себе смелости снять с руки, истерично бились на циферблате под разбитым стеклом, отматывая круг за кругом.
***
3 дня спустя, в одной из параллельных вселенных...
Перед дверьми зала заседаний коллегии высшего управления Департамента Магии было необычайно тихо. Рамана выдохнула и подняла глаза на собственное отражение, взглянувшее на нее из оконного стекла. Прохладно-спокойное и улыбчивое, оно смотрело ей в глаза её собственным взглядом и, казалось, только и выжидало момента, чтобы выкинуть экую-нибудь глупость.
— Профессор, — не успело. Взволнованное лицо молодого волшебника показалось из-за двери зала заседаний. Его тонкие брови тонули за вихрастой челкой в выражении искреннего беспокойства, граничащего со страхом: — Заседание началось. Вас ждут.
Рамана кивнула. Стук трости о мраморный пол вдруг показался ей несколько более громким, чем ему следовало бы быть. Впрочем, это лишь одна из мелочей, посетившая её разум в момент важности. Притормозив на пороге, Рамана ободряюще улыбнулась юноше и исчезла за массивными дубовыми дверьми.
В зале было достаточно светло. Высокие потолки, покрытые потрясающими фресками, создавали великолепную акустику. Белые мраморные колонны бережно поддерживали их своды. Около дюжины величайших магов этого мира, правителей, законодателей и хранителей — высшее управление Департамента Магии — восседали под голубыми полотнами с гербом коллегии. Рамана кашлянула, прочищая горло:
— Светлого дня, господа. Я полагаю, вы уже получили отчеты из австралийского отделения Департамента, раз объявили о сборе заседания? — Один из членов высшего правительства, рыжий мужчина с татуировками рун на обоих рукавах и седеющими висками, слегка склонился вперед:
— Да, — объявил он низким, гортанным басом. — В общей сложности, ситуация ясна, но нужно обсудить подробности. Магистр Гальбани объявил, что Институту есть что добавить к уже имеющейся у нас информации, поэтому мы ждем Вашей репрезентации, профессор Ридель.
— Я лично пока не совсем понимаю сути происходящего и почему все придают ему такое значение, — вмешалась худенькая блондинка с короткой стрижкой и неброским, приятным макияжем. Судя по золотому значку с изумрудной лентой у нее на груди и продолговатому лицу с небольшим лбом, выдававшем в ней арийские корни — это была канцлер немецкого отделения Департамента.
Рамана беззвучно выдохнула.
— Минутку терпения, господа.
Она сделала несколько шагов в сторону, открывая основной обзор и тихо щелкнула пальцами. В тот же миг свет в зале плавно угас, а под потолком вспыхнула трехмерная иллюзионная проекция странного, непропорционального существа с длинными крупными руками, маленькой головой с отсутствующей шеей, крупными остроконечными ушами и массивными ногами с широкой ступней, превосходившей размер головы самого существа примерно в два раза.
— Это племя численностью в четыре дюжины особей, — начала Рамана, без всякого труда, не повышая тона, перекрыв все возникшие шепотки, — Около трех дней назад было найдено людьми во время туристической прогулки на территории современной Венгрии. О произошедшем тут же стало известно на всех новостных каналах стран Европы и СНГ, что поставило под угрозу исполнение эдикта о сохранении тайны...
— Пока это проблема в основном регулирующих сторон, — медленно и тягуче проговорил рыжий мужчина. Откинувшись на спинку кресла, он скрестил руки на груди и взглянул на Раману с невыраженным вызовом в темных глазах. — Что такого было в этом племени, что им заинтересовался институт международной истории и археологии имени Д'Оливе?
Рамана вновь вздохнула:
— Представители этого племени по расовым признакам явно имеют орочий тип, однако, антропологи из лондонского филиала дали заключение, согласно которому в современном мире у них нет живых сородичей.
На секунду повисла тишина. Тишина казалась столь тяжелой и густой, что впору было резать ее ножом. Наконец одна из членов коллегии, сухонькая, длинная, точно жердь, ведьма, слегка приподнялась на своем кресле и поправила дрожащей сморщенной лапкой круглые бифокальные очки:
— Что значит... Прошу прощения... Что значит нет живых сородичей?
— Это значит, — Рамана выдернула из пышной кудрявой гривы круглые, точно глаза совы, очки и посадила их на нос. — Что последние представители этой расы погибли по меньшей мере двенадцать тысяч лет назад. Но более того, черепа, принадлежавшие представителям данной расы, были изъяты из находящегося в Венгрии Кургана и хранились в галерее института. Сейчас они, как и сам Курган, исчезли. Поэтому у института есть все основания полагать, что каким-то неизвестным науке образом это племя в полном составе... буквально вернулось с того света спустя двенадцать тысяч лет.