1
Покайся в своих грехах, пока ещё не поздно,
Молись, поколе не станешь свят.
Очисти душу, избавь её от зла людского,
Молись! — в молитве ты найдёшь свой яд.
Встань на колени, преклоняйся Богу,
Сложи ладони друг на друга, и шепча,
Слова молитвы с уст срывай как оду,
Для того самого неповторимого творца.
Творец земли и неба, создатель озер и вод, —
Благословенный милый! Тебя он не спасет.
В аду кипеть ты будешь, как весь последующий род,
Пощады ждать не стоит – огнем он обожжет.
Сожжет дотла людское тело,
Кричать заставит как дитя;
Утробу матери ты вспомнишь, опьянело,
Молиться станешь, в забвенье тяжко уходя.
Как грешником вошел ты в люд преступный,
И кровь твоя давно уж нечиста,
Так нечестивым выйдешь снова, сквернословный,
Когда от тела не останется следа.
Не стать тебе любовником творца святого,
Не быть тебе послом земли.
Бранная речь разрушила апостола былого, –
Гордыня с завистью сожгли.
Узри же пламя преисподней!
Ложись на дно кипучего котла.
Ты никогда не станешь благородней!
Молитва Богу давно уже дана.
2
По всей округе непрерывно
Играла песнь колоколов.
Звенел царь-колокол родимый,
Глуша трезвоном всех попов.
Врата церковные открылись,
Пуская люд земной к очагу беспристрастия.
Зашли все девицы младые, готовились
Они к причастию.
А в это время в Храме Божьем,
Диакон рыскал тут и там.
Случилось горе, дьячку мученье –
Парнишка пономарь пропал!
Кто подготовит вина да хлеба,
Для таинств к новой Литургии?
Кто будет верить слепо
В молебен от жизненной перипетии?
Но вот случилось чудо! –
Нашелся юноша у южных врат.
Да только выглядит он худо,
Парнишка перестал быть свят!
Молитвослов в руке не держит,
Сидит, печально главу опустив;
А рукава златые свесил,
Брючину плотно обхватив.
За место Псалтыря рукою
Схватил он плотно естество.
А с губ срывает не молитву,
А грешное он колдовство.
Тихонько стонет над иконой,
Колени пряча под собой.
Стыдливо пальцем водит по напряженной,
От длительных терпений плоти той.
Колдует он рукой над твердой кожей,
Рука вверх-вниз скользит змеей.
Лицо его искажено от дрожи,
А дальше плоть взрывается струей.
Икону брызгами окропляя,
Сидит, поджав он пальцы ног;
От удовольствия пылает, но сияя,
Что грешно было, что себе помог.
Спокойно, кротко и без зла,
Застал врасплох дьячок пономаря:
«Вам служба стала больше не мила? –
И строго осмотрел он блудника.
Блудник в слезах припал к коленям:
«Диакон, милый мой сосед, –
Кричал в отчаянье несомненном, –
Нарушил, отче, я обет!»
Познал он глас блудных желаний,
Познал он радость плоти жгучей;
Топил в себе града плотских стенаний,
Не смог оставить он завет дремучий.
«Познал я грех, - сознался пономарь, -
Познал я все желанья плоти!»
«Как быть теперь?» -
Печально спрашивал он отче.
«Ты мне как сын, – признался диакон. –
Не смею больше я смотреть,
Как в одиночестве ты плакал,
И как грешные мысли мог терпеть»
Поднял дьячок с колен пономаря,
И посмотрел уже он строже:
«Я знаю, как не смог терпеть ты,
И оттого мне горше»
Понес дьячок юнца к попу
И молвил всю дорогу:
«Тебе, сынок, молиться надо Богу,
Ведь только Бог простит тебе упреку»
3
Священник в храме молил покорно,
У алтаря, где свет и благодать.
Его слова, проникновенно,
Людей заставят в сердце трепетать.
Он просил о мире и покое,
О здравии душ и тел.
Чтобы каждый нашел в этой жизни такое,
Что навечно покажет его удел.
"Господь, даруй нам силы и веру,
Чтобы в мире любовь царила всегда.
Пусть свет Твой священный убьет всю холеру,
Прогонит прочь мрак и беду навсегда.
Благослови нас отче на благие дела,
Пусть в сердце живет одна доброта.
Дай нам мудрости, силы, живого тепла,
Чтобы счастье пришло и зло ушло навсегда!"
Вот только бедовой молебен была –
Не нужна была людям та доброта.
Проступки и грех не простят небеса,
А душевный покой не бывает спроста.
Священник стоял, смиренно молился,
В тишине алтаря его голос звучал.
И каждый, кто рядом с ним помолился,
В душе принял злобный оскал.
Он просил за нас, за грехи и беды,
За мир на земле и душевный покой.
Вот только не нужны были людям такие заветы,
Ведь следили они за своей нуждой.
4
«Святой отец, прими молебен,
Парнишка наш недавно захворал!» –
Прибыл диакон, но был он не богослужебен,
При том пономаря за нос таскал.
Глаза попа сверкнули в удивлении:
«Как захворал? Недавно часослов читал!
Неужто началось взросление?» –
И сразу быстро замолчал.
Диакон руку опустил,
Пономаря за «хвост» схватил!
Тверда была прыть юная,
Тяжка была ноша трудная.
«Недавно он по ней водил,
Икону грешно окропил! –
Воскликнул диакон и возобновил
Движения ловкие, а после прекратил.
Смотрел священник на то,
Как твердел под рукою ствол.
И не мог сказать ничего, что
Поможет убрать этот грешный зол.
«Но как же так, как быть?
Ещё ведь слишком мал!
Совсем недавно ребенком был,
Теперь он взрослым стал!»
«Святой отец, ты внемли нам,
Помочь реши за здравие.
Юнец наш сам не свой стал,
Не держит он в узде свои желания»
Подумал поп и так и сяк,
Да знать не знает что и как.
Ярить он будет день и ночь -
Осталось только ему помочь!
«Грешна душа твоя, сынок,
Но есть надежда на спасенье.
Возьми кропило светлое и положи под бок,
А дальше следуй за святым ученьем.
Достань ты плоть окрепшую,
И окунай в кропильницу.
Пока водицей светлую,
Грехи твои не выльются»
«Свята вода да проку мало» –
В слезах молил в себя юнец.
Желанье плоти все никак не угасало,
А диакон ведь ему почти отец!
«Простите, отче, я не со зла! –
Кричал мальчишка в тлене, –
Пускай греховным буду я,
Пусть утопают все мои стремления»
«Каких стремлений не хватает?
Ты служишь в Храме нашего Христа!
У нас стремлений не бывает,
Есть только долг для нашего родства!»
«Простите, батюшка, такой уж я блудник!
Не мог противиться желаньям,
И Божий гнев меня достиг!
Теперь я мучаюсь в терзаниях!»
Красна головка, с нее стекает семя,
Да только сам конец ничуть не стал скудней;
Стоит торчком большое бремя,
И все становится длинней.
«Познал малец прелюбодеяние,
Не усмирена ныне его плоть!» -
Сетует в ужасе диакон на это осознание,
Что не сможет юноша грехи все побороть.
«О чем же думал ты, блудник?
Какие мысли грешные преследуют тебя?
Не смог в узде держать безбожий лик,
Теперь Господь глядит скорбя!»
«Постой, постой! Негоже гневаться
В стенах родного Храма.
Давай же вместе будем добиваться,
Чем уничтожить корень этого бедлама!»
Мальчишка в ужасе притих,
Глаза его наполнились слезами.
Не понял юноша намеков непрямых,
И сразу бросился со словами:
«Простите, отче, грешника распутного!
Не нужно корень янский убирать!
Всё сделаю, что скажете мне путного,
Не стоит только корни отрезать!»
Душа попа скользнула под соле́ю,
А волос дыбом сразу встал.
Воскликнул в ужасе он ахинею:
«Никто у нас так не страдал!»
«Видать наметился шутник! –
Прикрикнул в гневе диакон, –
Пока в заветы ты не вник,
Не будет Божий путь тебе проша́ган!»
Сменил он тут же гнев на милость
И мягко, словно взял повинность,
Вопрос он каверзный задал:
«Давно ли по́дать собирал?»
Юнец к коленям снова пал,
И сразу громко зарыдал:
«Не стану по́дать собирать,
Заветы лучше буду выполнять!»
На том они все и решили,
Что помощь юноше нужна.
Сначала пономаря перекрестили,
А после раздели быстро догола.
Священник постоял притворно,
И вынес тут же свой вердикт:
«Стой на коленях ты покорно,
Сейчас решим мы твой конфликт!»
«Воспомнишь ты блудные мысли!
Воспомнишь то, пред чем был свят;
А после хорошенько поразмысли,
О том, что попадешь ты в ад!
И раз не хочешь по́дать собирать,
А грех души неисцелим,
То будешь вечно корни янские лизать,
Пока Господний гнев не заглуши́м!»
Лицо юнца тотча́с светлело,
А корень гордо ввысь стоял.
И на душе приятно грело,
Что грех духовный предстоял.
Священник тут же снял свой крест,
И в основание целовал;
И был то доброй воли жест,
А после крест он грешнику отдал.
«Бери скорее крестик золотой,
И в щёлку корня янского засунь.
Пусть там торчит он как влитой,
Ты только главное поглубже всунь!»
Послушал юноша попа,
И вглубь занёс священный крест.
Горел моральный облик подлеца,
И оставлял после себя торчащий пест.
Твердела от креста плоть юная,
Блестела головка крупная.
И пономарь быстрей перекрестился,
Чтоб лик Господний не разбился.
«Ты чувствуешь в себе Творца? -
Спросил священник у юнца, -
Теперь уста свои открой,
И плоть диакона скорей омой!»
И посмотрел поп на дьячка,
Как тот стоял в сторонке.
Но плоть его давно была крепка,
А душа плыла, словно по речонке.
«Снимай стихарь, снимай орарь,
Да плоть окрепшую доставай!
Пусть грех окупит пономарь,
А ты грешное дело познавай!»
И сделал диакон, как поп велел:
Снял облачение златое.
Решил понять он беспредел,
И вытащил с брючины дорогое.
Священник тут же их перекрестил:
«Благослови же вас господь!»
Творцу небесному он поручил
Отныне душу их и плоть.
Крепко́ было достоинство мужское,
Блестело влагой навершие благое.
И с духом святы́м согласовавшись,
Поднёс он плоть в бой рвавшуюся.
«За десять лет на послушанье,
Давно уже ты возмужал!
Прими же это наказанье,
Чтоб грех постыдный увядал!»
Открыл юнец свои уста,
Лизнул навершие холма;
Обда́ло жаром плоть окрепшую,
Опалило внутри душу отведшую.
Как был прекрасен этот грех! -
Словами точно не описать.
Узнал дьячок всю радость от утех,
И будет чаще грехи чужие искупать!
«Я чувствую, как стало свято!» -
Воскликнул поп восторженно.
Хоть было это несколько предвзято,
Но светом Божьим всё наполнено!
Мальчишка брал за щёки упоенно,
И шевелил главой то вниз, то в бок.
И было это настолько вожделенно,
Что готов он жизнь глотать смычок.
Стекало по лицу чужое семя,
Достиг диакон греховного апогея;
И понял юноша, что скинул бремя,
Избавился от медного он змея.
Теплело у юнца под чревом,
И плоть его сильнее возросла.
Он знает: Творец наполнен гневом,
И тянет руку до ствола.
Касается он твёрдой кожи,
Рука скользит вдоль и поперёк;
Да хорошо было до дрожи,
И крест духовный внутрь втёк.
«Как будто посетил сады Эдема» -
Подумал юноша, в блаженство уходя.
Понравилась ему духовная богема,
И повторит он это немного погодя.
«Понравилось грехи свои глотать?» -
Спросил священник внятно.
«Осталось медные врата познать,
Да станет всё понятно!»
Был священник в облачении,
Да остался он нагой:
Снял фелонь как при служении,
И откинул подря́зник святой.
«Найди врата греховные,
И корнем янским постучись.
Возьми же силы все духовные,
А после хорошо перекрестись!»
Послушал юноша духовные советы,
И крест он глубже в плоть вогнал.
Чтоб не знал священник беды,
И Господний гнев он избежал.
Глубины служителя Храма познавая,
Юнец пустился тут же вскачь:
Набатом бил, в местечко плотью попадая,
И чувствовал, как поп внутри горяч.
Движения бёдер ускорялись,
Приятно тёрлось естество́.
И в ритме вместе поравнялись,
Юнец и поп на это баловство.
Не нужен рай, не нужен ад,
Достаточно земли отцовской!
Где будет биться плотью млад,
И хорошо будет чертовски!
Внутри попа как в бесовщи́не:
Глубо́ко, те́сно, горячо!
Познал юнец новейшие глубины,
И было очень хорошо!
Сорвался стон, последний вдох,
И в унисон их плоть затрепетала;
Конечная услада застала всех врасплох,
И семя между ног стекало.
«Теперь простил тебя Господь!» -
Воскликнул гордо диакон.
«Безгрешна ныне твоя плоть,
И гнев Господний был проплакан!»
У пономаря горело тело,
Душа его отрадно пела.
Всё тело будто бы воспело,
И плоть его слабела.
«Ты исповедался, сынок,
Теперь ты можешь печь в просфорне!
Не будешь больше одинок,
С тобой Творец всегда прям в корне!»
5
Прекрасно было в Храме светлом,
Но чувствовал малец: не то!
То глас земной был очень въедлив,
И требовал всё время кое-что!
Чем только черти не искушали,
Ища погибели младой души!
И то и это предлагали,
И всё шептали: «Согреши!»
Он богомыслию предался,
Но было всё оно как требуха.
И дьякону потом признался,
Что сердцем жаждет он греха.
И в мыслях о служенье богу,
Прощавшись с тем, где добро творят,
Отправился юнец в дорогу
Туда, где грешники стоят.
Достал он плоть окрепшую,
И зазывал скорей народ:
«Подойдите люди к грешнику,
Попробуйте мой твёрдый плод!»
Своими громкими распевами
Привлёк он мирный люд.
Пришли все дети с девами,
Узреть боголюбивый блуд.
Молитесь правильно, друзья!
А лучше не молитесь.