Глава четвертая: последняя трапеза

Следующая неделя пролетела, стремительно ускоряясь к последним и самым тревожным её мгновениям. Долгие и изнурительные тренировки, небольшие стычки с профи, незначительное волнение в парах трибутов – всё это смешалось в череду бессвязных эпизодов телешоу. Даже Астрид, эта высокая и сильная валькирия, стала заметно напряжённее по отношению к Азирафаэлю, стоило тому проявить себя как умелого воина, а не мальчика, пущенного в расход.

      Менторы старались, выкладываясь каждый раз, как в последний, и надеясь, что хотя бы один из их подопечных уцелеет в этом бессмысленном кровопролитии. Словом, времени оставалось действительно мало, и ангел снова и снова прокручивал в голове варианты договора со старым другом, несмотря на то, что последние попытки заговорить оказывались провальными.

      Демон откровенно над ним изгалялся, то ссылаясь на занятость, то на слежку со стороны стен, других демонов, трибутов и СМИ. В последний раз Кроули заявил, что согласен начать переговоры на шумерском, так как латынь была присвоена Адом, как международный язык устной связи и документации, а изъяснение на живом наречии приведёт к раскрытию их «преступной связи».

      «Как будто сам сходу вспомнит шумерский!» - было очевидно, что демон сказал первое, что пришло ему на ум, но для того, чтобы вывести его на чистую воду, пришлось бы вспоминать язык, давно почивший в песках времени.

      Вечером последнего дня было назначено интервью с Цезарем Фликерманом, и в целом Азирафаэль был спокоен и доволен своими результатами. Не прибегая к использованию чудес, ангел заработал 9 баллов со стороны спонсоров, его облачение было пошито с учётом ранее внесённых замечаний и крайне убедительных просьб сделать не слишком вызывающий, классический костюм в светлых тонах – ничего не должно было пойти не так. А если ведущий начнёт задавать неудобные или вульгарные вопросы, Азирафаэль был уверен, что сможет выйти из неудобной ситуации с минимальными потерями.

      Расстраивало разве то, что его дистрикт был предпоследним: ждать до выхода предстояло долго, Астрид нервничала и жаловалась на узкое и неудобное платье, а другие трибуты пожирали друг друга взглядами в последние мгновения, пока они могли видеть противников до предстоящего побоища, толкаясь в коридоре. Сегодня они хоть и были врагами, но не объявленными официально.

      Прошло уже более полутора часов, и ждать становилось все тяжелее. Несмотря на всю свою выдержку, Азирафаэль начинал чувствовать тревогу, глядя на то, как выступают первые трибуты. Каждое интервью было долгим, местами напичканным совершенно неинтересными вопросами, и ангелу казалось, что к его минуте славы зрителям уже наскучит это представление.

      Очередь сокращалась, и вот на большом экране, размещённом под потолком, показался знакомый вытянутый силуэт рыжеволосого юноши в чёрном костюме с напылением металла.

      В таких оттенках, в отличие от образа в колеснице, Кроули выглядел как-то привычнее, и было сложно поспорить с тем, что тёмная сталь шла демону намного больше белоснежных крыльев.

      Энтони Дж. Кроули вышел к публике, широко улыбаясь. Помахал им рукой, возможно, даже подмигнул под тёмными линзами, и, уселся рядом с Цезарем Фликерманом в соседнее кресло. Получив неведомым никому образом 10 баллов от спонсоров, демон выглядел совершенно довольным собой, точно никакие соперники не были ему помехой, и он уже блистал в ряду победителей Голодных игр.

      Прошло ещё несколько мгновений, и всем по ту сторону экрана могло показаться, что у шоу появился новый бессменный хозяин.

      - Ходят слухи, - как всегда вкрадчиво начал Цезарь, когда дело касалось чего-то неловкого для участников, - Кроули… Кроули, правда ли, что ты влюбил в себя всех телезрителей и даже некоторых соперников? Нелегко быть таким популярным?

      - О да, иногда это утомительно: всё время быть у всех на виду. Но что поделать, если я родился неотразимым?

      - А ведь тебя ждёт ещё больше внимания на играх! Уже завтра! Ты готов к этому? Весь Панем будет смотреть…ТОЛЬКО на тебя.

      - И не поспоришь… Разве можно смотреть на кого-то другого?

      И ведь Кроули не кичился и не набивал себе цену перед зрителями или другими трибутами. Ведь как было сказано в одной из самых древних книг: демоны невообразимо прекрасны, потому что их суть в искушении смертных, а ангелы бесплотны, и от взгляда на их истинную сущность можно лишиться зрения, потому что смертным нет нужды смотреть на них. Так и сейчас, будучи единственным демоном на этом празднике жизни, и единственным, кто хотя бы немного следил за модой даже из недр Ада, Кроули не имел равных.

      - Скажи, но только честно, у наших зрителей есть шансы, или твоё сердце уже кем-то занято? Признайся, какая-то особенная девушка ждёт тебя в родном дистрикте? Или ты обратил внимание на свою партнёршу?! Хоть она ещё и юна, но вы прекрасно смотритесь рядом!... Но это было бы действительно печально, ведь…вернуться может только один…из вас.

      Кроули улыбнулся и, как будто о чём-то задумавшись, отрицательно махнул головой.

      - Мм, нет. Меня никто не ждёт. По правде сказать, моё сердце уже много лет разбито вдребезги. На множество…острых….мелких осколков.

      По залу прокатился постановочный гул удивления и печали, но что не сделаешь ради высоких рейтингов.

      - Не может быть! Вы только посмотрите на этого красавца! Ты меня обманываешь, Кроули!

      - Ещё как может. Вероятно, поэтому… я особенно благодарен той любви, которую получаю от наших зрителей и спонсоров. Спасибо вам за вашу искренность, Капитолий!

      - Кроули, а ты умеешь заинтриговать... Скажи, только одним словом, какая она, дама твоего сердца? Может быть, у наших зрителей появится хотя бы капля надежды.

      - Какая она... Она, как Ангел.

      Слушая выступление Кроули, Азирафаэль вновь, как и все эти две недели, закипал от негодования, был поражен наглостью и возмутительными намеками старого змея, которые, безусловно, были обращены к нему. Аспид дурачился, буквально захлёбываясь собственным ядом, наплевав на то, что и Ад, и Небеса (их общее вездесущее начальство) уже несколько десятилетий было не оторвать от экранов с появления телешоу, сравнимого по своей гнусности разве что с почившим во времени Колизеем. Столько лет работы по возобновлению хоть сколько-нибудь приличной репутации и доверия, и всё это могло полететь в Тартар из-за одного-двух бездумно брошенных фраз! Тем не менее, это интервью помогло не только собраться с силами для собственных ответов, но и решиться пойти на крайние меры.

      После окончания всех выступлений ангел переместил из своих запасов добрую бутылку вина приличной выдержки, несколько закусок, выданных трибутам как последний ужин для приговорённых к смерти, и, вместо того, чтобы отойти ко сну, он воспользовался известным способом телепортации по средству электрических путей, некогда показанным ему всем известным знакомым.

      Способ довольно простой и, если не брать во внимание лёгкое укачивание, довольно комфортный. Кроме того, только так никто из охраны, коллег или других трибутов не сможет заподозрить неладное. Ведь где это видано, чтобы накануне состязания враги ходили друг к другу в гости?

      Сделав глубокий вдох, Азирафаэль взял трубку телефона в своём номере и через мгновение оказался в комнате Энтони Дж. Кроули на шестом этаже, буквально спустившись вниз. Обернувшись, он увидел демона, сидящего на краю кровати возле тумбы. Аспид как раз поправлял снятые мгновением ранее тапочки и так и замер, опустив одну руку к полу. Чёрный халат на нём был слегка распахнут на груди, а влажные волосы зачёсаны назад и от этого казались ещё более блестящими. Очки также покоились на прикроватной тумбочке, словно номер давно стал чем-то уютным и домашним для змея.

      - Даже спрашивать не буду, что ты здесь делаешь.

      - Я хочу возобновить наше соглашение, Кроули! – перешёл сразу к делу Азирафаэль, не давая старому другу выкинуть новый номер, - Хотя бы на время игр…

Демон выпрямился и, сделав глубокий вдох, принял максимально независимый вид, закинув ногу на ногу и положив руки сверху на колени.

      - Лучше бы серьёзнее отнёсся к этому мероприятию, Ангел. Между прочим, сегодня нам всем нужно выспаться. Поэтому если это всё, что ты хотел сказать, выход, как ты знаешь, по ту сторону телефонной трубки.

      Впервые за 6000 лет ангелу по-настоящему захотелось ударить змея, настолько крепко, насколько это вообще было возможно. Он прикусил губу и, собрав всё своё божественное терпение, поставил бутылку и коробку с закусками на столик возле кресел, и как ни в чём не бывало создал им пару хрустальных фужеров, подходящих для принесённого напитка.

      - Мне кажется, это как раз ты относишься к происходящему несерьёзно, Дорогой. Завтра погибнет много ни в чём не повинных людей, а если ты не согласишься пойти на перемирие и не умеришь своё ребячество, то, вероятно, погибнет ещё больше.

      - Да ну? Неужели моё участие в очередном «божественном замысле» так весомо? Если ты не заметил, то я здесь тоже по не менее важному делу. И, возможно, ты не допускал такую мысль, но завтрашнее кровопролитие и дальнейшие кровопролития напрямую связаны…с моим заданием? Ты же так был обеспокоен качеством выполнения МОЕЙ работы в последние столетия.

      Аспид поднялся и медленно подошёл, словно подползая, ближе к ангелу, и несмотря на всем своим видом демонстративную неприязнь, принял бокал из его рук. В комнате были выкрашенные тёмной краской стены, а от сложившейся атмосферы окружение казалось ещё мрачнее. Двое старых друзей не смотрели друг на друга, обратив взгляды в сторону панорамного экрана-окна, на котором было изображено множество тёмно-зелёных тропических растений.

      - Может, тогда объяснишь, что это были за... заявления во время интервью?

      - Не понимаю, о чём ты.

      - Ты сказал, что некий Ангел разбил твоё сердце. Ты хотя бы немного задумываешься о том, как сказанное тобой может быть трактовано с Вашей или Нашей стороны?

      - А, ты об этом? – Кроули отпил вина и закатил глаза, точно с трудом понимая, о чём говорит старый друг, - Не более, чем речь для интервью. У демонов же нет сердца, как ты мог забыть об этом?

      И пусть Азирафаэлю полагалось иметь ангельское терпение, всё же оно было не безграничным.

      - Во имя всего святого! Да когда ты прекратишь так себя вести? Кроули, да сколько можно! Это…Это уму не постижимо! – ангел поставил свой бокал на стол и полностью повернулся к змею, - Если не хочешь иметь со мной что-то общее, это ясно, но…

      - Позволь напомнить, Ангел, - Кроули также сделал шаг к нему навстречу, - Это ты меня "бросил"! Не в первый раз спешу заметить! Под…под таким высоким предлогом, что беспокоишься обо мне. Что нам всё равно рано или поздно придётся вернуться к начальству, или что они всё равно доберутся до нас, если мы продолжим в том же духе. ТЫ отказался от меня. И теперь предлагаешь возобновить наше соглашение? А что потом? Снова скажешь, что я тебе «даже не нравлюсь»? О, или что мы просто «ангел» и «демон», и у нас нет ничего общего?

      - Дорогой, ты сказал, что понимаешь, что это было необходимо.

      - А что я ещё мог сказать? Что, Ангел? Я и так говорил, что мне никто не нужен кроме тебя, ни Небеса, ни Ад, ни «высший замысел»! Я предлагал тебе сбежать так далеко, насколько это возможно…

      - Нас бы всё равно нашли…

      - Ты не хотел даже попытаться!...

      Кроули выпил залпом вино и, поставив бокал, едва не разбил его о поверхность деревянного столика, а после рассмеялся, щуря жёлтые глаза и делая несколько шагов назад.

      - Хах, это ты, ты соблазнил меня. АНГЕЛ соблазнил ДЕМОНА. И кто после этого из нас «падший»?

      - Ты же сам сказал, что... Такого рода отношения для демона - это сущий пустяк и ничего не значат, «обычное дело».

      Посмотрев другу в глаза, Азирафаэль запоздало осознал, что сказал то, что не следовало, и так, как не должен. В этих больших жёлтых глазах было столько боли и разочарования, столько одиночества, спасение от которого змей, вероятно, и вправду искал в нём одном. И всего мгновение отделяло их обоих от пропасти, полной бесконечной, всепожирающей боли.

      И не найдя другого решения, ангел также запоздало осознал, что уже сделал несколько шагов к демону навстречу, наступая до тех пор, пока через мгновение не припёр того к стене. Он ухватил шершавыми от меча ладонями шёлковый ворот халата, напоминающий глянцевую змеиную кожу. Он дёрнул за ткань вниз, притягивая Кроули ближе к себе, чтобы завершить эту глупую и до невозможного затянувшуюся ссору прикосновением к плотно сомкнутым узким губам аспида.

      Сложно выразить словами то, почему Кроули вёл себя подобным образом в течение множества десятилетий. Почему огрызался и не давал приблизиться к себе, пусть и страстно желал общества ангела.

      После завершения заварушки с Армагеддоном рубежа XX-XXI столетий долгое время он чувствовал себя по-настоящему счастливым, беззаботным, не связанным никакими узами с Адом или Небесами. После неудавшегося покушения, когда они вдвоём с Азирафаэлем одурачили коллег, ему показалось, что теперь всё будет иначе: не будет никаких вероломных поручений, не будет преследования и угроз – он жил, как будто бы в розовой мечте, о которой грезил последние 6000 лет после падения.

      И, разумеется, когда они с ангелом с размахом праздновали свою победу, пили и от души проваливались в объятия Бахуса в заваленном старыми книгами магазинчике ангела, когда обсуждали свои жизни и планы, делились желаниями и мечтами на хмельную голову, он и не загадывал, что всё обернётся таким образом.

      Слово за слово, и Азирафаэль обмолвился, что всегда немного завидовал смертным не только их свободе, но и любви, пристрастности, близости – практически всему тому, что не было доступно ангелам, но немногим отделяло людей от бесов. Что были мгновения, когда иные из смертных практически соблазнили его соскользнуть на шаткую дорожку, но даже всего очарования того же Оскара Уайльда не хватило, чтобы ангел отступился от своих убеждений. А теперь, когда никто им не указ, кроме бьющего в голову вина и огромного, бескрайнего мира вокруг, ангел обмолвился, что есть множество вещей, которые ему бы хотелось узнать и попробовать, и он как будто бы и не знает окружающей его Вселенной, хотя находится здесь с мгновений её создания….

      - Если ты так сильно этого желаешь, мы могли бы…попробовать, Ангел?

      - Что ты, это не было каким-то намёком, если ты об этом…

      - Да брось, в конце концов, я же демон. Поверь, едва ли ты найдешь смертного, который бы разбирался в этом «вопросе» больше моего. Да и не лучше ли довериться старому другу, чем какому-то незнакомцу?

      - Дорогой, для тебя… Это точно не будет проблемой?

      - Ну, разумеется! А когда покончим с этим, примемся за соблазны посложнее!

      И ведь Кроули искренне, насколько демоны способны быть честными, был уверен, что никакой проблемы, как и ничего «особенного» в том, чтобы научить старого друга паре новых фокусов, не должно быть.

      Но он ошибся, и ошибся жестоко в первую очередь по отношению к себе самому.

      Никогда не сталкиваясь с тем, что подобное может происходить между ним и тем, кто ему дорог, он обманывал себя, повторяя, что делает ангелу своего рода одолжение. Что учит нерешительного парня развратностям, как это было множество раз до этого. Что это будет просто очередное увлечение, раскрашивающее скучную и однообразную вечность.

      Но прошло совсем немного времени, и он ощутил горячие, сильные руки Ангела Восточных Врат на своём теле и ещё более обжигающий взгляд, от которого можно было спрятаться, только подняв глаза к высокому потолку букинистической лавки, раскрашенному какой-то пожелтевшей от времени фреской, или закрыть их, отчего прикосновения ощущались ещё острее. Это было совсем не похоже ни на одно мгновение его жизни, и пусть местами Азирафаэль был ещё неловок и смущён, это было прекраснее даже первой поездки на его любимом BENTLEY или посещения первого концерта Queen. В этот момент Кроули почувствовал себя по-настоящему прекрасным, по-настоящему желанным и, задыхаясь, от переполняющей его нежности и любви, дожидался, пока ангел также, как и он сам, сделает вид, что уснул, успокаивая дыхание своего плотского воплощения.

      И пусть после они никогда не обсуждали, кем теперь могут являться друг для друга, Кроули считал, что это было понятно и так.

      «Всё в порядке, разве мы сделали что-то особенное? А ты молодец, постарался на «отлично». Тем более для первого раза!»

      Вероятно, он сам заварил эту кашу, посчитав, что от озвучивания невысказанных фраз им обоим станет только ещё более неловко. В конце концов, он же демон, он не должен был чувствовать что-то подобное. И это он сам ввёл в заблуждение Азирафаэля.

      И даже в тот момент, когда ангел высказал свое безапелляционное предложение вернуться к начальству и хотя бы на время прекратить любые их взаимоотношения для безопасности в большей степени самого Кроули, змей не нашел слов, чтобы препятствовать этому.

      Чувствуя прохладный камень стены спиной и обжигающие губы, прижавшиеся к его губам, змей осознал, что отступать больше некуда. И всё же, это предложение к соглашению - к холодным, деловым отношениям, которые были между ними последние 6000 лет, словно ничего не произошло, невыносимо ранило.

      Ведь он просто хотел, чтобы Ангел его услышал.

      Сдавшись, Энтони Дж. Кроули ответил на поцелуй и положил руки на плечи физического воплощения Азирафаэля.

      - Эй…- невольно выдохнул демон, когда жёсткие от мозолей пальцы скользнули по его животу, проникнув между распахнутыми полами халата.

      - Ты против?...

      Голос ангела был мягким и проникнутым искренней заботой и лаской, по которой так скучал Кроули. Ладонь замерла на его коже, а шёпотом заданный вопрос был последней оборванной фразой, повисшей в воздухе.

      Аспид не поднимал глаз, а его длинный, тревожно подрагивающий кончик языка слегка задевал губы Азирафаэля, замершего на расстоянии поцелуя.

      В это мгновение дверь в комнату Энтони распахнулась, и на пороге замерла растерянная Кристалл.

      - Кроули, хватит орать на теле…

      Девушка переводила взгляд с парня из одиннадцатого дистрикта, которого явно здесь быть просто не могло, на своего напарника, прижатого им к стене в крайне неоднозначном положении.

      Но, не успев закончить вопрос, рыжая участница Голодных игр, рухнула вперёд, лишившись чувств.