Первые лучи солнца пробились через крохотное окно в подземелье, ослепив и сразу разбудив. Привычные ленивые действа давались сегодня на удивление легко, резко и шустро. В голове потоком неслись мысли, но они закручивались как вихрь и стремились к центру лёгких или не очень раздумий. Я знал, что собираюсь сделать, и знаю, к чему это может привести, но только результат будет стоить того, однозначно.

Она давно была главным объектом моих раздумий, но особенно ярко и часто это стало происходить сейчас, на шестом году её обучения. Сегодня мы уже успели встретиться в большом зале, на завтраке. Она сидела за столом своего факультета, в компании друзей и по привычке, обложенная книгами, время от времени что-то говорила, слегка посмеиваясь. Крутила в руках Ежедневный Пророк, складывала книги в сумку и устремила взгляд к преподавательскому столу. Это было неким ежедневным ритуалом, который она могла пропустить только в сильной спешке. Справа налево, выразительные глаза доброжелательно оглядывали моих коллег, но не меня. Её крайней точкой всегда был я, и, остановившись, взгляд юной волшебницы менялся, становился стеклянным, холодным и бесчувственным. Мощным рывком схватив сумку, она умчалась прочь. Такое поведение Гермионе Грейнджер было несвойственно.

Трудно не догадаться, почему такая реакция была у многих учеников не из Слизерина. Снятие баллов, вечные отработки наказаний, кому это понравится? Но юнцам нужно помнить и видеть на примере других, что дерзость — непростительна, а ошибки всегда влекут за собой последствия. Мисс Грейнджер была не из того вида студентов, которые ошибались или дерзили. Всегда выученный материал, холодное, но чётко выраженное уважение — её отличительная черта, которая, естественно, не могла не подкупать. И каким же было наслаждением видеть, когда она делала осечку. Маленькую, порой незначительную, но которая давала разгул в плане поправок. Когда я поправлял её, с привычной жёсткостью, то наблюдал, как внутренняя уверенность Гермионы в своих знаниях ломалась. Она поначалу приходила в изумление, явно хотела сказать «нет, вы неправы», но потом, вдыхая воздух, задерживая дыхание, и проглатывая огромный комок в горле, лишь отвечала «да, сэр».

Её растерянность раскрывала железные доспехи, за которыми пряталась. Без панциря из уверенности в себе, она казалась редким волшебным существом, наполненным нежностью и беззащитностью, в которого хотелось погрузиться с головой. Её взгляд кричал: «Укрой меня, без защиты я будто нагая!», а я никак не хотел ей давать желаемое чувство безопасности и защиты. Подобное просто не могло не нравиться.

Мысли об этом всё чаще стали занимать мою голову во время неспешных рутинных дел, скитаний по замку и перед сном. Я будто бы медленно проваливался в какую-то манию, но ничего не мог с этим делать, не особо и хотел. Хотел только больше ошибок с её стороны, больше видеть её неприкрытое условностями и субординацией нутро, и тогда-то, в одну бессонных ночей, в мою голову закралась идея, которую не воплотить было бы неуважением к себе.

***

Вот уже прошла первая половина дня. Шестой курс придёт ко мне довольно поздно, у них сегодня контрольная работа — зелье от драконьей оспы. Сложное, опасное в изготовлении, но очень ценное в медицине. Я знал наверняка, кто справиться с ним, а кто нет, и точно знал — мисс Грейнджер руки в кровь сотрёт, но приготовит его. Впрочем, насчёт крови и рук ей точно беспокоиться не пришлось. Уже смеркалось, послышались шаги в коридоре подземелья. Их было немного, человек 7-8. Шестикурсники молча заняли свои места, раскрыв учебники с рецептом, подготавливали котлы, пока я раскладывал ингредиенты по столам. Хвосты крылатки, толчёные клыки кобры, кровь саламандры и селезёнка крысы: — в последнем и была та мелкая «шалость», подготовленная для юной волшебницы. С виду точно такие же небольшие, желтоватого цвета и плотной текстуры, в банке находились икринки сирен. Смешать их с другими ингредиентами было очень опасно, поэтому пришлось рассовать рябиновый отвар куда только можно.

Урок начался, все студенты быстро принялись за дело. Я же просто оглядывал класс, то и дело останавливал взгляд на девушке, чтобы не проморгать такой «внезапный момент роковой оплошности». Она, с довольно спокойным лицом, стояла перед своим котелком, по сто раз заглядывая в книгу перед тем, как добавить новый ингредиент. Вряд ли что-то земное могло бы отвлечь её от этого процесса, ведь гриффиндорка во время зельеварения погружалась в понятный только для неё транс. Шепча под нос составляющую зелья, она капнула пару капель крови саламандры в котёл, над которым быстро появилось небольшое кровавое облачко пара.

— «И вот селезёнка крысы, три штуки» — успел вовремя заметить шевеление её губ сквозь паровую завесу. Не растягивая и так ограниченное время на приготовление, волшебница аккуратно разом опустила три, как она думала, селезёнки, и стала аккуратно помешивать зелье в котелке, пока класс не оглушил непонятный звериный вой.

Яркое оранжевое зелье быстро прожгло днище котла и устремилось на стол, прожигая всё вокруг, а также вверх, подобно извергающемуся вулкану. Она только успела отойти подальше, но это не помогло. Зелье попало на руки и быстро, с шипением растворило кожу, добираясь всё глубже и глубже. Наконец, она закричала. Все остальные студенты обернулись на неё, растерянные и без полного понятия, что делать. Я уже мчался к ней, успев привести себя в привычное для таких дел расположение духа.

— Что вы натворили, Грейнджер??? — крикнул на неё, не ожидая ответа. Она просто обливалась слезами, смотрела на изувеченные руки и не могла пошевелиться от шока. — Что вы сделали???

— Я не знаю, профессор, я не знаю! — смогла лишь выдавить из себя Гермиона, чуть ли не захлёбываясь слезами. Гаркнув на других, чтобы те не отвлекались от работы, я взял с полки ближайшую флягу с рябиновым отваром, и медленно облил руки девушки, чтобы остановить разъедающее действие неудачного зелья. Она не переставала рыдать, и трудно представить, какую боль она испытывала в тот момент, но в то же время её опухшее от слёз красное лицо представлялось прекрасным от мучений. Без привычных масок поведения, сейчас оно выражало настоящие эмоции, которые невозможно было скрыть. Я раскрыл её панцирь снова, и она оказалась передо мной снова беззащитной, нежной и нагой.

В больничном крыле эта история навела много шума. Мадам Помфри только успела увидеть приведённую мной студентку, сразу разохалась и запричитала.

— Какие же вы там зелья варите, Северус, раз дети так калечатся? — Я лишь промолчал, с небольшим удовольствием наблюдал, как студентке помогают избавиться от остатков сожжёных рукавов рубашки, снимают остатки кожи, как очищают раны водой и накладывают лечебные повязки. Гермиона уже не вопила от боли, просто хныкала и молча глотала слёзы, не смея смотреть в мою сторону. — Вот так вот, милая. Всё заживёт и шрамчика не останется. Правда, придётся тебе сегодня переночевать здесь, на всякий случай, а то вдруг это зелье пролонгированного действия и оно ещё даст о себе знать.

— Это было зелье от драконьей оспы, мадам. Мисс Грейнджер перепутала ингредиенты, и случился взрыв. Никаких других неприятных последствий больше быть не должно…

— Я не могла ничего перепутать, профессор! — ответила мне девушка. Это было что-то новое. Такая дерзость с её стороны — невиданное. Я не мог оставить последнее слово за ней, и, подойдя к Гермионе, лишь прошипел:

— Это мы с вами выясним позднее, Грейнджер.

Как и следовало ожидать, об этом инциденте гудела вся школа уже к ужину. Все, вне зависимости от факультета и старшинства, обсуждали это событие, перешёптывались, перенося самые разные слухи:

Она хотела его отравить, точно тебе говорю! Говорят, он постоянно ставил ей В, а не П по зельям

Кажется, Драко кинул ей в котёл ленточную крылатку, а она этого даже не заметила

Вот и попалась «всезнайка» на незнании

А после ужина, ожидаемо, Альбус вызвал меня к себе. В школе довольно часто происходят мелкие неурядицы, но подобное — редкость, и весьма дурная. В его кабинете как обычно была и Минерва, непривычно взволнованная, даже напуганная. Я спокойно стоял и слушал всё то, что мне говорили, принять образ «никак не причастного к этому инциденту человеку» было легко, единственное, что выводило из себя — испепеляющий взгляд Макгонагалл в мою сторону.

— … и как ты попытаешься это объяснить? — Наконец закончил свою речь директор, обращаясь ко мне. Он явно ждал от меня вразумительных и конкретных ответов, чем, естественно я его не мог порадовать.

— Студент совершил фатальную ошибку, что привело не только к физическим увечьям, но и к порче имущества. Что тут ещё можно сказать?

— Что можно? — Возмутилась Макгонагалл и вспыхнула от ярости. — Мисс Грейнджер лучшая на факультете и за все эти шесть лет обучения она ни разу не показала себя как безответственный и невнимательный студент. Вы действительно думаете, что она способна на столь грубую ошибку, которая чуть не стоила ей рук?

— Всё бывает впервые, профессор, а эта ситуация станет для всех нас уроком. В первую очередь для самой мисс Грейнджер. Мы не можем требовать от студента компенсации за порчу имущества, поэтому после того, как руки студента заживут, она будет отрабатывать наказание.

— Немыслимо! — Ахнула Минерва, и уже была готова разразиться праведным гневом, только Альбус в этом плане не был намерен её поддерживать.

— Хорошо, Северус. Будет по-твоему, но только не торопи события. Ты же и сам знаешь, как медленно заживают раны от зелий.

— Непременно, директор.

Оставшийся день протекал довольно спокойно, и можно сказать, приятно. Дружки Гермионы, выходя из больничного крыла, покосились на меня взглядом, ни недобрым, ни злым, а наивно-удивлённым. Придя в класс, где всё случилось, на своём столе я обнаружил семь бутыльков с зельем от драконьей оспы, весьма посредственного качества.

Заколдовал стол, восстановив сожжённое пространство, убрал продырявленный котёл куда подальше, и только под самый конец, когда уже собирался уходить в свои покои, обнаружил спрятанную сумку Гермионы. Не долго думая, я отнёс её в больничное крыло, где было почти пусто. Лишь на крайней койке крепко спала девушка, и даже не подозревала о моём присутствии. Я положил сумку с вещами у стены и сам смотрел на то, как с лица уходит краснота от рёва, как её расслабленное лицо меняется во сне. Перед уходом, я убрал торчащий прямо в глаза небольшой клок вьющихся волос ей на лоб. Гермиона улыбнулась сквозь сон от приятного ощущения и повернулась на бок, а меня будто ударила молния. Уснуть в эту ночь мне было не суждено.