Примечание
Не вычитано)
...Помоги мне! Сердце моё горит
На костре не потухшей раны,
На углях от пустых обид
Помоги мне! Слёзы мои утри
Склей обломки моей вселенной,
Каплю веры оставь внутри...
Помоги мне - Город 312
Когда он спасает Спирса, на его груди расцветают розы.
Увидев это, Грелль в бешенстве кричит, разбивает зеркало, топчет и крошит руками осколки, не обращая внимания на текущую кровь.
Это невозможно! Как я мог влюбиться в эту ледышку-Уильяма? Это всего лишь игры… Я гениальная актриса!
Однако врать себе можно сколько угодно, но сердце не обманешь.
Розы продолжают цвести.
Грелль психует, мечется по любовникам, флиртует с демоном – а сердцем рвется только к одному жнецу. Который его не любит. Это выводит Сатклиффа из себя. Он делает все, чтобы обратить на себя внимание Спирса, но получает лишь презрение и равнодушие. От отчаяния и душевной боли хочется выть.
Сколько раз Грелль мечтает схватить Уильяма за плечи, потрясти, крича в лицо: «Смотри, что ты со мной делаешь! Ты меня убиваешь!» - и показать ему цветы. Удерживает лишь понимание, что в ответ он не получит любви, только жалость. Невозможно заставить чужое сердце влюбиться. Либо это чувство зародится само, либо не появится никогда.
В какой-то момент Грелль смиряется – и опускает руки. Он больше не играет, но этого тоже никто не видит. Все слишком привыкли к образу сумасшедшей Алой леди. Конечно, они шепчутся за его спиной, когда не слышат привычные крики и не видят алый плащик, который сменил строгий офисный костюм, но больше никаких изменений. И Уильям все так же его сторонится.
Грелль начинает курить и все чаще морщится от тянущего ощущения в груди. Век розы недолговечен. Радуя всех своей красотой, без поддержки и внимания она быстро умирает, сбрасывая лепестки. И Сатклифф тоже угасает, но больше не боится. Теперь он, наконец, понимает.
«…Когда-нибудь ты тоже полюбишь, и на твоём теле расцветут розы. Но твоя любовь будет безответной, и ты умрёшь, когда погаснут все цветы!»
- Диспетчер Сатклифф, что вы здесь делаете? Смена давно закончена.
«Только черта помяни», - грустно усмехается Грелль, стряхивая за окно пепел, украдкой смотрит на Спирса, скрываясь за маской безразличия. Теперь, когда его время заканчивается, он не тратит его на глупые шутки и бестолковые ужимки. Он просто смотрит – и не может наглядеться. На эти красиво уложенные иссиня-черные волосы, на глаза цвета благородного изумруда в золотистой оправе, на тонкие черты лица, словно высеченные неизвестным скульптором из белого мрамора. Совершенный, холодный, безразличный, как библейский ангел.
- Вы меня слышите, Сатклифф?
«Какой же ты холодный, Уилл…»
- Слышу. Мне некуда торопиться, мистер Спирс.
Он отворачивается и выпускает в воздух дымные колечки, думая, что сейчас Уильяму самое время уйти. Он задал вопрос, получил ответ. Больше его ничего не держит подле подчиненного.
Однако Спирс зачем-то подходит, встает напротив, прислонившись плечом к стене – и Грелля охватывает небывалое смущение. Что происходит?
- Вам некуда идти?
Грелль давится сизым дымом, смеется, весело глядя на Спирса.
- Что за глупости, Уилли? У меня есть квартира!
- Тогда почему вы здесь сидите?
«Вот прицепился, как пиявка!» - с грустным весельем думает Сатклифф. Он не знает, что ему ответить. Не скажешь же, что почти все татуировки на его теле уже стали черными. Алый цвет сохранили только пара ярких бутонов на груди, рядом с сердцем. Не сегодня, так завтра все закончится, а Греллю…Греллю страшно умирать одному в пустой квартире.
Отсюда открывается замечательный вид на Полис. Здесь он, как будто, и не один…
Чужие пальцы выхватывают у него сигарету. Уильям садится напротив, затягивается, надсадно кашляет.
- Давно не курил…
- Хочешь сказать, вообще не курил? – смеется Сатклифф. Уильям оскорбленно смотрит на него и молчит. – Ты же правильный хорошист. Такие мальчики как ты, никогда не курят.
- Много ты обо мне знаешь, - тихо цедит. Грелль снова смеется.
- Ты любишь капучино по утрам, и запах жасмина. Ты всегда аккуратен, педантичен, расчетлив. Ты не допускаешь ни одной ошибки, потому что боишься оказаться в невыгодном свете перед начальством. И тебя тоже дома никто не ждет.
Уильям гневно смотрит на него в упор, а Сатклифф смеется, морщась от агонизирующего стука сердца. Он больше ничего не боится.
- Я хорошо тебя знаю, Уильям Ти Спирс. Ты правильный, честный, смелый. Ты мой идеал мужчины.
Грелль со вздохом встаёт. Он снова все это высказал, правда, теперь другими словами. Но его как всегда не услышали. Шаг – и его хватают за запястье, вынуждая остановиться. Уильям уже на ногах, пытливо смотрит ему в глаза.
- Вы ничего обо мне не знаете, Сатклифф. И ваши игры ни к чему не приведут. В вашем распоряжении целый мир, почему вы выбрали именно меня целью для своих нападок?!
Нападок? Вот как он это называет?..
Острая игла проворачивается внутри. Грелль смотрит в глаза Спирса и отвечает, словно по какому-то наитию:
- Иногда один человек – и есть, целый мир.
Темные глаза удивлённо распахиваются, и Грелль без промедления вырывается, телепортирует. Он падает на кровать в своей квартире, всхлипывает, рвано дышит.
Ты – мой мир, Уильям Ти Спирс. Почему ты никак меня не услышишь?
…На следующий день он не может встать с постели. Руки и ноги холодеют, не слушаются. Сердце в груди бьётся медленно, как истощивший завод механизм у механической куклы. Последний бутон увядает. Как остывающие капли крови чернеют лепестки.
Грелль сворачивается в клубок, задыхаясь от боли, и думает, как рассержен будет Уильям. Ведь Сатклифф давно уже приходит вовремя на работу, а сегодня он опаздывает. Бледнеющие губы складываются в слабую улыбку.
Наверное, ты поймешь, Уилли, когда будет уже слишком поздно. Прости… Я больше не соберу ни одной души.
- Диспетчер Сатклифф!
Грелль устало жмурится. Рано. Он еще не умер. Не подходи, Уильям…
- Какого черта? Вы хоть знаете, сколько сейчас времени?
Да… заканчиваются мои последние минуты жизни…Актриса отыграла свою роль. Finita la commedia…
Чужая рука грубо хватает за плечо, вынуждая развернуться – и игла боли прошивает тело сквозь сердце вдоль всего позвоночника. Грелль вскрикивает, снова пытается сжаться, но ему не позволяют, прижимая к кровати.
- Что с вами? Сатклифф?! Что случилось?
Он находит в себе силы улыбнуться, глядя на Уильяма сквозь подступившие слезы.
- Все хорошо, Уилли. Все нормально.
- Я вижу, - Уильям шипит сквозь стиснутые зубы, быстро ощупывает его в поисках ран, расстёгивает его жилет, рубашку – и отшатывается. – Что… это?
Картинка перед глазами мутится. Уильям, склонившийся над ним, в свете включенной лампы выглядит как…
- …Ангел. Ты…настоящий ангел.
Грелль задыхается. Сердце бьётся все реже и реже. Пощёчина обрушивается на его лицо, ненадолго приводя в чувство.
- Что с тобой происходит, Грелль?! Ответь мне немедленно! Я требую ответа, диспетчер!
Сатклифф кашляет, но сил еще хватает, чтобы ответить. Пока последний лепесток не погас:
- Я…просто люблю тебя…Уилли. А роза…роза без любви…засыхает...
Мир перед глазами темнеет, и уже теряя сознание Грелль чувствует, как чьи-то губы исступленно прижимаются к его губам, и родной, любимый голос яростно шепчет:
- Да чтоб тебя, Сатклифф! Я всегда тебя любил! Живи!..
***
- …Я был глупым мальчишкой, который хотел быстрой любви, а она – умудренной годами ведьмой. Не знаю, что она во мне нашла, но она полюбила меня. А я ею просто воспользовался, и на прощание подарил алую розу. И тогда она наложила проклятие, что я умру от безответной любви, когда распустятся и отцветут все розы на моем теле. Сначала я не воспринял ее слова всерьёз, но в один из дней на моей груди и правда появилась татуировка в виде розы, которая стала разрастаться по всему телу. Любви я добиться не смог, и когда проклятие начало меня убивать, от отчаяния покончил с собой. Однако даже когда я стал жнецом, оно не оставило меня в покое. Но я до последнего надеялся…
- Почему ты сразу мне все не рассказал? – чуткие пальцы ласково расчесывают алые прядки. Грелль тихо мурлычет, нежась в родных объятиях.
- Боялся, что ты не будешь испытывать ко мне ничего, кроме жалости, а это хуже смерти. Я предпочел бы просто умереть, чем думать, что меня полюбили потому, что обязаны… Эй!
Сатклифф обиженно трёт ушибленный затылок. Уильям утыкается носом в его макушку и тихо шипит:
- Придурок. А если бы ты умер?
- Ты бы переживал? – Грелль пытается обернуться, но сжимающие его грудь – девственно-чистую грудь, без единого следа татуировки – руки, не дают пошевелиться.
- Конечно, я бы переживал. Ведь ты и есть мой мир, Грелль Сатклифф. Каким бы идиотом ты не был.