«Какой кошмар, такой был сильный шиноби». 

«Так жаль Асуму, ещё генином его помню…».  

«Как ты, Шикамару? Ты ведь был его любимым учеником». 

Все вокруг сочувствуют и сожалеют, а у Шикамару больше нет сил всё это выслушивать. Ему со всей дури заорать хочется всякий раз, когда к нему обращаются — хотя не то чтобы он обычно любит орать. 

Шикамару не нужны ни жалость, ни поддержка: он хочет лишь, чтобы его оставили в покое хоть на мгновение. Конечно, ещё было бы неплохо, если бы Асума вдруг ожил, но несбыточных желаний он не загадывает. Мертвеца не вернуть, а вот спрятаться ото всех на свете можно попробовать; он и пробует — дожидается, пока окружающие слегка отвлекутся, и сбегает на заброшенный полигон.

Сюда обычно ни одна живая душа не забредает. Ну, кроме него и Асумы.

Теперь, получается, только кроме него.

Шикамару лежит на траве и бездумно смотрит в небо. Сегодня пасмурно, но облаков не разглядеть — весь обзор закрывает дым.

Он делает очередную затяжку, и противная горечь тут же оседает на языке. Гадость редкостная, если честно — Шикамару не понимает до сих пор, чем Асуме это так нравилось. Он любил сам процесс затягивания? Или запах дыма? Ну не это же мерзкое чувство во рту?

Знакомый аромат табака разносится по полигону. Шикамару прикрывает глаза. Так можно даже вообразить, что всё в порядке — они с Асумой сидят здесь вдвоём, как обычно, и молчат каждый о своём. Асума курит, а Шикамару вдыхает дым, разглядывая облака. Ком в груди слегка уменьшается.

Пепел с сигареты падает на палец, и он дёргается.

Иллюзия тут же утекает, словно песок сквозь пальцы. Нет больше ни облаков, ни тёплого плеча рядом, ни уютного молчания на двоих. Только жестокое настоящее, в котором Асуму убили — а Шикамару позволил его убить.

…К вечеру погода портится. Ветер тянет по земле, собираются грозовые тучи — но он не двигается с места, потому что идти больше некуда. Он лежит в траве и крутит в пальцах зажигалку, пока где-то неподалёку не раздаются голоса. Вот в компании он точно не нуждается, спасибо.

Шикамару поднимается на ноги и бредёт куда-то — без цели, без смысла, лишь бы подальше.

Руки спрятаны в карманы штанов. Зажигалка Асумы и пачка сигарет лежат там же.

***

Ноги сами приносят его к дому Асумы. Привычка — он частенько сюда приходил, когда некуда было податься. Иногда они играли в сёги, иногда говорили про миссии, иногда обсуждали какую-то чушь или просто молчали вместе — как на полигоне, только с большим комфортом.

Глупая привычка, от которой теперь придётся избавляться. Как и от многих других.

Пару минут он неловко мнётся, не решаясь подойти ближе. А потом думает — да что теперь терять уже, в конце-то концов? Может, он вообще здесь в последний раз.

Шикамару располагается на знакомой террасе, вытягивая ноги вперёд, и достаёт пачку из кармана. Осталось ещё штук пятнадцать. Хотелось бы растянуть их подольше, раз уж это последний презент Асумы — хотя не то чтобы Асума дарил ему эти сигареты, если начистоту. Шикамару сам так почему-то решил.

Доска для сёги всё ещё стоит тут, и фигуры с момента их последней партии не сдвинулись с места. Шикамару смотрит на это всё с какой-то дурной злостью — словно это доска виновата, что он облажался.

Хочется её опрокинуть, хочется сломать пополам, хочется всё вокруг вверх дном перевернуть и орать, пока горло не сорвётся. Только это всё бессмысленно и глупо к тому же. Доска никакого отношения к произошедшему не имеет. И его акт вандализма ничего уже не изменит — только попортит вещи Асумы. То немногое, что после него вообще останется, за исключением ребёнка.

Шикамару хмурит брови и затягивается. Вкус всё ещё гадкий, но кажется, он понемногу начинает привыкать. В этом даже есть какая-то прелесть — пока думаешь о горечи во рту, меньше чувствуется горечь внутри. Может, суть была в этом?

Жаль, что теперь не узнать. Надо было спросить раньше — хотя не факт, что Асума бы ответил. Он был довольно скрытным человеком, на самом-то деле, и о чём-то личном почти не распространялся. Хотя так сразу и не скажешь.

Шикамару вечно говорили, что он умный. «Гений», «золотая голова». Все взрослые ему великое будущее прочили — станешь, мол, хокаге, или старшим советником, или в личную гвардию даймё попадёшь, стоит только захотеть. Он и сам в какой-то момент во всё это поверил. Решил, что всё сможет, что ему даже самая сложная задачка по плечу, раз мозги как положено работают. Нужно просто успокоиться и подумать, и выход сразу найдётся — а то и не один.

Иногда, оказывается, «успокоиться и подумать» недостаточно.

Шикамару стал слишком самонадеянным. Возомнил о себе невесть что, задрал нос — вот и поплатился. Только по его счетам, как всегда, платить пришлось кому-то другому. Когда он впервые повёл команду на задание, Чоджи и Неджи едва выкарабкались. На этот раз не выкарабкался Асума — и это всё его, Шикамару, вина.

«Ты ведь меня прикрываешь», — сказал Асума тогда. А он, выходит, не прикрыл. Не нашёл выход, не дал фору, не выиграл пару минут до того, как подоспела подмога. Да даже закрыть собой — и то не смог.

Трус, идиот и слабак, не способный защитить то, что ему дорого. Лучше бы Шикамару сам там сдох. Если бы ему сейчас предложили свою жизнь на жизнь Асумы обменять — он бы обменял и не дрогнул, честно. Жаль, что так нельзя.

Он выдыхает, и от запаха табака в груди немного теплеет. Дым застилает глаза.

Шикамару вечно говорили, что он умный. Он и сам решил в какой-то момент, что всё видит, всё понимает. А ни черта он, оказывается, не понимал.

Пока Асума был рядом, Шикамару и не догадывался даже, как сильно любит этот дым.

И как сильно любит Асуму — тоже.

***

Шикамару раскладывает фигуры на доске, и дым клубится вокруг его головы. Знакомый запах успокаивает — кажется, будто так Асума всё ещё рядом с ним. Будто он и теперь поддерживает, направляет и защищает, совсем как при жизни.

Приятное чувство, даже если ложь.

Он вспоминает снова и снова, как этот бессмертный ублюдок протыкает своё сердце, и Асума падает на землю. Какая-то часть Шикамару хочет забыть это навсегда — зажмурить глаза, закрыть уши и убежать далеко-далеко. Но он должен помнить.

Он отпечатывает в голове кровь, стекающую изо рта, хриплый голос, последние слова. Отпечатывает вкус той сигареты — самой первой, которую Асума так и не докурил. 

Шикамару должен помнить, потому что это его вина. И потому что он не сможет продумать тактику боя, если не учтёт каждую мелкую деталь.

Он не смог спасти Асуму в тот раз, и этого уже не исправить. Зато он может отомстить. И Шикамару ещё ничего в жизни не хотелось так же сильно, как этой мести.

Теперь, пожалуй, он может немного понять Саске. Может понять, почему тут тот бросил деревню, избил друга, отдал своё тело какому-то психопату, — всё, лишь бы добраться до цели. Да, Шикамару ясны его чувства — но он, к счастью, не Учиха. Он способен придумать план поумнее.

Ярость в его груди холодная и острая, как клинок. Ей головы можно рубить; именно этим Шикамару и займётся. Он лично этого бессмертного засранца разберёт на кусочки и закопает в землю по частям, и никто его не остановит.

Шикамару хотел бы умереть вместо Асумы — но, раз уж это невозможно, придётся выжить любой ценой. В конце концов, он обещал присмотреть за Куренай и ребёнком. Он разберётся с ушлёпками из Акацуки, вернётся домой, а потом постарается прожить отвратительно долгую и счастливую жизнь. Ну, насколько она сможет быть счастливой без Асумы.

Шикамару сдвигает коня и делает ещё одну затяжку. Дым согревает изнутри.

Мат.