Это осенний вечер, и Саске в одиночестве лежит на сухой пожелтевшей траве. Тени деревьев распростёрлись на его лицом. Сквозь пышную крону небо практически неразличимо.
Когда-то давно Итачи привёл его на эту поляну, чтобы научить его метать сюрикены. Так и не научил, конечно же — только ткнул в лоб и сказал: «В следующий раз».
Следующий раз не настал.
Саске вспоминает этот момент: как он дул щёки, как решил, что и сам всё сможет повторить, как брат потом нёс его на спине, потому что он совершенно по-дурацки подвернул ногу. Как он был рад, даже если лодыжка жутко болела.
Неподалёку раздаётся шорох — и Саске возвращается в реальность, поворачивает голову к источнику шума.
Хината стоит в тени, опираясь ладонью на широкий ствол.
— Я посижу тут? — спрашивает она, и Саске пожимает плечами. Это ведь не его земля, чтобы запрещать.
Она склоняет голову в поклоне и аккуратно садится — практически у самого края поляны, сильно поодаль от него самого. И правильно: Саске ведь психопат, к нему лучше не приближаться. Странно, что она вообще не ушла.
Саске об этой девчонке ничего и не знает толком. Клан Хьюга, восьмая команда — всё, что вспоминается навскидку. Они, вроде как, и не разговаривали друг с другом ни разу.
Сейчас Хината тоже молчит. Саске ей благодарен: он не ищет ни компании, ни бесед.
По небу плывут облака, ветер подхватывает листья и разбрасывает их повсюду. Саске крутит в голове заезженные воспоминания. Хината сидит в нескольких метрах от него, так незаметно, что про её присутствие очень легко забыть.
Один лист, кроваво-красный, приземляется Саске на лоб — и тот берёт его, крутит в ладони.
— Моему брату здесь нравилось, — говорит вдруг Хината. Её голос, тихий и робкий, практически заглушается шорохом, но Саске зачем-то вслушивается. — Иногда мы приходили потренироваться сюда.
Саске помнит брата Хинаты. В те бесконечно далёкие времена, когда проходил экзамен, он казался достойным соперником. А ещё, кажется, он был из тех немногих, кто понимал, как погано и несправедливо устроен мир.
«Брат», — думает Саске, и слово отдаётся в нём горечью.
Он понимает, каково это: возвращаться в места, напоминающие о родном человеке, чтобы хоть немного унять разъедающую боль. И понимает, насколько это бессмысленно.
— Мне жаль насчёт твоего брата, — слова вырываются из его горла сами, порывистые, но искренние. Он правда так чувствует. Не столько из-за Неджи, — в конце концов, Саске толком не был с ним знаком, — сколько потому, что знает, как тяжело пережить такую потерю.
— А мне жаль насчёт твоего.
Саске поворачивается к ней слишком резко — настолько, что это отдаётся болью в шее. Кажется, впервые за всё время знакомства Хината смотрит на него, и взгляд у неё мягкий, полный сожаления.
Он хмыкает и прикрывает глаза.
Никто ещё не говорил ему подобных слов. Никто ни разу не сказал: «Саске, мне жаль насчёт Итачи», — и он даже не подозревал, насколько сильно хотел это услышать.
***
Иногда, когда боль в груди становится невыносимой, Саске возвращается на эту поляну. Он смотрит на небо, разглядывает деревья и вспоминает, вспоминает, вспоминает.
Иногда Хината приходит сюда тоже. Обычно они молчат: сидят вдалеке друг от друга и думают каждый о своём.
Иногда они говорят о своих братьях.
Это вышло как-то само собой. Их точно нельзя назвать друзьями, — да что там, они никогда не общались друг с другом даже, — но делиться сокровенным с тем, кто разделяет твои чувства, оказывается на удивление легко. Во всём мире нет ни одного человека, кто мог бы их выслушать, зато они могут слушать и понимать друг друга.
Как и Саске, Хината знает, каково это — потерять самое дорогое.
Они разговаривают, и Саске узнаёт о Неджи тысячу мелких деталей: что ему нравились подсолнухи, что он любил медитировать по утрам, что он готовил Хинате травяной чай, когда та болела — и чай был гадким, но она в этом так и не призналась.
Саске делится мелочами об Итачи тоже. Он рассказывает, как брат обожал сладости, как не мог пройти мимо кошки, не остановившись и не погладив её, как вечно тыкал Саске в лоб до красных отметин.
— Я знал, что он это сделает, — говорит Саске, и он впервые произносит это вслух. — Но всё равно бежал навстречу, потому что хотел побыть рядом с ним подольше.
Хината ничего не говорит — но от того, что она сидит рядом и внимательно слушает, Саске становится чуть легче.
***
— Я иногда ненавижу Наруто, — признаётся Хината как-то раз. — Потому что Неджи бы не умер, если бы не спасал его тогда.
Саске понимает это. Он ненавидел всю Коноху — потому что дурацкая деревня жила в покое и сытости благодаря жертве его брата, ни о чём не подозревая.
— Иногда я ненавижу Неджи. За то, что он подставился под удар, как последний дурак.
Саске понимает и это. Бывают дни, когда он злится на Итачи так сильно, что готов воскресить его только ради того, чтобы набить физиономию. У Саске так много причин для ненависти к брату: его дурацкая жертвенность, его вечная ложь… То, что он даже не попытался остаться рядом.
— Но больше всего я ненавижу...
— Себя, — говорит Саске. — Потому что ты не была достаточно сильной. Потому что он не смог на тебя положиться. Потому что ты была рядом и не спасла его, и это всегда будет грызть тебя изнутри.
Хината смотрит на него, и её глаза полны слёз.
— И потому, что он сделал это ради тебя, — добавляет она еле слышно.
И правда. Пожалуй, это главная причина.
Хината прижимает ладони к лицу, и Саске поддаётся странному порыву — тянется навстречу и заключает её в объятия. Он ждёт, что та оттолкнёт его, но Хината лишь цепляется за его плечи и громко всхлипывает куда-то в шею.
Горячие слёзы Хинаты льются на его футболку, а Саске мягко гладит её по волосам — там мягко, как он только может.
— Я так скучаю по нему, — выдавливает из себя Хината, и Саске лишь кивает в ответ. Слёзы бегут по его лицу.
— Я тоже.
***
Это летний полдень, и они навещают могилы братьев — вдвоём, держась за руки.
— Привет, Неджи, — говорит Саске, кладя на могилу аккуратный букет подсолнухов. — Надеюсь, ты сейчас в хорошем месте. Не волнуйся за Хинату: она сильная и отлично справляется.
«И я буду рядом, если ей понадобится помощь», — добавляет он про себя. Говорить это вслух странно — а ещё Саске не уверен, есть ли у него такое право.
— Здравствуйте, Итачи-сан, — говорит Хината, склоняясь в изящном поклоне. — Саске много рассказывал о вас. Спасибо, что присматривали за ним, и не переживайте: теперь я о нём позабочусь.
На сердце у Саске слегка теплеет. Он чувствует, как губы растягиваются в лёгкой улыбке.
***
Они лежат на поляне вдвоём, любуясь ночным небом. Голова Хинаты примостилась на его плече — и это тепло, но Саске не уверен, что заслужил.
— Мне нечего тебе дать, — говорит он тихо. — Во мне не осталось ничего, кроме сожалений.
— И мне нечего дать тебе, кроме грусти, — взгляд Хинаты, обращённый на его лицо, очень мягкий. — Но разве мы друг от друга чего-то ждём?
И она права — не ждут.
Саске никогда не оправдывал чужих надежд: недостаточно гений, недостаточно ненавидящий, недостаточно нормальный. Он вечно был разочарованием — но сейчас, когда все требования наконец исчезли, он может позволить себе расслабиться. Может позволить себе просто быть собой.
У них нет ожиданий по части друг друга, это правда — и всё же Хината даёт ему так многое. Она понимает Саске. Слушает его. Утешает.
И она тёплая.
Саске надеется, что может дать ей то же самое взамен. Ему хочется дать ей что-то взамен — что-то помимо боли.
— Спасибо, — искренне говорит Саске и краем глаза видит, как она улыбается.
Над ними распростёрлось прекрасное звёздное небо. Хината рассказывает ему легенды про созвездия — и Саске сам всё это знает, но совсем не против послушать ещё раз.
Он сжимает нежные пальцы Хинаты в своей ладони. Его рука наконец теплеет.