Викинг, философ и вепрь (заходят в таверну)

 — Хайсам, мой задумчивый дружище, это свадьба, а не похороны, — Эйвор обрушила на плечо Хайсама ладонь, вероятно, в ободряющем жесте, а не в попытке сломать пару костей, и сама грохнулась на скамью рядом. — Поделись, что за буря одолевает твои мысли в такой славный день?

День стоял и вправду славный. Яркий и солнечный, а ночь, пришедшая за ним, теплая и звездная, даже при свете костров. Словно Бог Освальда действительно благословлял его празднество. Даны и саксы как одна большая семья танцевали, пировали и поднимали кубки за новых короля и королеву. Отрадное зрелище для уставших после стольких битв глаз.

— Я думал…

— Худшее из твоих обычных занятий, — с делано уставшим видом Эйвор отпила из кружки, но рукой сделала знак продолжать.

— Об Освальде и Валдис. О всей церемонии, в целом. Они выглядят счастливо, но ведь они вместе не ради любви, но ради мира. — выдохнул Хайсам. Высказать эту назойливую мысль вслух ощущалось облегчением. — Благородно, но я нахожу это немного... удручающим.

— Это все потому, что ты слишком трезв, даже для наполовину викингской свадьбы. — Эйвор жалостливо улыбнулась, словно терпеливо объясняющая не особо понятливому подмастерью снова и снова (и снова) простейшие вещи. — Дело обычное, зачем переживать о них? Невзлюбят друг подругу — Валдис найдёт себе любовника, да покраше, Освальд выберет себе любовницу по вкусу. И будут жить не зная горя.

— Именно это я и нахожу удручающим! — Хайсам широко распахнул глаза и часто заморгал. — Люди приносят клятвы, которые ничего не значат и говорят слова любви тем, кто для них ничего не значит.

Эйвор мгновенье удивленно помолчала, задумчиво пригубив меда. И рассмеялась, но беззлобно, без насмешки, тем тёплым голосом, которым обыкновенно делилась только со своим кланом.

— И подумать не могла, что человек, чья рутина убийства и сбор тайн, может оставаться настолько наивным в жизни.

— Не принимай моё непонимание за наивность, Эйвор. — Хайсам, не сдержав улыбки в ответ на ее смех, покачал головой. — Ничто не истина. Ставить под сомнения то, что все принимают за абсолютную истину, и есть часть моей, как ты выразилась, рутины.

— Мудро, — примирительно кивнула Эйвор.

Хайсам недолго наблюдал, как Эйвор пьёт и временами лениво отвечает на оклики мимо проходящих товарищей. 

Много месяцев минуло с того момента, когда они, вынужденные по приказу наставника и ярла делить дорогу, могли затеять ссору на пустом месте. Бесконечно доказывать неоспоримую правоту своих правил, цепляться за слова, и после не говорить без необходимости днями, скупо перекидываясь короткими фразами.

В боях за неделями, как казалось уже теперь, беспочвенной вражды, медленно пришёл мир. А за ним боевое товарищество, которое расцвело в крепкую дружбу. Короткие оклики перешли в разговоры, которые в свою очередь выросли в доверительные беседы у костра. Эйвор, для викинга с глазами внимательно-холодными, готовыми соскребать с собеседников кожу одним только взглядом, оказалась на удивление понимающей слушательницей и красноречивой собеседницей.

— Эйвор? — Хайсам дождался, пока она оторвется от кружки и кивнет в знак внимания, — могу ли я… спросить что-то. Но что-то, за что очень вероятно получу по лицу?

— Можешь, — кивнула Эйвор, — если не жалко лица, говори о чем думаешь.

— Сигурд и Рандви? Они тоже живут так?

— Я не лезу в их жизни, — Эйвор неопределённо пожала плечами. Но, немного помедлив, чуть свела брови и все же ответила, — Женились они, да, точно так же. Наши кланы воевали и конунги решили, что это нужно остановить. Рандви хорошо приняли в нашем клане. Сигурд чаще бывал в походах, чем дома. Это не любовные куплеты, а они двое не малые дети, они понимают и принимают то, с чем имеют дело. А дело обычное — порядок, древний как мир.

— Порядок древних, — вполголоса ответил Хайсам. Не даром созвучные, словно древние как сам мир сорняки проросшие на фамильной земле, передаваемой с неуместной гордостью от деда к отцу и от отца к сыну. — Когда я путешествовал с мои наставником и твоим братом... я случайно видел их вместе.

Эйвор наклонила голову к плечу, не слишком понимая, что во встрече Сигурда и Басима могло вызвать интерес.

— Я имею ввиду... в компании друг друга, но не как друзья стали бы проводить время вместе.

— О. — Эйвор секунду удивленно моргала, пока удивление не сменилось усмешкой. — Во имя сисек Фреи, а ведь это многое объясняет. 

— И позже видел Сигурда в компании других мужчин. И Басим видел. И был совершенно безразличен к этому. — Хайсам опустил глаза к костру. — Это что-то, чего я не могу и не смогу понять. Кредо учит нас верности. Верности своему клану, своим убеждениям, братьям и сёстрам по оружию. Правители требуют того же от своих подданных, а Боги от последователей. Но куда это девается в любви? В святых книгах говорится, что пророк «непогрешимый», и потом сообщается, что у пророка было пятнадцать жён.

— И Один, требующий верности от своих воинов, сам покидал красавицу-Фрейю, — кивнула Эйвор с видом безграничного понимания всей мудрости мира, но тут же с гаденькой ухмылкой добавила: — Погоди, а что там у этого пророка было? Пятнадцать жён? И он был в силах ублажить их всех?

— Об этой детали несправедливо умолчали, — покачал головой Хайсам, не в силах сдержать смех в голосе.

Эйвор ответила тоже смехом и двое замолчали снова.

***

Хайсам глядел в огонь костра, а Эйвор на Хайсама. Искры бликами играли в его глазах, придавая взгляду большую грусть, чем обычно. Пламя рисовало на лице темные тени, жестче и глубже, чем время. Хайсам был моложе зим на пять, может, шесть, но дни уже оставили глубокие следы вокруг его глаз, а ночи продолжали оставлять темные тени под ними каждое утро. 

Терзала ли его ночами рана, нанесенная рукой Кьетви, или неведомые душевные раны, Эйвор не знала, но все же склонялась ко второму. Хайсам казался скорее мыслителем, по-своему учёным, философом — как называл это Октавиан и его римляне. Эйвор же не находила в пустых думах пользы. Думай или не думай — все равно на утро только спать будет хотеться сильнее, а все терзания останутся на местах, как и прежде.

— Так для тебя любовь есть тогда, когда тебя любят безраздельно, и ты любишь так же?

— Полагаю, что выходит так. — Хайсам уставился в огонь, словно пытался разглядеть в нем что-то, чего не мог найти в собственных мыслях. — Разве любовь ли это, если в сердце есть такое же место кому-то ещё?

Эйвор медленно кивнула, все еще не сводя взгляда. Может, в его словах была правда, может, и нет. Может, смотря под каким углом и в каком освещении смотреть. Может, Незримые не дураки и правы в том, что никто не прав.

— И, полагаю, ты ещё не исчерпал весь интерес в вопросах, на которые хочешь услышать ответ.

Хайсам поднял на нее глаза, большие и светлые, сейчас до смеха напуганные. На заданиях, в окружении недругов или на краю пропасти Эйвор не видела в них столько страха, сколько вызвал разговор под луной.

Эйвор находила это по-особому забавным. Как и то, что убийца таял при виде пушистых собак в деревне и хвалил Сюнин дурным ласковым голосом, от которого на сердце становилось уютно, словно у домашнего очага.

— Да, — подтвердил Хайсам, стараясь скрыть за твердым голосом страх в глазах. — Я хотел спросить ещё кое-что. Дошёл ли я до предела вопросов, за которые могу получить по лицу?

— Предел таких вопросов наступает только тогда, когда лицо походит на месиво. — Эйвор протянула свободную от кружки руку и обхватила пальцами его подбородок. Приподняла, словно желая разглядеть лицо хорошенько, и, потрепав колючую щеку, отпустила. —  А твоё лицо точно такое, как и в начале нашей беседы.

— Многое, что я видел, заставляет меня сомневаться. — Хайсам снова прятал взгляд в сторону, словно в страхе, что глядя в глаза не сможет задать вопрос. Его взгляд стал уже скорее даже печальным, чем напуганным. С этим своими доверчивыми огромными глазами выглядел он ну точь-в-точь потерянным щенком. — Ты когда-либо испытывала подобную любовь?

Эйвор молчала. Долго, иногда прикладывая губы к краю кружки, но не решаясь сделать глоток. Хмурилась, словно перебирая нужные чувства и воспоминания, как свитки на полке, тщательно собирая их в нужные слова.

— Полагаю, нет. Любовь не схватка топоров или слов, это не мое поле битвы. Веселье, азарт после победы и мед могли столкнуть меня с дороги мыслей о славе и битвах на одну ночь. Но едва ли на дольше. — Эйвор замолчала. Тишина показалась ей горькой, не смотря на отдалённые звуки празднества. Празднества двух не-влюбленных и множества влюбленных на одну ночь, под звуки пира возящихся по укромным углам.

Один из братьев невесты, Бродир? Или все же Бротир? Не суть, который. Надеясь на тот же исход, пол вечера купал Эйвор в словах полных лести. Хвалил её силу, отвагу и мудрость (что впрочем, всем известно, было правдой, неприукрашенной лестью), однако Эйвор и не думала ответить тем же. Оба брата были в одинаковой мере жалкие. Оба не могли держать удар, оба не могли держать переговоры и какой-то из них вдобавок не мог удержать и кружку в руке. О том как он будет держать "свой плуг" и думать было смешно.

Эйвор думала о Соме. Такой мудрой, храброй и жесткой, но чудом не жестокой даже в моменты глубокого отчаяния. О её сердитых бровях, острых глазах и ее ладонях, неловких на предплечье Эйвор, но таких непоколебимых на рукояти кинжала. Эйвор понимала, за что Бирна полюбила её. И любила, разбойница и плутовка, той самой, преданной любовью, о которой рассуждал Хайсам.

Такой же любовью, которой суровый Эрке любит милосердного Стоу, и такой же заботливый Стоу отвечает своему надежному Эрке.

Это, наверное, редкость. То, что есть у Эрке и Стоу и то, о чем думает Хайсам. Скорее сокровище, чем предмет быта. Но кому, если не Эйвор знать, что сокровища вещь вполне земная. И Сигурд из своих странствий, и сама Эйвор после каждого похода, приносят полный трюм сокровищ.  И самое драгоценное из сокровищ, привезенных Сигурдом, уж больно печально глазело в костёр.

— Говорят, — Хайсам вздрогнул, когда после долгого молчания Эйвор начала рассказ. — Фрейр полюбил так однажды. Не любил ни асов, ни асинь, ни дочерей, ни сыновей ванов. Но в один день полюбил великаншу из Йотунхейма, Герд. А за любовь к ней он отдал солнечный клинок, оружие небывалой мощи. И говорят, Фрейр никогда не сожалел о потери, потому что был с Герд и никогда её не покидал. 

— Эта история мне нравится больше, чем та, про Одина и Фриггу, — улыбка тронула уголки его губ. — Красивая. Может, мне стоит записать ее, чтобы не забыть.

— Если забудешь, — с мягкой полуулыбкой ответила Эйвор и сжала ладонью его плечо. — я расскажу тебе ещё раз.