Ёнэ невидящим взглядом смотрит в экран — картинка расплывается в цветные пятна, а солнечный свет из незашторенного окна сводит все попытки рассмотреть на широком экране хоть что-то на нет. Он и не пытается: болтовня из телевизора превращается в белый шум, убаюкивающий его и навевающий сон. Ёнэ дёргается, когда на руке вибрируют смарт-часы, фокусируется, долго моргая, чтобы прочитать сообщение.
Ничего важного — но это вырывает его из состояния, похожего на дремоту; но он упорно не хочет покидать это уютное ничего, откидывается на спинку дивана, шумно выдыхая воздух, прикрывает глаза — от солнца под веками всё красное, плывёт радужными пятнами.
А потом — шаги, красное сменяется черным; скрип дивана, тяжесть на коленях — Ёнэ вскидывает голову, раскрывая глаза и встречаясь взглядом с чужими напротив. Красный, с больной радужкой, и зелёный.
— Привет, — Каин здоровается с ним так просто и непринуждённо, будто не уселся только что к нему на колени лицом к лицу.
— Привет.
Он после душа: от него пахнет мятными шампунем, и он без футболки — к шее липнут влажные короткие волосы, недосушенные феном; он упирается одной рукой в спинку дивана, а второй трогает Ёнэ за плечо.
И он приятно тяжелый и горячий; Ёнэ хочется подтянуть его ближе к себе, уложить руки на узкую талию, обжигая пальцы чужой кожей — но он не делает ничего, только моргает и поднимает взгляд, отводя его от резко очерченных мышц на груди.
— Ты мешаешь смотреть телек, — произносит Ёнэ, фокусируясь на лице напротив.
— Ты не смотришь телек, тебе нравится, что болтовня на фоне заглушает твои мысли, — парирует Каин. Выглядит он великолепно — впрочем, как и всегда — слегка нахальная улыбка, широкая линия челюсти, влажные губы; Ёнэ хмурится и грызёт свою губу изнутри по дурацкой привычке.
— И что, ты знаешь, о чём я думаю? — какая-то идиотская игра, думает Ёнэ: он говорит только потому, что если будет молчать — это будет совсем уж позорно и нелепо, и отчаянно пытается не разглядывать тело Каина и не думать о том, что он чертовски привлекательный.
— О том, что я секси?
— Что?
Они смотрят друг на друга; Ёнэ думает, что было бы неплохо скинуть Каина на пол и уйти куда-нибудь подальше.
Вместо этого он вздыхает и говорит:
— Об этом и думаю, — очень хочется спросить что-то вроде «как ты догадался?», но вместо этого Ёнэ кладёт руку поверх чужого бедра, перекинутого через собственные. Как и ожидалось — Каин наощупь как будто состоит из расплавленного металла, — так что за перформанс?
— Хотел поговорить.
— Для этого нужно садиться мне на колени?
— Таким образом я обозначаю серьёзность своих намерений.
Ёнэ мычит, изображая понимание. На самом деле он ни черта не понимает.
Каин второй рукой упирается в спинку дивана — и Ёнэ понимает, что прижат к стенке фигурально и физически. Что ж, это действительно действенный метод, чтобы поговорить — и, видимо, Каин достаточно его изучил, чтобы понять, что Ёнэ не любит серьёзно разговаривать.
В смысле, если бы они сидели где-нибудь на кухне, Ёнэ нашёл бы десяток дел, чтобы не разговаривать серьёзно. Потому что разговоры с Каином на серьёзные темы заканчиваются либо конфликтами, либо каким-то эмоциональным коллапсом, который Ёнэ разгребает ещё несколько дней; он слишком занят для того, чтобы тратить время на самого себя и свои эмоции.
— Ты сказал, что я нравлюсь тебе.
Каин вырывает его из внутреннего монолога с нежностью садовника, выкорчёвывающего сорняки на клумбе; Ёнэ неконтролируемо шумно выдыхает, опуская взгляд: красивая у Каина шея, острый кадык и широкие плечи, когда он двигает руками, мышцы под кожей напрягаются так, что на это хочется смотреть не моргая.
— Сказал.
— Я пришёл сказать тебе, что ты мне тоже нравишься, — сердце Ёнэ подпрыгивает и ощущается где-то в горле, и это ощущение причиняет дискомфорт — слишком далёкое от пресловутого «бабочки в животе».
У Каина серьёзное выражение лица — это неожиданно, потому что Ёнэ привык к тому, что Каин как будто бы ничего и никогда не воспринимает серьёзно; он предпочитает отшучиваться и выплескивать агрессию, злого сарказма в нём хватит на четверых. Но сейчас он смотрит своими разномастными глазами прямо в его лицо, его губы плотно сжаты.
Он ждёт ответа — или надеется прочитать его на лице Ёнэ.
— Не думаю, что ты понимаешь, о чём говоришь, — наконец, произносит он — свои губы ощущаются какими-то чужими, как после уколов анестезии у зубного; Ёнэ отводит взгляд — и натыкается на мускулистое предплечье Каина. Ах да, Каин здесь везде — на коленях, справа и слева от головы — потому что пришёл серьёзно поговорить.
— Я сижу у тебя на коленях, — с укором говорит Каин, его ладонь отрывается от спинки дивана и касается щеки Ёнэ — он дёргается в ответ, будто его пытаются ударить, но теплые пальцы просто поворачивают его голову к Каину, — я понимаю, о чём говорю.
Пальцы у него мозолистые и слегка влажные — Ёнэ хотелось бы поцеловать их, на самом деле. Он бы много чего хотел с Каином; но Каин — головная боль, ненадёжный и переменчивый, капризный и нахальный, отношения с ним кажутся утомительными ещё на этапе теоретического обдумывания.
Проблема в том, что Ёнэ уже в них ввязался — даже не в тот момент, когда сказал о своих чувствах расплывчато и невнятно, а когда позвал его в свой проект. Или, может быть, когда увидел парня в грязном худи с отросшими корнями волос. Может быть, влюбился в ту фотку голого пресса, а может — в то, как влажные губы присасываются к трубочке дешёвой разбавленной газировки.
— А что, если я имел в виду «нравишься», но не в романтическом ключе? — он ищет способы убежать, пути отступления, но взгляд направлен в глаза напротив, Каин усмехается так нахально, что ложь Ёнэ становится смешной ему самому.
— Ёнэ.
О нет, это что, попытка надавить на него тоном?
— Ёнэ, ты гей.
Ёнэ молчит, потому что этот факт не то, чтобы афишировался или обсуждался между ними всеми. К’Санте открытый гей, он ходит на прайды и ставит радужный твиббон на аватарку в июне, Ёнэ просто нравятся парни и он живёт с этим — может быть, консервативное воспитание в Японии на это как-то повлияло, а может он надеялся, что это останется тайной для всех, пока он не найдёт в себе силы встать и гордо признаться всем — и самому себе — в своей ориентации.
— Если ты хочешь экспериментов в постели — ты не по адресу, — Ёнэ чувствует, что голос подводит его, он становится более враждебным и грубым; он неосознанно становится в оборонительную позицию, потому что ему страшно — Каин вторгся на ту территорию, куда его не планировалось пускать.
Ёнэ надеялся как-нибудь пережить свою симпатию. Быть ему другом, надоедливой заботливой мамочкой или ещё кем-то. В конце концов, он знает, что Каину нравятся девушки — он буквально видел, как он занимался с девушкой сексом. Ёнэ уверен в себе — ему не нужны отношения. Особенно с Каином. Тем более с Каином.
— Чёрт возьми, почему ты такой сложный? — Ёнэ с этим утверждением готов поспорить прямо сейчас, потому что сложный здесь — Каин, с его непонятными подкатами, голым торсом и тяжестью на коленях, — Ёнэ, ты нравишься мне. Я хочу тебя. Если ты не заметил, я тут типа без футболки, потому что тебя соблазняю.
На его серьёзном лице проступает смущение — Ёнэ буквально видит, как у него краснеют уши и блестят глаза, как он прикусывает губу, сдерживая смех; Ёнэ думает, что тот, кто придумал, что люди должны обсуждать свои желания словами, не предусматривал такой ситуации.
Что ж, они хотя бы пытаются всё обсуждать, правда?
Ёнэ молчит, и Каин резко замирает, ожидая ответа, потому что пауза затягивается до неприличия.
— … что ж, — худые руки Ёнэ с длинными пальцами опускаются на бёдра Каина, сжимают их и с нажимом проводят выше — по ткани домашних свободных спортивных штанов, перетекают на горячий пресс — Каин на мгновение перестаёт дышать, когда происходит это касание кожи к коже, — у тебя получается.
Руки на изгибе талии — им здесь и место; Каин превосходно сложен, и кожа у него бархатно-теплая, а мышцы под ней почти стальные; Ёнэ тянет его на себя, вжимаясь телом между разведённых ног. Каин шумно выдыхает от неожиданности, переносит обе руки на плечи Ёнэ, обнимая его, заставляя поднять голову — и льнёт телом так, будто и правда нуждается в этом.
Он целует Ёнэ первым; пока пальцы путаются в длинных волосах, распуская домашний уютный пучок на затылке, он трогает пальцами его лицо, щеки, высокие скулы и линию челюсти, как слепой, пытающийся запомнить чужие очертания. Ёнэ позволяет поцелую углубиться, первым касается чужого языка — Каин тихо мычит и приподнимает бёдра, пока руки Ёнэ спускаются с талии на его ягодицы, сжимая их.
— Ты уверен? — Ёнэ слегка отстраняется, взгляд у него ошалевший, а на скулах растекается бледный румянец.
— Да, — на выдохе, обжигает влажные после поцелуя губы, — блять, Ёнэ, да, я уверен.
Ёнэ опрокидывает его на диван, нависая сверху и испытывает чувство дежавю — это было в его снах и тех редких фантазиях, когда он оставался один, наедине с той фоткой и всем ворохом воспоминаний о том, какой Каин на самом деле. Каин тянется к его губам, самый настоящий, влажно мажет по подбородку, прежде чем лихорадочно поцеловать, приподнимаясь на локтях, Каин запускает ему руки под футболку, заставляя необласканное тело таять под его касаниями. Каин везде — бедром поджимает пах Ёнэ, будто пытаясь удостовериться в том, насколько он тверд, целует шею, плечи и щеки; пускает по венам расплавленное железо своими касаниями.
Ёнэ приходит в себя, только когда где-то за стенкой в комнате Эзреаля что-то звучно падает на пол, а он сам придерживает бедро Каина рукой, прижимаясь к ткани штанов губами.
— Нам нужно пойти в комнату.
К Каину способность соображать возвращается слишком медленно, и он заторможенно кивает, подтягивая сползшие брюки.
— Эз, у тебя всё в порядке? — собственный голос ощущается чужим, севшим и хриплым, он даже не уверен, что его услышали.
В ответ сначала тишина, а потом, когда Каин садится на диване, приглаживая взлохмаченные волосы — о чёрт, он точно не собирается прерываться, льнёт ближе, целуя сперва в щёку, потом — касаясь губами губ, Эзреаль всё-таки отвечает.
— Да! Да, всё хорошо! — горячие мозолистые пальцы Каина проникают под одежду, короткими ногтями царапая изгиб поясницы.
— Всё, идём, — не отвлекаться на него очень сложно, с усилием Ёнэ поднимается с дивана; они добираются до спальни, никого не встретив по пути — и слава богам, потому что вид у них обоих ошалевший и возбуждённый, и нужно быть слепым и глухим, чтобы не понять, что происходит.
Ёнэ роняет Каина на его постель — Каин приподнимает бёдра, позволяя снять с себя одежду, под которой нет белья; зрелище вызывает задушенный выдох и заставляет сглотнуть слюну. Ёнэ чувствует себя извращенцем от того, как сильно хочет его, от этого возбуждения почти тошнит.
Когда он берёт член Каина в рот, Каин издаёт такой звук, будто сейчас умрёт прямо здесь.
Для кого-то настолько дерзкого и самоуверенного, в руках Ёнэ он превращается в что-то податливое и тёплое; худые пальцы, сжимающие его бедро чувствуют лёгкую дрожь, прокатывающуюся по телу вместе с волнами удовольствия — Каин всхлипывает, когда Ёнэ гладит его член языком и влажными губами целует головку.
Несчастный пододеяльник скрипит в его пальцах.
— Ёнэ, Ёнэ..! — он спускает ему в рот, и Ёнэ, сглотнув и поморщившись, утирает лицо тыльной стороной руки со спокойствием Будды.
— Потише, тут стены из картона, — сейчас бы уйти в ванную и подрочить; в штанах тесно и почти больно, но если он столкнётся в коридоре с Эзреалем — сгорит от стыда. Каин сгребает его в охапку, будто прочитав мысли, и, игнорируя то, где были его губы, целует его снова.
В нём столько энергии, что Ёнэ чувствует себя разваливающимся стариком. Он морщится и отстраняется от поцелуя — Каин горячими, как кипяток, ладонями, хватает его за лицо, поворачивая обратно.
— Перестань, я грязный.
— Мне всё равно, — хрипит Каин, подвигаясь ближе. Ёнэ кажется, что будь у него возможность — он бы облепил его всеми конечностями, как осьминог, — я бы вылизал тебя везде.
Когда он это говорит, в голосе чувствуется нежность, к которой Ёнэ был не готов. К желанию и возбуждению — да, к этому — ни разу.
— Ты всё ещё не…?
— Мне нужно больше, чем обжимания с тобой, — справедливости ради, он был на грани, и лишь тот факт, что Каин не догадался сунуть руку ему в штаны уберёг их от неминуемой участи болтания в стиральной машине.
— Я могу продолжить.
— Что?
Они смотрят друг на друга — Каин сперва выглядит уверенным, но, под взглядом Ёнэ как будто бы тушуется, опуская ресницы — это отвратительный ход, бьющий под дых, потому что Ёнэ всегда был уверен, что Каин не способен на смущение.
— Рааст сказал, что нам стоит подготовиться.
У Ёнэ коротит в голове, и он не может провести простую логическую цепочку, потому что мысль, что Каин готовился для него, предусматривая вероятность того, что у них будет секс, выглядит совершенно нереалистичной. Ему приходится несколько секунд просто держать глаза закрытыми, чтобы успокоиться. Чтобы держать себя в руках — пока Каин рядом изводится от желания, чтобы он, как раз-таки, себя отпустил, наконец.
— Ёнэ?..
— Всё в порядке, — ему приходится облизнуть пересохшие губы, и он надеется, что это не выглядит слишком отвратительно, как старый извращенец, неспособный сдержать себя, — ты уверен, что хочешь этого?
Каин бодает его макушкой в плечо, едва не столкнув с постели.
— Если ты не сделаешь это — я оседлаю тебя сам.
— Я расскажу всем, что ты меня изнасиловал, — парирует Ёнэ, но знает точно — не расскажет. Просто иногда острый язык выдаёт глупости быстрее, чем он успевает подумать — хотя он всегда думает, думает больше, чем говорит и делает; и Каин сейчас абсолютно недоволен этой его чертой.
Он выглядит так, будто сейчас покусает Ёнэ, как бешеная собака.
Не то, чтобы Ёнэ этого очень боялся; но ему всё ещё сложно осмыслить факт, что Каин действительно хочет с ним секса; он медленно поднимается на локтях, потом садится на кровати, дёргая себя за ворот футболки — негнущиеся пальцы поддаются не сразу, но он снимает её, взлохмачивая длинные волосы.
Каин смотрит на него взглядом, полным обожания и нежности — это бьёт под дых сильнее, чем настоящий удар.
— У тебя есть в этом опыт? — Каин в ответ отрицательно качает головой — на удивление, он не смущён этим фактом и не пытается строить из себя бога секса. Ёнэ уверен, что это не так, и все девушки Каина оставались им довольны, но здесь ситуация несколько иная, — перевернись на живот.
Пока Каин ворочается на постели, Ёнэ достаёт смазку из тумбочки, игнорируя вопросительный взгляд Каина. Он взрослый половозрелый мужчина, подобные вещи ему необходимы — но Каин всё-таки хмыкает в подушку, обнимая её обеими руками.
— Так я мог отыскать твой БДСМ-набор, если бы был более любопытный к твоим вещам?
— У меня нет БДМС-набора, — с укором произносит Ёнэ, выдавливая на пальцы смазку.
Он действительно подготовлен — пальцы в смазке входят, преодолевая минимальное сопротивление; Каин дёргается от непривычного ощущения, но приподнимает бёдра выше, прогибаясь в спине. Он будто ждёт боли, мышцы на спине каменеют — лбом Каин упирается в подушку, обнажая выступающие шейные позвонки.
От того, насколько он красивый, Ёнэ хочется плакать; он чувствует себя переполненным нежностью и обожанием, и то, насколько Каин ему доверяется — слишком ценно, чтобы предать это доверие.
Когда Ёнэ входит в него, Каин давится стоном, громко всхлипывая.
— Всё в порядке?
Вместо ответа Каин подаётся бёдрами выше, насаживаясь на него глубже; Ёнэ перекладывает руки на его блядскую узкую талию, которую будто бы придумали для того, чтобы соблазнять своим видом персонально Ёнэ. С ним хорошо до головокружения, он идеален — особенно в том, насколько откровенны его реакции и очевидны желания, Ёнэ вбивается в него до звонких шлепков тела о тело, до хриплых стонов, которые Каин не может сдержать.
В какой-то момент ему кажется, что Эзреаль сердито молотит кулаком в стену, но в этот момент он нагибается на спиной Каина, и всё, что его интересует — возможность целовать сведённые лопатки и сильные плечи.
— Да, блять…ах! — Каина будто скручивает судорогой, и его колени мелко дрожат, и он так восхитительно сжимает внутри себя член Ёнэ, что он едва успевает вытащить его, прежде чем кончить — белёсая жидкость выплёскивается на красные от постоянных толчков бёдра и попадает выше, на ягодицы и поясницу. Ёнэ прикусывает губу и закрывает глаза, сосредотачиваясь на жаре, медленно затухающем во всём теле.
Когда он открывает глаза, Каин всё так же стоит в своей крайне неприличной позе, простынь под ним влажная, и с члена капает сперма.
Ёне думает что-то вроде «ох»; ему очень хочется упасть на кровать, сгрести Каина в объятия и уснуть, но вместо этого он заставляет себя найти свою футболку и стирает с задницы Каина все следы — от касания ткани он дёргается и тихо скулит, а потом падает на бок на чистую часть постели.
Опираясь на руку рядом с его головой, Ёнэ свободной рукой убирает крашеные волосы с чужого лица — Каин весь красный, глаза блестят; он выглядит так, будто плакал, и на секунду Ёнэ кажется, что он проваливается куда-то в ужасе от того, что натворил — но Каин находит его руку своей и крепко сжимает.
— Давай ляжем на мою кровать? — шепотом спрашивает Ёнэ; ему кивают в ответ. Они вместе перебираются на его чистую постель, и Каин оплетает его голыми руками и ногами.
— Я тебе всё ещё нравлюсь? — куда-то в волосы Каина спрашивает Ёнэ, и Каин кивает — и, будто неуверенный в том, что этого ответа достаточно, добавляет сорванным голосом:
— Да, очень…очень сильно.
Это признание теперь ощущается не пылающим жаром, прокатывающимся по венами, а чем-то тёплым, согревающим в груди; Ёнэ целует Каина в макушку, прикрывая глаза.
— Я думаю, Эз нас ненавидит, — спустя долгие минуты умиротворённой тишины, подаёт голос Каин.
— Чёрт. Ты тоже слышал, как он стучал?
— …ага.