после зимы его веснушки были полупрозрачными призраками. так случалось всегда, когда солнце долгое время не касалось его медовой кожи, и Хёнджин тяжело вздыхал не в силах ничего сделать. природа была неподвластна ему, оставалось только терпеливо ожидать весну, которая приходила потоками горных ручьев, наполняющих реки, а реки наполняли море, смешивались с солью, как божественная кровь смешивалась со смертной.
Хёнджин изучил каждый миллиметр тонко высеченного тела. пробежался пальцами по стройным бедрам, впадинкам под ключицами и лодочке под адамовым яблоком. выпил молочное тепло с приоткрытых в желании губ. поймал каждый утомленный ночью выдох и смешливо-дразнящий смех, когда они обнаженными купались в реке. весеннее солнце отдыхало на его переносице, зажигая веснушки словно звёзды на небосводе. очаровательно и прелестно.
Феликс улыбался ему ярко, как полуденное летнее солнце над волнами и целовал длинные пальцы, прижимаясь щекой к прохладной ладони. вдыхал запах свежести и морской воды от длинных волос, что волнами спадали на открытые статные плечи. на них лазурным перламутром искрились чешуйки. они были и на внутренней стороне бедер, на тонких ребрах и ключицах. Феликс любил выводить вокруг них витиеватое золото узоров кончиками пальцев в час, когда сумерки торжественно переходили в ночь. и запечатывал свои рисунки поцелуями, просчитывая наизусть выученные родинки. если бы у нежности был бог, то Феликс непременно стал бы им, но он родился человеком.
Хёнджин нашел его на берегу после шторма в море. избитого волнами, пережившего кораблекрушение, дышащего слабо, почти мертвенно. он стоял над ним долгие минуты, размышляя о смерти и смертности пока солнце, - летнее и беспощадное - выжигало раскаленным лезвием макушку и мрамор кожи, что облюбовало море.
со вздохом то ли одинокого отчаяния, то ли слаболикого разочарования, он взял его к себе. в хижине, что была скрыта от посторонних взглядов гротом с пресноводным озерцом посреди, он омыл уставшее тело, укрыл шкурами, что подносили мореплаватели в дары, и принялся ждать. в конце концов, он был духом морей - одним из множества, не всемогущим богом и не врачевателем, и никогда не спасал людей. только забирал.
воды…
шелестящий шепот донесся до Хёнджина уже спустя несколько часов. он подскочил со своего ложа, обеспокоено навис над парнем, который лишь слабо приоткрыл глаза.
воды.
он выдохнул слабо, впиваясь взглядом в прекрасное лицо перед собой. тот, кто на него смотрел, будто бы осознавая что-то, моргнул и метнулся за дверь, чтобы спустя всего несколько секунд вернуться с полупрозрачной пиалой цвета морской воды у коралловых рифов - еще один дар. в горле от ее вида перехватило. Феликс не знал сколько дней прошло с того момента, когда в его рту побывала последняя капля пресной воды, но был готов бороться за эту пиалу на смерть.
тихо.
голос у его спасителя был мелодичный и напевный. он помог сесть и протянул пиалу. вода в ней оказалась холодной и кристально чистой. сначала Феликс было подумал, что ему мерещится от жажды, но с каждой новой пиалой, принятой из изящных бледных рук, понимал, что это вода, которой ему никогда не доводилось пить.
ты бог?
Феликс спросил об этом, когда из сундука в углу ему достали новое одеяние. роскошное и мерцающее в приглушенных сумерках грота, и переливающееся на солнце словно капли воды.
Хёнджин улыбнулся краешком губ, но глаза все равно приобрели форму полумесяцев, очаровательно и разрушающе для смертного сердца, развернул наряд и протянул своему гостю.
тебе пойдет. примерь.
и правда подошло. Феликс неловко крутился перед водной гладью, рассматривая усыпанное драгоценными камнями одеяние. легкая ткань струилась вокруг тела, утягивалась тяжестью к точеным голеням, скрывала и открывала всё. Хёнджин любовался его утонченностью и переливом мерцания, и звоном, когда он двигался.
так кто ты?
морской дух. меня породили волны и смерти людей.
но ты спасаешь…
только тех, кто подносит дары.
значит, я тоже поднес?
Хёнджин долго смотрел на него, молчал, игрался с завитками давно отросших до плеч волос и под его тяжелым взглядом в полутьме хижины становилось жарко. а от прохладных прикосновений к коже, легких и невесомых, тяжелело внизу живота.
поднес.
он ловит судорожный выдох с губ, удерживая легко за подбородок. всматривается в затуманенные желанием глаза.
и что я поднес?
Феликс дразнится из последних сил, тянет к себе, обхватывая талию в золотых цепочках ногами. браслеты из жемчужин, что оплели лодыжки, глухо шуршат, сталкиваясь друг с другом, пока они сталкиваются друг с другом.
себя.
предрассветная бухта окрашивается медным багрянцем, предвещая спокойный день. легкая прохлада путается в волосах и оседает влагой в локонах, закручивая их в вихри морских течений. сердце, разнеженое в любви, замерло в предвкушении, а босые ноги увязли в мякоти мокрого песка. их легкие одеяния из голубой перламутровой органзы, намокшие в воде, куда они зашли по пояс, льнут к телам, покрывая кожу в свете зарева призрачным мерцанием.
перед взором ночи и дня, в свидетельстве моря, скрепив кровоточащие руки шелковой лентой, они произносят клятву сквозь тьму и свет. в тихом поцелуе кровь двоих становится одной, связывает растопленные души.
навеки.
шепчет Хёнджин и Феликс его обнимает пока морская вода бережно обнимает их.
испитая нега отведенного времени. Хёнджин замечает это не сразу. кончики пальцев ног становятся прозрачными, словно воды ручьев весенними потоками спускающимися с гор в низину. он еще не знает, что это, но в сердце поселяется холод. ему страшно до одури, отдышки и нарастающей паники. он обращается к морю, спрашивает у других духов и все как один смотрят на него с тоской.
ты уже долго живешь, так ещё и связал все свое естество со смертным силой, которая была дана тебе не для этого. чего еще ожидал?
ворчит на него морская ведьма, глядя под бинт, скрывающий прозрачную ногу.
это замедлит процесс, но… все уже сделано.
как это будет?
он крутит в дрожащих руках склянку с черными жемчужинами пилюль. и боится смотреть на ту, которая ведает знания, идущие дальше его понимания. он был духом. сущностью, может, недалеко ушедшей от божеств, но более хрупким, призрачным.
море возьмет свое. оно даровало тебе это тело и оно же вернет все назад.
и сколько?
два года.
два года. Хёнджин думает об этом всю ночь в объятиях Феликса. тот беспокойно хмурит брови во сне, словно чувствуя неладное, и время от времени вздрагивает, пока окончательно не просыпается под утро. разбитый и выжатый тревожными снами, он натыкается на грустную улыбку, нежные ладони, касающиеся его раскрасневшихся после сна щёк, и страх. леденеет изнутри еще до того, как Хёнджин сдавленно произносит их приговор.
перламутровый шелк на груди быстро пропитывается горечью слез. Феликс в его руках невыносимо горячий и дрожащий. Хёнджин уговаривает его, просит, умоляет перестать. два года - это много. очень много. но Феликс, вцепившись в чужие плечи и заглядывая в печальные глаза только скорбно хрипит:
лучше бы я прожил с тобой лишь одну жизнь, чем так рано потерял в этой.
в приюте морской соли и штормовых ветров горькое счастье мёрзло в сердечном сугробе. ютилось между аортой и правым предсердием, растерзанное и болящее. оно ждало весну. Феликс целовал полупрозрачные кончики родных пальцев скорбными вечерами и у него под кожей светилась нежность. Хёнджин видел её под зимним солнцем, едва согревающем песчаные берега, в холодном свете луны и звёзд. она вырывалась изнутри радужным сиянием, выжигала до боли зрачки, а губы, горячие и летнесолнечные, опаляли тонкий мрамор кожи.
Феликс целовал его до солнечных ожогов и клубничных губ, обнимал до нехватки воздуха. изучал кончиками пальцев каждый сантиметр тела, выжигал в разуме изгибы и напрягающиеся от его касаний мышцы. в его глазах он был самым прекрасным, драгоценным духом. ему было мало. чертовски мало. он шептал ему, зарываясь в темные волосы веснушчатым носом сбивчиво и абсолютно потеряно.
ты и есть море. моё море.
и шепот смешивался со звоном жемчужных украшений на обнаженных плечах, а время неумолимо текло между ласковыми пальцами золотым песком.
Хёнджин!
Феликс бежит к нему, стоящему по пояс в воде, настолько быстро, насколько позволяет море, чтобы крепко обнять, едва не сбивает с ног. у него заплаканные глаза и покрасневшее от рыданий лицо. он проснулся в пустой постели и испугался, что больше никогда его не увидит. что Хёнджин ушел без него. горячее дыхание опаляет уже ставшую прозрачной шею. в Хёнджине преломляется новый день и жизнь, он чувствует, что осталось немного. но там, за ребрами, которых больше нет, вместо страха одна спокойная пустота. он тихо вздыхает.
мне пора, душа моя.
нет, не уходи. пожалуйста. не уходи.
море зовет. мы ведь встретимся еще. обещаю.
он целует его нежно, вкладывает всю свою любовь и из последних сил мечтает украсть чужую горечь утраты, прощается.
люблю те…
Феликс ловит воду руками с замершим сердцем. дыхание сбивается и он заходится в отчаянном крике, задыхаясь от боли.
до самого заката море безразлично качается вокруг него, замершего в своей потере. оно живет и дышит, дарит и отнимает по своим, только ему понятным, правилам. горящая от палящего солнца кожа и гудящая голова единственное, что Феликс ощущает. он бредет в хижину, захлебываясь пустотой и жаждой. внутри мертвенно тихо, а смятая постель напоминает о последней ночи, полной слёз и тихих обещаний. больно. подушки всё ещё хранят запах его волос, простынь пахнет морем. Хёнджин пах морем. он был морем. его морем.
Феликс заворачивается в неё, зарываясь носом в ткань, и прикрывает глаза, вдыхая раз, другой. пока дыхание вновь не сбивается, а глаза не застилает пелена слёз. к утру он найдет в сундуках, хранящих в себе их общие воспоминания, свадебные наряды, такие же прекрасные как и в день обряда, и ритуальный кинжал, рукоять которой украсило сусальное золото и аквамарины. уже на рассвете прибрежные воды окрасит алым.