Касание было нежным и почти невесомым, будто бы на нос упало белоснежное лебяжье перо. Нечто дёрнулось и обдало мягким холодом. Сладкий запах светлой магии ударил в ноздри, и Юки сквозь сон подумала, что ощущение это до боли знакомо. Будто бы нечто такое – было. Было не сейчас и не здесь, было задолго до Центра, задолго до трагедии, а может, и до детского дома. Что-то из прошлой жизни. Сотканное из рилийских ветров и болот, из нежной улыбки матери, стареющей с каждой секундой, из её длинных белоснежных волос. Покачивающиеся стебли пушицы, летающие перья тополиного пуха и щебет приморских птиц. Северное море, облизывающее пальцы, слабосоленое, холодное, с белеющим отражением неба. В Викоренне таких не бывает. Длинная, полусогнутая страна на юге Элеоноры, пронзённая горами, медленно тянущаяся к Тавореху, самому жаркому и пустынному континенту в мире. Моря здесь только на юге – тёплые, солёные, увешанные кораллами и ракушками. Славные почти тропические моря. Но не было в них той ненавязчивой нежности, какая была у вод, омывающих север родины – шоколадных фукусов, облизывающих волны. И бабочек, единственных призраков Эмбера, континента болот, – всполохов магических искр.

Точно. Призрачные бабочки.

Юки открыла глаза, и бледное полупрозрачное существо легко вспорхнуло и сделало несколько ровных кругов у верхней полки, а затем выскользнуло в высоту плацкартного потолка. Девушка приподнялась на руках и лениво размяла плечи. Ричард слегка похрапывал, жёлтой каплей распластавшись по подушке. Юки проследила за нежным магическим следом и взглянула на Мэй, лениво потирающую глаза. Бабочка с нежно-фиолетовым мерцанием уселась на плечо девушки. Каштановая чёлка, в прошлый раз медленно спадающая на лоб над левым глазом, теперь смешно топорщилась вверх, свободная фиолетовая футболка сползала с плеча, обнажая задорно-кружевную лямку лифчика. Увидев Юки, Мэй приветливо улыбнулась:

– Привет, я тебя разбудила? – она поспешно поправила футболку, – прости, я не совсем контролирую свою силу. Не то, чтобы мне это мешало, но некоторых смущает.

– Все в порядке, – Юки сдержанно улыбнулась, уловив в душе медленное шевеление зависти.

Значит, призыв. Безобидная сила, привлекающая всех существ Нижнего мира, все обретшие тело и смысл сгустки магии. Такая магическая харизма, с помощью которой возможно понравиться всему, что несет в себе хоть немного из мира богов, духов и призраков. Юки хотела бы себе что-то подобное. Понятное, уравновешенное и разрешённое, что можно не скрывать под узорчатыми печатями, от чего можно не бежать всю жизнь, пропадая в чужих странах и городах, немыслимо напрягаясь для простейших заклинаний. 

– Но разве, – Рич резко приподнялся на подушке и вытянулся, напоминая лезвие, – разве для призыва не нужно учить миллион миллиардов умных слов? О, кстати, доброе утро миледи, выглядите просто сногсшибательно! Я Ричард, для вас просто Рич – самый лучший друг Юки! 

– Вау! Впервые вижу спирита! – Мэй будто бы не услышала вопроса, сразу же обратившись к безумно довольному собой Ричарду, – вы прямо по-настоящему с ним связаны? С телепатией?

– С телепатией, с телепатией! Правда, этот балбес так её и не освоил, что поделать…

– Эй! – Юки наигранно надула губы. Мэй довольно улыбнулась. Ричард засмеялся. Это было почти правдой, ведь телепатические заклинания общей магии требуют не только максимальной концентрации, которой Юки хватало с головой, но и относительно высокой скорости самовоспроизводства магических частиц. Поэтому, обычно их мысленное общение было односторонним – Ричи беспардонно врывался в ровный поток её мыслей и старался формулировать свои так, чтобы подруга могла ответить легко и односложно.

– Так что же с вашей магией? – спирит нетерпеливо поёрзал на столе, – заклинатели они же… ну, читают заклинания?

– Не всегда, малыш, – Хиро протиснулся в ячейку их плацкарты. От парня приятно пахло морским бризом и шалфеем, а на новой футболке не было ни единого мокрого пятна, хотя он определенно вышел из ванной – на шее воротником лежало махровое полотенце с некачественной надписью на рилийском. Юки прищурилась. “Любимой тёте,” – гласили кривые буквы. Девушка закусила губу, чтобы не засмеяться.

– Мистер Аккацуми! Вы кого малышом назвали?! – Рич смешно упер руки в бока, – я, может быть, старше вас!

– Да? – он осторожно присел на край кушетки.

– На самом деле, нет, – повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь ритмичным стуком колёс, скользящих по рельсам.

Пользуясь случаем, Юки пригляделась. Кажется, он был переодет в новую одежду. Свежая и качественная укладка украшала сияющее от чистоты и свежести лицо. Выглядел он так, будто только-только сел на поезд, а не провёл в нём целую ночь. На фоне Мэй с косо лежащей чёлкой и Юки с гнездом на голове он смотрелся почти что несуразно. Но это не главное. Конечно, он мог встать слишком рано, мог потратить часы на укладку и умывание, мог переодеться в чистое на неудобной койке прямо над Мэй, где даже ноги некуда поместить. Всё, чтобы ни дай бог не высунуть носа в тусклый плацкартный коридор, находясь в неидеальной форме.

Но зачем?

– Так что с магией? – спирит не любил затянувшиеся паузы. Он, в отличие от Юки, никогда не замечал этого щемящего очарования тишины, не терпел молчаливых минут и не использовал их для скользящего и внимательного наблюдения – единственной отрады одиночки Аделл.

– А, это, – Мэй задумалась, – есть два типа заклинателей. Одни используют текст, подбирая слова интуитивно или заучивая готовые шаблоны, но другие призывают призраков и духов на эмоциональном уровне, иногда даже подсознательно, как в моём случае. Когда делаешь это осознанно – посылаешь сигнал в Нижний мир с конкретной просьбой и тот, кто может тебе помочь – откликается на зов. Но иногда сигналы, они посылаются неосознанно, как будто бы просьба идёт в голове бегущей строкой.

Бабочка мягко вылетела на солнце, подставив полупрозрачные крылья под острые лучи, по хрустящей белоснежной подушке скользнула задорная радуга. Призрак, последний раз вздрогнув, исчез – вернулся домой. Юки подумала, что просьба, которая вертится на языке Мэй Рейко, заклинательницы с васильковыми глазами, должна быть пугающе простой. Такой, чтобы её могла выполнить обычная призрачная бабочка, существо почти без интеллекта, нежное и тёплое, но абсолютно не умеющее использовать свои силы.

Призрачные беспозвоночные – бабочки, стрекозы, пауки и улитки – это концентрированная свободная энергия, почти полностью состоящая из светлой магии. Они рождаются, когда человек, владеющий своей силой, так или иначе задевает магический туман. Полупрозрачная невесомая субстанция, как живая, реагирует на пульсацию чужой энергии, заплетается, выворачивается и – отражает. Отражает жизнь, которая её окружает, мельчайшее проявление, способное к передвижению, осязанию, раздражению. Они живут долго и коротко, они живут ярко и незаметно. Они не умеют ни думать, ни колдовать, но умеют выбирать. Из всех чувств, свойственных любому, хоть немного разумному, существу, им доступны лишь желания. Они не думают, но выбирают, и выбирают с несвойственной подобным существам мудростью. Поэтому легко откликаются на зов, если заклинатель им нравится. Но какому заклинателю нужны призрачные бабочки и стрекозы?

Хиро задумчиво поднялся с койки и аккуратно сложил полотенце в сумку, ещё раз сверкнув надписью с “тётей”. Мэй, поймав заинтересованный взгляд Юки, лукаво улыбнулась.

– Я возьму что-нибудь в вагоне-ресторане, – парень заправил за ухо прядь шелковистых ореховых волос, – будут пожелания?

– Жасминовый чай, пожалуйста, – Юки нехотя подняла глаза.

– Пончики со сгущенкой! – Мэй и Рич сказали это одновременно, с до ужаса похожей интонацией. Юки задумчиво наклонила голову.

– Ещё один, – пробурчал Хиро и удалился.

Как только звук его шагов стих, Мэй смешно огляделась и, переключив всё внимание на Юки, наконец-то довольно выдала:

– Хиро практически не знает рилийский, не говори ему о полотенце, пожалуйста, – она смешливо прижала указательный палец к пухлым губам.

– Серьёзно? – Юки еле сдержала наступающую бурю эмоций, в последний момент понизив голос.

Юки казалось, что первый по популярности язык, на котором говорит полмира, от Каролины до Айсавэра, от Тавореха до северных стран Элеоноры, который знают даже в Нинтенхате, где считается дурным тоном учить языки, непохожие на Викореннский, должны преподавать даже в деревенских школах с тремя классами на всё здание.

– Да! Они учили филенийский, – Юки кивнула. Логично. Не учить же восточные языки с их закорючками иероглифов... 

– Конечно, – Юки почесала затылок, – пусть пока остаётся “любимой тётей”. А я пойду приведу себя в порядок.

В тонком коридоре, между ровными рядами коек, стук колёс звучал резко и ритмично, шум отталкивался от обратной стороны пола и ударялся о металлические кишки рельс. Солнечные пятна мерцали на боках и лицах спящих на боковых койках людей. В проходе канонично торчало несколько пар ног, а с биением железного сердца мешался чужой свист и храп – мерзкие, но привычные звуки. Справа ещё было немного темно, и голубое небо отливало розовым, туманами падая на поля подсолнечников, упрямо глядящих на восток. Подсолнечники уплывали,сменялись кукурузой, кукуруза превращалась в почти незаметную картошку, картошка – в пшеницу и рожь, те стремительно исчезали, и мимо плыли виноградники. В тамбуре Юки остановилась у стеклянных дверей вагона – ванная была занята. В щели между дверьми и полом залезал пряный утренний воздух, прохлада медленно закипала под первыми лучами злого южного солнца. С болота, легкой картинкой промелькнувшего за окном, вспорхнула большая белая цапля. Или аист. Юки помнила, что цапли в полёте смешно прижимают шею к тельцу, а аисты вытягивают её ровной струной, но из окна поезда можно было увидеть лишь легкое белое движение. Птица напомнила ей об «Аисте», а «Аист» – об Агенстве, которое на самом деле называлось «Апофеоз». Странное, глупое место – обитель пафосных снобов, бородатых мужиков и растрепанных мальчишек, которые не могли выговорить такое странное и непонятное слово. Его расформировали сразу после трагедии – узнали, для каких миссий использовали маленьких мальчиков. Если бы миссии были другими, никого бы это не волновало. Раньше «Апофеоз» был самым сильным и известным агентством во всей стране, но сейчас это место занял «Аист», многопрофильная организация в центре Леоны, западной столицы Викоренны. Впрочем, Юки, хоть никогда и не встречала аистят, была более чем уверена, что они ничем не отличались от членов ее первого места работы. Хотя, кое-что все же отличалось. Во-первых, в «Аист» не брали сирот младше тринадцати лет. Во-вторых, туда принимали девушек.

Юки отвернулась от двери тамбура и заглянула в вагон, когда туда заходил человек, занимавий ванную. Какая-то старушка рылась в массивной клетчатой сумке. Её безвкусно-узорчатый халат подметал пол. Лучше не вспоминать.

Маленькое зеркало с красноватым пятном в нижнем правом углу криво отразило её внешность. Юки привела своё лицо в порядок и медленно поправила размытые скулы и надгортанник, легко зафиксировав всё гелем. Поправила футболку, чтобы из-под неё не выглядывал спортивный топ, легко утягивающий грудь. На всякий случай закрепила булавкой. На самом деле, на такие мелочи никто не обращает внимания. Когда они есть. Но исчезни хоть одна деталька – что-то незримо меняется, отталкивает, и ложь становится понятной на пугающе интуитивном уровне. Поэтому жизнь Юки это череда мелких правил и условий, помогающий хранить её странную тайну. Она порой благодарила мир, что ей искренне не нравились стереотипно женские вещи, цвета и игрушки, что её увлечения в глазах общества почти всегда были несколько бесполыми, и не приходилось прятать под тяжёлой тканью мироздания еще и свой характер.

Возвращаться не хотелось. Время замерло между двумя секундами, растянулось, стало звонкими минутами, стало вечностью и мгновением. Эти остановки нравились девушке. В них вязко тонули все страхи и подозрения, в них исчезало дрожащее внутреннее напряжение. Весь этот необходимый контроль, раздражающий до боли в суставах, все эти попытки не вспоминать, не паниковать, не раскрываться были не нужны. Когда стоишь в тамбуре в полном одиночестве, пока ничего не происходит, и подсолнечники греются в розовом небе, чувствуешь себя действительно свободной. И свобода, дарованная одиночеством – единственная доступная ей свобода.

Ричард и Мэй о чём-то болтали, поедая пончик со сгущёнкой – один на двоих. Оба ели слегка неаккуратно, чудом не превращая окружение в сладкий хаос. Хиро медленно попивал чёрный кофе из металлической кружки, а от чашки с чаем, стоящей напротив разобранной постели Юки, поднимался полупрозрачный пар, наполняя пространство приятным жасминовым ароматом. Юки мягко присела на смятые простыни и зажмурилась от удовольствия. К счастью, запахи, в отличие от вкусов, она чувствовала ярко, и чай входил в список её маленьких радостей. 

Громкоговоритель в поезде просипел о скором прибытии к платформе центрального вокзала Элсона. Мэй, смешно ойкнув, второпях схватила банные принадлежности и бросилась к тамбуру. Хиро со вздохом убрал со стола и тоже отошёл, относя пустые чашки в другую часть вагона. Ричард собрал все крошки в свои лапы и втянул в себя. Пока день начинался хорошо. Юки собрала рюкзак и аккуратно сложила постельное бельё, а затем легко подхватила чемодан. Надо ещё проверить под койкой, ничего ли туда не упало. Телефон показывал десять утра, но солнце припекало как в жаркий полдень, серебря статую у основания города. Портовый город Элсон походил на широкое, сияющее блюдце, увешанное домиками в несколько этажей, вырастающих к окраинам, треснутое дорогами и покрытое деревьями – кипарисами, персиками и инжиром. Вокзал подплывал медленно, крытая платформа поглощала маленький поезд. Вот, солнце уже перестало бить в глаза, и Юки очнулась, делая неуверенный шаг в коридор. 

Несколько лет назад в этом славном городке у Вальзийского моря погиб её лучший друг. Его звали Эрнест. Широкоплечий и ярко-рыжий, но почему-то без единой веснушки на лице, он походил на большую и добрую собаку с длинным мягким языком и пушистой шерстью. Эрни был до смешного одержим добротой и справедливостью, будто бы всем своим существом отвергал родителей, известных мошенников и аферистов, однажды погибших в тюремной камере соседнего с Рилией государства. Он был честен и благороден, напоминал рыцаря в блестящих доспехов, доброго рыцаря из легенд. Это его и погубило. Мальчишка спас маленькую девочку от нескольких громил, торговцев людьми, и умер от многочисленных травм, едва вызвав полицию. Об этом говорилось в новостях – тогда Юки еще смотрела телевизор. 

Юки уже давно чувствует себя виноватой, хотя понимает, что не смогла бы его спасти. Это очевидно. Это канонично. Добрый рыцарь проигрывает бой, благородно принося себя в жертву. Она бы не смогла его остановить. Но, может, могла бы помочь? В конце концов, они могли оказаться там вместе, согласись она в ту роковую ночь сбежать с ним.

Но Юки оттолкнула. Испугалась потерять и его. Думала, если он будет далеко, ничего не случится, ее сердце не дрогнет, умри он хоть тысячу раз. Но это не помогло. Все равно потеряла. Все равно плакала. 

Как закончит с Лэндхеллом, останется тут ещё ненадолго. Может, его всё же похоронили на том кладбище?

Поезд, скрипя остановился. 

– Ты чего застыл? – голос Мэй заставил её легко вздрогнуть. К счастью, у Юки не было болезненных ассоциаций с голосом из-за спины. Тогда за спиной всегда была холодная стена.

– Кажется, просто засмотрелся, – Юки подвинула чемодан ближе к ноге, – в последнее время все миссии были на севере, вот и отвык от Юга.

– Да? А в Леоне был? Говорят, там потрясающая архитектура эпохи возвышения!

– Ну да, но это же Запад, а не Север, – Юки задумчиво выползла в коридор, – у нас было задание на каком-то из каналов на окраине, ничего интересного.

– Эх, да, зелёным же надо сразу же возвращаться на базу! Господи, скука смертная! Я так обрадовалась, когда наконец-то получила фиолетовую карточку. Теперь мы с Хиро постоянно гуляем после миссий и пробуем еду в местных ресторанчиках!

Юки захотела спросить, всегда ли Мэй работает с Хиро, в каких городах они уже были, и какое блюдо ее любимое. Узнать, как вышло, что такие разные люди сошлись, что они терпят друг друга не просто в повседневной жизни, но и в совместной работе. Но вместо тысячи вопросов, перекатывающихся на языке, она лишь растерянно кивнула и слегка улыбнулась. Надо молчать. Вынужденная дистанция. Конечно, она всё это узнает, если проведёт ещё несколько наблюдений, если будет достаточно внимательной и сообразительной, если будет внушать доверие. Тут дело именно в самом факте разговора. Даже небольшой диалог о прошлом сближает.

Хиро выкатил свой чемодан и оглядел всех сосредоточенным взглядом:

– Никто ничего не забыл? Поезд уедет через пять минут, у нас не будет возможности вернуться.  

– Нет, пап, всё на месте – засмеялась Мэй и поспешила уточнить, – Паспорт в сумке, телефон в кармане, расчёска и зубная щётка в сумке, удостоверение в кармане рюкзака, зарядка в кармане чемодана.

– Отлично, – Хиро кивнул и вопросительно взглянул на Юки.

Она мысленно скривилась. Игра в ребенка для сироты во второй степени – изощренная пытка.

– Я всё взял, – сдержанно ответила Юки. Он поморщился, но промолчал. Компания начала движение к выходу.

Жара плыла. Пряный запах портового города ударил по щекам. Марево столбами поднималось от нагретого асфальта, и голуби откисали в нем, казалось, варясь заживо, как в огромном котле. Неторопливые речи приезжих мешались с крикливым говором встречающих, мужчина с густыми черными бровями с сильным южным акцентом предлагал всем отведать свежайшей шаурмы с белым соусом, «всего триста мой за шавурму с локоть, красавицы!». Красавицы оставались равнодушны и горделиво проходили мимо, постукивая чемоданами. У выхода на главную площадь пахло рыбой. Соленой рыбой, сушеной рыбой, копченой рыбой. Змеями лежали на вчерашних газетах морские угри, жалобно смотрели в небо сушеные селедки, на широкой чугунной тарелке прямо на открытом магическом огне старушка готовила каких-то двустворчатых моллюсков. (Не стесняйтесь, внучки, всего пятьдесят мой за штуку!) Ее соседка продавала маленьких древесных акул – местный деликатес. Юки никогда не понимала, кто в здравом уме будет есть зловонное акулье мясо, но люди явно были другого мнения – у бабушки не было недостатка в клиентах. Хор старушечьих голосов, дружно смягчающих все согласные, наперебой уверял всех в необходимости купить у них местные морепродукты. Маленькая дорожка бабушек перерастала в полноценный рыбный рынок, где продавали живых крабов, водоросли и даже украшения из сушеных офиур. 

– А морских ежей продают? – Мэй вытянула шею.

– Думаю, нет, у берегов водится только один мелкий вид, его запрещено ловить, – Хиро окинул взглядом рынок, – хотя, демон его знает, вон, черепашьи яйца продают, прямо напротив полицейского участка.

Юки горько усмехнулась. В этом сумасшедшем мире законы настолько слабы, что не способны защитить даже человека, что уж говорить о животных!

– Нас должен забрать автомобиль с тремя восьмерками, – Хиро задумчиво посмотрел на телефон, – судя по всему, примерно отсюда.

– А мы разве не посмотрим город, – разочарованно вздохнул Рич.

– Посмотрим после Лэндхелла, только ты и я, хорошо? – шепотом сказала Юки. Спирит успокоился.

Машина выехала из-за угла – приземистая, серо-зеленая, со сверкающей рамкой номера. Автомобиль замер, будто бы в удивлении, а затем учтиво, как живой, подъехал к самому тротуару. Водитель – нестарый зеленоглазый мужчина с серыми волосами, показавшийся Юки смутно знакомым, кротко кивнул. Хиро незамедлительно уселся на переднее сидение. Мэй и Юки расположились сзади, Рич устроился между. Юки села справа, ведь именно с этой стороны должно быть море, и можно будет увидеть порт, один из крупнейших в стране. Машина тронулась.

Мимо заскользил Элсон – возвышающийся по краям городок – часовня в центре, миндальные деревья, кипарисы и старый можжевельник у памятника героям Первой революции – молодой мужчина с ядовито-зелеными глазами. Глаза сверкали на солнце драгоценными флюоритами, на каменном острие меча восседал голубь. Революция зародилась в горах, среди оползней и обвалов. Не здесь, но близко. Машина обогнула порт, и Юки припала лицом к стеклу. Массивные носы кораблей – синие и зеленые, дым, клубящийся вверху, выплевываемый из труб, корабли, работающие на магической силе – в основном, круизные лайнеры, толпящиеся в другой, дальней части порта. Воздушные и легкие, в отличие от тяжелых, дымящихся грузовых суден. Портальные краны, поднимающие и опускающие свои грузы на широкие палубы, белые косые названия, снующие туда-сюда рабочие и зеваки. Все это было в лоне моря, вспененного и мутного. В Элсоне, конечно, были и пляжи, и курорты, и море там не кипело, а лениво окатывало белый ракушечный песок, но все еще уныло тосковало, нехотя реагируя на резвые движения детских рук и большие животы возрастных мужчин и женщин. В этом живом городке, взрывающемся сотней языков, диалектов и выражений, море было в вечном рабстве, рвалось на свободу и почти сдавалось под гнетом кранов и палуб. Это завораживало. Это пугало. Юки думала об этом редко, хотя очень любила. Битва человека и природы. Самая жестокая и долгая война. Когда же мы объявим ничью?

Машина выехала на цепкую горную дорогу и плавно затарахтела. Водитель вел свое судно по серпантину легко и непринужденно, будто бы всю свою жизнь только и покорял цепи горных дорог. Внизу, за перегородкой, бушевало лазурное море, свободное и счастливое, оно пенилось белым и танцевало с ветром. 

Юки заглядывала Мэй за плечо. Та тоже увлеченно рассматривала бурлящую синеву.

– Тебе нравится море? – вдруг сказала она, и Юки от неожиданности вздрогнула.

– Наверное? – ответ получился странный, – я люблю водоёмы. Типичный уроженец Эмбера.

– А это разве не стереотип? – отозвался Хиро с переднего сидения и слегка вжался в кресло на повороте.

– Иногда стереотипы работают, кому, как не тебе этого не знать, Хиро? – девушка довольно облизала губы и, поймав лишь слегка удивлённый взгляд Юки, поспешила объяснить, – хм, я не знаю, очевидно ли это для парней, но Хиро объективно очень красивый. Самый красивый в нашем потоке, а может, и на всем факультете. За ним девушки бегали только так! Даже профессорша, она… Так вот, я не с того начала. Что мы знаем о жителях континентов нашей Всеобъемлющей: Эмберцы водоплавающие и разноглазые, Айсавэрцы снобы, Элеонорцы травмированные, Таворежцы... Ну, есть?.. А Каролинцы – красивые. Ну и, наш Хиро – Каролинец в третьем поколении! По крайней мере, по матери. Живое подтверждение стереотипа! 

Юки зацепилась за Элеонору и подумала, что в наше время травмированы жители всех континентов. Может, только жители Южного континента имеют здоровую психику, и то, потому что мертвы уже несколько столетий.

– Ого, Каролина, – Рич выплыл вперед и улегся прямо перед носом Мистера Аккацуми, под скатом лобового стекла, – наверное, вы сильный маг?

– Не то чтобы.

– У него очень высокий потенциал! – заверила Мэй, – просто он… Ну… 

– Моя магия только разрушает, – он отстраненно отвернулся к окну, –  впрочем, это не имеет значения. Хороший гостолог не обязательно должен уметь колдовать, да и быть немагом сейчас безопаснее.

– Да уж, – кивнула Юки. Неужели ему действительно все равно на свою силу? Пусть разрушение, но это ведь – уже что-то! Хотя, не ей судить.

– Это он так говорит, на самом деле, его магия, она… Вот, когда Фокслендский приют взорвался, это что-то такое…

Во рту у Юки пересохло. То самое словосочетание неприятно врезалось в кожу пчелиным жалом, ассоциации подкрадывались все ближе. Юки постаралась сконцентрироваться на ощущениях. Мягкость дорожного кресла под ногами и за спиной. Твердость подлокотника. Приятный флер кондиционера – будто бы на нее специально направили струю прохладного воздуха прямо на нее. Девушка укусила себя за щеку, и легкая боль вернула сознание на место. Удивительно. Боль может быть безопасной. Теперь можно было спокойно проанализировать следующее утверждение.

Так его же закрыли. Просто закрыли. Юки слышала об этом от лечащего врача, от задыхающегося от пневмонии отца, от Эрнеста, от напыщенных дядек из Агентства. Юки никогда не была в Фоксленде. Юки никогда не видела то место после Событий. 

Она не знала, чем именно закончилась трагедия, хотя была там. Пугающее чувство.

Значит, взрыв? Ритуал не случился? Или наоборот? Впрочем, те твари мертвы. Значит, не случился. Бессметрие, за которым гонялись те сумасшедшие, осталось в сборнике легенд, где ему и место.

– Мэй, тихо, знаешь же, что нельзя упоминать об этом!

– Ой, прости, я… Не подумала.

– Ничего, я все равно практически не помню этих дней, – почти соврала Юки, – даже рассказать ничего не могу. Скучный свидетель.

Осколок лжи в море правды – и она снова на расстоянии. Хорошо.

Повисла медлительная тишина. Юки, пользуясь случаем, оглядела водителя. Уж больно подозрительным казался ей этот длинный, темно-синий плащ, с откинутым назад капюшоном. Сильные мужские руки со слабо выступающими сосудами, шрам у большого пальца. Широкие плечи. Странный силуэт, заставляющий Юки нервно напрягаться всем телом. Будто бы нельзя было определить его возраст, и цвет волос, и даже форму лица. Кошачья шерсть на синеве ткани. 

«Не переживай,» – наглец Рич опять ворвался в мысли без предупреждения, – «я его изучил. Человек он хороший и добрый, расслабь мягкое место!»

«И как ты его?..»

«У спиритов есть свои секреты!»

Он вновь опустился Юки на плечо и хитро подмигнул, будто бы задорно скрываемая спиритом тайна могла одновременно воодушевить, удивить и напугать подругу. Юки даже не стала спорить. У Ричарда язык был без костей. Расскажет, надо только подождать.

Еще одно правило. Всегда надо ждать.

Дальше ехали в тишине. Юки задумчиво смотрела на водителя, стараясь сделать свой взгляд отстраненным, будто бы на его месте была мягкая, струящаяся пустота. Приглушенно играло радио, непопулярная рилийская песня вырисовывала в воздухе витиеватые узоры. Скрипка сменилась басами, и почти кричащий мужской голос запел.

Ты сделала свой выбор, и я

Остановлю часы в двенадцать дня

И время снова направлю я вспять

Юки вздохнула. Песня заставила ее сердце тихо тосковать. Что-то похожее произошло. С ней, с ее больным, воспаленным подсознанием, напоминающим змею, кусающую за хвост саму себя, заглатывающую его в свое теплое чрево, но никогда не поглощающую полностью, вращающуюся вечным двигателем. Каждую ночь одни и те же сны. Одни и те же образа, невесомыми призраками возвышающиеся над изголовьем кровати. Кровь, льющаяся мерзкой рекой в керамическое углубление раковины, когда в очередной раз голова раскалывалась, раскалывалась несклеенной тарелкой, и сознание легко распадалось на мягкие хлопья пепла.

Будущего нет, 

Но прошлое вполне для меня

Вернуться было бы здорово. Туда, в мир без ночных кошмаров и разъедающей сердце тоски, в мир улыбчивого, солнечного мальчишки Юки, который лишь недавно стал Аделл, который на самом деле девочка, но эту девочку вовсе не тяготит ее страшная тайна, она гордится ей и улыбается, глядя в зеркало, прямо в рыжие глаза, которые тогда еще не были красноватыми и напоминали мандарины. Маленькая Юки считала, что мальчики лучше девочек и верила, что это притворство – повод для гордости. Маленькая Юки убивала, но не верила в смерть, она смотрела сквозь нее, сквозь кровоточащий нож, сквозь чужие закатившиеся глаза. В Агенстве их учили: враг – не человек. Это помогало. Мотивировало. Не всех, конечно. Эрнест так ни разу никого и не убил. Он всегда был лучше нее в этом плане, не поддавался внушениям и соблазнам. Честный и справедливый. Такой типичный протагонист, герой звонкой легенды древних народов, населявших Викоренну.

Наверное, их следовало бы поменять местами. Мир чахнет без рыцарей, загибается, вот прямо как пыльная трава под колесами машины.

– А у нас будет куратор? – вдруг спросила Мэй, нарушив устоявшуюся тишину. 

– Естественно, – Хиро, кажется, задремал, но мгновенно проснулся, услышав ее нежный полушепот, – на подобных заданиях всегда есть куратор. Не будет же государство оставлять нас на территории аномалии без присмотра.

– Жаль, – от Юки не скрылось странное движение рук водителя, который почти остервенело вцепился в руль. Они ехали вдоль очередной горы, – меня пугают кураторы. Они все какие-то, ну…

– В целом, я согласен, – водитель почти повесил голову, – они как подставные ученики на экзаменах, никогда не знаешь, где он окажется. Это неприятно. Будто кто-то смотрит на твою жизнь через дверной замок.

Юки готова была поспорить, что она знает, где оказался “подставной ученик”,  которого министерство заботливо подарило Лэндхеллу. Их куратор определенно сидел за рулем автомобиля, скользящего по петлям ровных дорог.

– А ты, Юки? – Мэй снова вынудила  ее вступить в разговор, вырвав из задумчивой полудремы. 

– Мне все равно, – она повела плечами.

Все равно. Но если бы в Тот раз с ними был куратор, может, она бы называла вещи своими именами и не избегала такого огромного количества всего. Ела бы мясо. Как все нормальные люди смотрела бы на красноту закатов, снимая их на телефон, и не прятала бы слова за местоимениями.

Мужчина за рулем печально расслабился, и Юки показалось, что ее мнение волновало куратора сильнее всего. 

Они выехали на плоский утес. Леса на нем почему-то не оказалось, но было широкое, стрекочущее поле, и полынь легко покачивалась на ветру, а сохнущие злаки волновались почти что настоящим морем. Кривое дерево у дороги было почти мертво, его украшали ядовито-зеленые шары омелы. Вдали раскинулись шатры палаток всех мастей, форм, размеров и вместительности. Некоторые из них были лишь тентами, укрывающими всех постояльцев в своей прохладной и заманчивой тени. На каждой палатке красовался внушительный силуэт птицы с длинным клювом, стоящей в гнезде. Этот лагерь с кострищем в центре, мелькающими людьми меж тканевых коридоров, тентами, шатрами и чьими-то плавками на веревке был пристанищем аистят.

– Приготовьте удостоверения, – заметил Хиро.

– Без тебя бы не догадались, Капитан Очевидность, – прошептала Юки под нос. К счастью, Хиро был увлечен копанием в боковом кармане сумки и не услышал ее замечания.

Машину остановила высокая сероглазая девушка в темно-синем плаще, едва не касающемся пола. Как халат той бабушки в поезде. Плащ был скреплен двумя сияющими запонками и ужасно походил на одеяния водителя. Так вот оно что.

– Я Люси Эйлин, представитель Многопрофильной организации Аист, – она тряхнула изумрудными кудрями, – покажите свои документы.

Юки достала свою многострадальную зеленую карточку с голубым махаоном. Аистенок приветливо кивнула, а затем будто продемонстрировала ехидный оскал, однако тот тут же исчез. Вероятно, показалось. Проверив Мэй и Хиро, она вопросительно оглядела водителя. Вероятно, тот был в маскировке. Мужчина смешно фыркнул и натянул капюшон на голову, склонив ее на бок. Как собака, пытающаяся угадать настроение хозяина. Девушка всмотрелась в его лицо и вдруг звонко рассмеялась. Смех напоминал весеннюю трель синицы.

– Серьезно? Почему ты выглядишь как… Как?.. О мой Демон, я в шоке, я… Поговорю об этом позже. В общем, ваши документы в порядке, проезжайте! Удачи!

Она послала автомобилю воздушный поцелуй, и тот будто бы поехал плавнее и мягче, не подпрыгивая на буераках и не купаясь в пыли. И даже травинки наклонялись под звоном их колес многим мягче. Казалось, этим странным действием зеленоволосая красавица благословила их поездку, как священник в храме целует ладонь воина, чтобы та крепко сжимала оружие. Еще одна причудливая сила, которую Юки никогда не постигнуть. Хотя, кто знает, что за магия скрывается за ее печатью? 

Но едва ли что-то милое и безобидное. Глаза врачей, накладывающих на ее силу те чары, казалось, искрились от первобытного ужаса. Юки тогда была совсем маленькая, ничего не понимала, не умела еще смотреть сквозь чужие лица, напрямую в душу. Но взгляд запомнила. Слишком уж он был неправильным. Будто бы перед ними – демон, а не маленькая рыжеватая девочка.

Они почти въехали в Лэндхелл, остановились так, что его можно было подробно рассмотреть. На легкой возвышенности у самого края города, который залез вверх, как надоедливая лиана.

Когда Юки было лет девять, их с Эрнестом и другими мальчишками (Рич за глаза называл их Пропащими) водили в музей под открытым небом. Деревянные города прошлого теснились на огромном полигоне, переходя друг в друга. Леона одиннадцатого века, глубокие каналы, центральный пруд – единственное место, где теперь обитает Зеркальный карп. Говорят, он может заплывать в воды Зазеркалья. Миол двенадцатого века, голубые крыши, пока нетронутые революциями, временно затихшие перед новым сражением. Увешанный огоньками Рион, столица Каролины, прямо под боком у песчаного и жаркого торгового города страны Майрил на севере Тавореха – жареные яства прямо на широких тарелках, реки шёлка, ковры и шаровары. И был там безымянный городок, образец обычного прибрежного курорта тринадцатого века – рой кирпичных двухэтажных домов в искуственном ущелье, змеи извилистых мощеных дорог и мостовых, рынки, почти как Элсонские, но без терминалов и переводов, без пластиковых карт и пластмассовой посуды. Спелые муляжи помидоров в плетеных корзинках. Зеленые плоды хурмы и отцветающие магнолии, остролистные дубы, кизил и плющ, лениво ползущий вверх  по земле, по деревьям, по столбам и вывескам. Там, в деревянном царстве, где можно было за пятьдесят мой одеться в платье по щиколотку с корсетом и за сто сфотографироваться в нем, все было лишь искусной подделкой. Подделкой Лэндхелла, который она увидела перед собой, и который слово в слово повторял все смелые фантазии смотрителей, актеров и экскурсоводов. Но самое главное отличие было самым пугающим. В деревянном и безымянном прибрежном городке почти не было людей, лишь несколько мужчин и женщин у прилавков, одетых в “ретро”. Лэндхелл же кишел людьми, как крупный муравейник. Женщина упорно катила в гору коляску с ребенком. У коляски была деревянная ручка и кружевная оборка. Несколько ребят брали на абордаж алычу во дворе чужого частного дома. Две тетушки в длинных платьях и шляпах, что-то бурно обсуждая, тащили тканевые сумки вниз, к гнутой улочке из одинаковых трехэтажных домишек. И еще, и еще, люди ходили и бежали, сидели в тени деревьев, ели мороженое маленькими деревянными ложечками, смеялись, стекались к морю, говорили, обнимались… И если бы не их странная, несовременная одежда и почти что хрестоматийные домишки “Викоренны начала  тринадцатого века”, Юки бы подумала, что водитель, вероятно, ошибся адресом.

Будущего нет

Голова слегка заболела. Они вылезли из машины на пригорке. Город пах солью, овощами, рыбой и прошлым. И магией. Очень сильно пах магией.

– Почти как настоящий, – Мэй всплеснула руками.

– Он и есть настоящий, – Ричард уселся на плечо Юки, – не в вашем понимании, но в нашем – очень даже.

– Действительно, – Хиро будто бы слегка поежился. Казалось, он тоже забыл о природе спирита, – даже отсюда понятно, что это не иллюзия. Даже запретная ступень не поможет создать нечто столь многогранное и правдоподобное.

– Надеюсь, в этом многогранном и правдоподобном городе найдется свободное местечко в отеле, – Мэй уверенно спустилась чуть ниже, восхищенно оглядываясь и пытаясь удержать равновесие под давлением сумок. Юки поспешила последовать ее примеру.

Водитель передал Хиро три блестящие рации и объяснил, что это – их связь с аистами, дежурящими на утесе. Если они почувствуют опасность, если что-то пойдет не так, или они закончат раньше срока – надо лишь нажать на кнопку, и их вывезут. Затем, мужчина ласково помахал рукой и уехал, машина снова учтиво поклонилась и оставила их наедине с треском цикад.

– У нас есть какая-то карта? – осторожно спросила Мэй.

– Никак нет, – Хиро задумчиво подался вперед, – я пытался найти что-то в интернете и библиотеках, но Лэндхелла там не было, хотя я нашел сотни курортных городов.

– Значит, будем идти интуитивно, – Ричард сделал в воздухе мертвую петлю. Юки сосредоточилась.

Город как с картинки. Будто бы это и есть ожившая картинка, самая стереотипная, что существует в их бесконечном множестве. Значит, и отели тут каноничные. Как в том музее – только не деревянные и без запаха акрила, покрытого лаком.

– Ищите вывески. Деревянные вывески на железных прутьях. Будем заходить во все, может, где-то нас смогут поселить.

И мимо поплыл город. Частные дома выросли в домики в несколько этажей, те становились крепче, устойчивей. На крыши, некоторые из которых все еще были покрыты черепицей, струями лился теплый солнечный свет, жара распаляла довольных прохожих. Они скользили по толпе, как в качественном новомодном кинотеатре, где ты можешь почувствовать себя главным героем короткого приключения. Меж спинами домов, объятых многочисленными субтропическими растениями, теснились лавочки, где дымились пышные жареные пирожки, вафельные трубочки со сгущенкой и белковым кремом, на ветру покачивалась чурчхела. Запах сладких жареных орехов заставил Юки ощутить на языке фантомную сладость. Впервые, если не в жизни, то за долгие годы молчания. Ровный гул чужих голосов необычайно расслаблял, потому что был подчеркнуто вежливым и не крикливым, и даже торговцы общались мягко, ненавязчиво. Впереди замаячила первая металлическая вывеска, название отеля витиевато желтело на солнце. День тек к полудню.

– Заперто, – удивленно резюмировала Мэй, потянув за позолоченную ручку.

– Попробуй постучать, – но ни на звон висящего у двери колокольчика, ни на настойчивый стук в дверь никто не ответил.

– Эй! Есть кто дома? – закричал Ричард, размахивая руками. Не получив ответа, он облетел приземистое здание, заглянув в каждое из окон, – никого. Ни в одной из комнат. И будто бы и не было никогда, все чистенькое, нетленное, девственное.

– Этого следовало ожидать, – тихо сказала Юки, – хотя, может, нам просто не повезло. Пойдем.

Еще несколько отелей на этой же улице также молчали, и их витиеватые названия обманчиво сверкали на жарком летнем солнце. Мэй осталась в топе почти без рукавов, и некоторые люди города подозрительно оглядывались в ее сторону. Лица их выражали презрение, удивление и зависть. Девушка же улыбалась. На Хиро и Юки тоже смотрели, но лишь с каплей заинтересованности, как на что-то диковинное, но совершенно приличное. 

На второй улице отелей почти не было. Напротив дома с вывеской “Трактир”, зеленела небольшая гостиница. На звон колокольчиков дверь открыла заплаканная девушка, возрастом с Юки. 

– Простите, мы больше не принимаем постояльце-е-е-ев, – почти заревела она, интенсивно вытирая опухшие глаза платком, – хозяйка Леди Грейс, ой, с ней такое приключи-илось! Она больше н-не с на-ами, и н-не сможет вас принять! 

Юки застыла, не в силах унять дрожь на кончиках пальцев. Хиро неловко уставился в пол. 

– Боже, какой ужас! – сказала Мэй с такой интонацией, будто бы знала бедолагу Грейс лет так сорок, – это ужасная новость для всех нас. Я так хотела с ней познакомиться…

Девушка шмыгнула носом.

– Я верю, – продолжила Рейко, – Вы справитесь с этой потерей. Пусть сначала будет тяжело, но Леди Грейс хотела бы, чтобы ее отель жил долго и счастливо.

– В-вы правы, – девушка вновь вытерла глаза, – я-я в-все равно не готова вас принять, я…

– Вы и не обязаны, боже, не подумайте! Напомните, как вас зовут?

– Лика.

– Так вот, Леди Лика. Сейчас заприте отель и сходите на море, развейтесь, отдохните. Порадуйте себя ароматной выпечкой. И обязательно умойтесь. В вашем состоянии нужен отдых и спокойствие.

– Вы правы, я… Все время работала, и Леди Грейс тут… А потом, – сбивчиво зашептала она, – Спасибо. Там, выше по улице, есть еще один отель – Леди Мелисса всегда рада постояльцам. Спасибо вам большое, Леди, желаю всех благ.

– Вам тоже, Леди Лика. И пусть Нижний мир отогреет усопшую.

Девушка скрестила пальцы и кивнула. В покрасневших глазах читалось благоговение. Юки проводила глазами все еще вытирающую слезы Лику и поровнялась с Хиро, поспешно уходящим в указанном направлении.

– Она вроде бы и не делает ничего особенного, но это всегда работает, – зачем-то сказал он.

– Иногда, чтобы завоевать чье-то расположение, не нужно делать ничего особенного. Нужно просто быть человеком, – тихо сказала Юки и поспешила вперед, чтобы не продолжать диалог.

Гостиница казалась живой. Каждый изгиб её естества будто бы замер в движении, выжидая своего часа, чтобы ожить и зашевелиться, как затаившееся изящное насекомое. Классическая надпись была увенчана металлической, нетронутой ржавчиной, лозой. Надпись – Цветение – была окрашена в зелёный и золотисто-жёлтый. У входа висел серебряный колокольчик. Пусть в те века уже изобрели электричество, люди предпочитали использовать преобразованную магию звука. Мэй дернула за верёвочку. За тяжёлой узорчатой дверью послышались быстрые, торопливые шаги.

Им открыла хрупкая девушка с большими карими глазами и собранными в две тяжёлые косы волосами цвета крема-брюле. Длинная, вьющаяся чёлка была заколота очаровательной шпилькой с цветком жасмина. Кажется, тот был ручной работы – металлический, с тремя жёлтыми фианитами в центре. Костюм горничной был необычного для тех времён зелёного цвета.

– Добро пожаловать в отель «Цветение»! Я Рикки, главная горничная гостиницы!

Юки хорошо знала историю. В том числе она отлично знала, что даже в самых дешёвых гостиницах и отелях постояльцев встречает придверник  – в учебниках и старых фильмах всегда мужчина с тонкими завитыми усишками, ярковырвженным филенийским акцентом и с выцветшим классическим костюмом. Но ни в «Цветении», ни в предыдущем отеле их встречали горничные.

– Доброе утро, Леди Рикки, – улыбнулась Мэй, соблюдая всё те же правила этикета столетней давности. Обращение к девушкам исключительно по имени.

– Многие работники сейчас болеют, – пояснила девушка, тряхнув белокурой головой, – однако у нас есть множество свободных комнат. Проходите, Леди Мелисса вас примет.

Они вошли, осторожно осматриваясь. Буковый пол послушно скрипнул под ногами, перерастая в слегка пыльный бордовый ковёр. Стойка регистрации тоже оказалась деревянной, украшенная резными цветами и увенчанная магической лампой и старым кассовым аппаратом, она выглядела очень аутентично. Юки подумала, что существо, воссоздавшее этот город с поразительной точностью, постаралось на славу. И дело было не только в приятном аромате дерева, в расписных обоях на стенах и узоре на занавесках, но в каждом отзвуке, в чужой речи, в ощущениях, которые дарил воздух, струящийся меж прядей волос и напряженных пальцев. Лэндхелл был ожившей картинкой из учебника по истории. Это вдохновляло и пугало одновременно. Как очень качественная реконструкция.

Леди Мелисса оказалась грузной женщиной лет сорока с каштановыми волосами и уставшим взглядом серо-зелёных глаз. Взглянув на посетителей из-под накрашенных ресниц, она улыбнулась.

– Добро пожаловать! – в голосе заскользило воодушевление. Нетрудно было догадаться: они первые посетители этого отеля, первые за долгие сто лет, – я Мелисса, управляющая этого отеля. Вас интересуют одиночные комнаты или один совместный? Или, может, вы предпочитаете номер, совмещённый с настоящей плитой и холодильником? Между прочим, это новейшее изобретение, прорыв в гостиничном деле! И вам повезло: последнюю неделю несколько наших лучших номеров под самой крышей пустуют!

– Здравствуйте, рады слышать! – Мэй слегка опёрлась руками на стойку и приветливо закивала, – можем ли мы снять такой номер, скажем, на две недели? И будет ли возможность продлить это время?

– Разумеется, – Мелисса засуетилась, перекладывая бумаги, – Вы с вашим спутником предпочитаете двуспальную кровать? Нет? Ох, тогда вам, должно быть, понравится наш роскошный номер триста восемнадцать с шикарным балконом и видом на море!

– Берём? – Мэй обернулась на Хиро и Юки. Девушка усердно закивала и покосилась на спутника, лицо которого напоминало мордашку Ричарда, впервые укусившего лимон. Мэй это, кажется, вовсе не смутило. Она повернулась к Мелиссе, – сколько это будет стоить?

– Пять мой в сутки, – хозяйка сказала это с таким видом, будто бы подобная цена была удивительно огромной. Мэй же понимающе пожала плечами, · оплата вперёд.

Девушка начала внимательно изучать содержимое своего кошелька. Юки задумалась. Естественно, им неслыханно повезло, что за прошедшие сто лет, несмотря на смену власти, перевороты и даже разделение Викореннской империи на несколько стран, знаменитая на весь мир мо́я не только не вышла из оборота, но и не изменила свой внешний вид, всё ещё бликуя в солнечных лучах мудрым драконьим глазом. Но в тринадцатом веке никто не использовал бумажные деньги – их только начали производить в Айсавэре во второй его половине, когда Лэндхелл уже как сорок пять лет покрывался мхом и папоротником.

Семь медных, покрытых позолотой, монет достоинством десять мой осторожно упали на поднос у кассовой корзины. Мелисса осмотрела их и кивнула, вновь внося какие-то записи в многочисленные документы. Мэй медленно и по слогам сообщила имена и фамилии по порядку. Когда с формальностями было покончено, древесина застучала под их ногами. Крутая лестница вела на третий этаж. 

– Уборка раз в три дня, все удобства – теплая вода, магический огонь, санузел в помещении и электричество – включены. Кнопка вызова горничной не сломана, просто, в связи с обстоятельствами, на которые мы не в силах повлиять, надо ждать дольше, чем обычно.

– Ничего страшного, мы неприхотливые, – Мэй опять ответила за всех. Хиро уже не кривился, а увлеченно разглядывал стены. Через каждые три ступеньки глаза встречались с новой картиной.

Что-то в них было не так. Может, дело было в технике, а может, в паучьих пальцах знатных дам, часах с пятью стрелками и ромашковых полях посреди пустых старинных вагонов. На некоторых полотнах были изображены лестницы, ведущие в темноту, а где-то – лишь цветные пятна, схожие с фейерверками. Каждое произведение отдавало смутной тревогой, и если бы та не была постоянным спутником Юки, она бы уже задохнулась от неприятных и тянущих ощущений, сгущающихся вокруг с каждым шагом. На последней картине был чей-то портрет: длинные золотые серьги, русые волосы и тающее в темноте лицо. Юки поморщилась: в груди замерло и заболело сердце так, как никогда не болело. Лишь иногда, ещё в детстве, она ощущала странные покалывания, похожие на эту боль. 

Интересно, при каких обстоятельствах? Память не отвечала и шелестела пустотой голых колосьев.

Дверь, на удивление, оказалась с металлическим замком и посеребренной ручкой. Рикки нажала на неё плавно, не издав ни единого скрипа. Та поддалась. Перед глазами открылся весьма приятный вид – огромные стеклянные окна, полукругом тянущиеся от пола до потолка окружали такие же прозрачные двери, ведущие на открытый балкон, выгнутые перила которого, казалось, вот-вот сломаются под давлением лоз и петуний в квадратных горшках. Золоченые ручки смирно глядели вниз.

Вдоль стены теснилась миниатюрная кухонька – плита с двумя конфорками на магическом управлении, шкаф, вероятно, с утварью, рабочий стол и нечто вроде раковины. У противоположной стены располагался небольшой диван, угрюмо глядящий на приземистый столик, на ножках которого сияла позолота. У дивана теснилась высокая дверца, ещё одна находилась почти у самого угла.  Напротив пустого пространства располагалась третья. Между ними, ледником покоился ковёр с белоснежным ворсом. Помимо этого, в номере располагалось несколько горшков с живыми растениями, а на стенах также висели картины – многочисленные пейзажи и натюрморт с клубникой. 

– Располагайтесь. Выключатели справа от дверей, справа находится комната на одного человека, слева - для двоих. Обычно этот номер берут семьи, но все кровати одиночные, не переживайте. Если понадоблюсь, зовите, – Рикки кивнула на искристый колокольчик и растворилась в темноте коридора. Хиро закрыл дверь.

– Итак, – Мэй огляделась, – нам надо решить, кто где будет спать. С одной стороны, мы с Хиро не первый год вместе работаем, но с другой, может, может, тебе будет комфортнее жить с человеком своего пола? И что думает Юки?

– Мне без разницы, – пожала плечами Юки, хотя ей и не хотелось делить с кем-то жизненное пространство.

– Давай как обычно, – Хиро не смотрел ей в глаза, разглядывая фиолетовые петунии через прутья оконной рамы, – Кровать же не двуспальная. И что ты так запротестовала? Сколько раз мы делили постель?

– О боже мой, Мистер Аккацуми, – Мэй наигранно взмахнула воображаемым веером, – неужели вы хотели поспать со мной на соседних подушках?

– Не неси бред, – усмехнулся он, – просто это самый дорогой номер, вот и всё.

– За пять мой? - не выдержала Юки, – Мистер Аккацуми, вы имеете представление, сколько стоит ночь в Миоле?

Хиро было хотел что-то сказать, но Мэй осторожно сжала его худое запястье. Мужчина промолчал и повернулся к Юки спиной. Рейко пожала плечами и улыбнулась.

– Встречаемся на диване, как разложим вещи! 

И они исчезли за левой дверью. Юки же первым делом заглянула в ванную и полюбовалась на жёлтые старинные краны. На удивление, вода из них текла чистая, теплая, без привкуса железа и сероводорода. Раковина была уже керамическая, но до смешного массивная. Душевая кабина представляла собой фрагмент плитки, окружённый таким же плиточным бортом, старинную лейку душа и уродливое отверстие слива.

Махровые полотенца были приятного белоснежного цвета. Юки заметила, что ни в ванной, ни в этом причудливом гибриде кухни и гостиной практически не было красного цвета. Этот отвратительный цвет, цвет крови, цвет ненависти, агрессии и ритуальных узоров на котле, сто лет назад несправедливо окрестили символом могущества и роскоши, его носили все знатные особы, вышивали на платьях красными узорами, дарили друг другу гранатовые и рубиновые браслеты и цветами расцветал алый на губах дам. Но здесь его не было. По какой-то причине, возможно, даже мистической и паранормальной, возможно по той же, по которой картины на стенах вызывали тревогу и дрожь, а может, потому что существо, создавшее это место, ненавидело красный цвет так, как ненавидела его сама Юки.

В спальне не было ни красного, ни розового. Обои были нежного фисташкового оттенка, а идеально выглаженные простыни слепили своей белизной. Раскрытое окно выходило на запад, и город дышал в него солёным ветром, задыхаясь в своём же мареве. Кровать была широкой и длинной, будто бы на ней, кроме Юки, может поместиться худощавый ребёнок. Под потолком скромно висела люстра, обманчиво поблёскивая стеклянными цветами. Над окном покачивались стеклянные призмы – ловец солнца.

– О, я буду спать здесь! – звонкий голос Ричарда оторвал взгляд девушки от методично покачивающихся нитей, – и возьму эту подушку! Ведь тебе хватит одной? 

– Ой, да, конечно, забирай. Только не кроши сильно. Видел же, что случилось? Горничных мало.

– В целом, будто бы людей мало, – спирит по-хозяйски помял декоративную подушку лапами, как довольный кот, – я не уверен, но люди тут отличаются по магической энергии. Я не могу понять, что это за энергия, так как её глушит их призрачная природа, но она разная. Что-то вроде различия между главными героями видеоигры и неигровыми персонажами, массовкой, которой заполняют пространство.

– Понятно. Лэндхелл - видеоигра, - кивнула Юки и решительно раскрыла чемодан, – Ричи, ну зачем?..

Она вытащила из тесноты сумки тёмно-синий женский купальник и устало вздохнула. Кусочек ткани печально опустился на кровать. Она купила его якобы в подарок, когда была в Леоне. Несмотря на то, что город этот до смешного далёк от моря, по неясной причине Леона производит самые качественные купальники. А таких, как этот, Юки вообще больше нигде не видела. Он не опоясывал каждый изгиб её тела и был похож на костюм с очень коротким топом и шортами. Увидев его, Юки не удержалась, хотя понимала, что в её состоянии купаться опасно: могут узнать. Может, тело у неё, вопреки всеобщему мнению, женское, но лицо с Того события почти не изменилось, и даже волосы остались той же длины. Разве что глаза с возрастом потемнели. Или это кожа посветлела? Теперь не разберешь.

А теперь оказывается, что её единственный друг всё же закинул в чемодан синюю ткань. Будто бы решил поиздеваться. 

– Мы на море? На море! Вокруг не люди, а призраки! А значит…

– Не знаю, – Юки вытащила из чемодана несколько свободных футболок, – а мои напарники разве не люди? И оба очень хорошо знают, кто я такая. Демон, в Викоренне, кажется, нет ни единого человека, который не знает о моей судьбе. Хотя, если купаться утром? Может сработать.

– Вот видишь, какой я молодец? - улыбнулся спирит, помогая ей поместить вещи в большой буковый шкаф, обрамленный резным узором.

– Посмотрим, – она специально понизила голос, пародируя щетинистых кавалеров на свиданиях с девушками в летящих платьицах. Это было их любимое слово.

Когда с чемоданом было покончено, он отправился в угол комнатки, а Юки принялась за рюкзак. Когда и тот опустел, в сердце поселилась смутная, бесформенная тревога. Она пульсировала и усилялась с каждой секундой. Юки оглядела извлечённые вещи. Перевела взгляд на абсолютно пустой рюкзак. Сердце упало куда-то в пятки и головокружительно поднялось обратно, как на аттракционе свободного падения. По крайней мере, так ей в тот момент показалось. Она забыла снотворное в поезде.

А ведь Хиро предланал поверить. Демон бы околдовал этого Хиро и эти эмоции.

– Ричи, – голос предательски задрожал, – ты же не убирал мои таблетки со стола в поезде?

– Нет, – беспокойство передалось спириту по воздуху, – их нет? Я их не помню вообще, разве ты их…?

– Ну естественно, я их принимала! Вот же… Я же тогда не посмотрела под койку. Подумала и не посмотрела. Ну, привет, сонный паралич. 

– Едва ли в местных аптеках есть этот препарат?

– Ну, мы не знаем, насколько он будет реален. Но можно попробовать. Я знаю, какой именно компонент облегчает симптомы.

– Рискнём?

– Конечно, рискнём, - Юки решительно встала, – а сейчас пора идти.

Хиро уже сидел на диванчике, всё ещё сохраняя пугающе ровную осанку. Юки опустилась на край. В воздухе повисла немая, напряжённая тишина, в которой чётко слышалось его ровное дыхание. В окно дул ветер, и с улицы слышались мягкие переговоры горожан, шелестел ветер и пели птицы. За стенкой был слышен лишь шорох – Мэй продолжала разбирать вещи. И если бы не пульсирующее напряжение в каждом нервном окончании, Юки даже бы задремала, разглядывая пылинки, играющие в догонялки под солнечными лучами.

Мэй вышла уже переодетой, под мышкой у неё задорно торчал толстый ежедневник.Она раскрыла его на журнальном столике, и в потолок посмотрели пустые страницы.

– Итак, – начала она, – какие у нас цели?

– Первым делом следует осмотреть город. Не просто посмотреть, что находится где, не просто составить карту, но и приглядеться к людям, которые тут живут, насколько они вообще реальны? Разумеется, смотреть следует не только на людей. Сам город кажется несколько неправильным. Например, закрытые отели, или эти картины на стенах. Но самое важное. Вы заметили дату, которую вписала Леди Мелисса в договор?

– Там была дата? – воскликнула Мэй. Юки удивилась молча.

– Седьмое июля, – продолжил Хиро, – конечно, это могло быть лишь ошибкой, но не исключено, что они застряли во времени.

– То есть, следует спросить минимум у двух людей, – догадалась Юки, – И желательно, из разных локаций. И можно посмотреть даты в газетах.

– Действительно, – кивнула Мэй,  – ты смышлённый парень. Хиро, что насчет магических проб?

– Я предлагаю поставить по границам города.

– Получается, три точки у гор и точка у моря? А точки в центре города?

– Это будет трудно. Там достаточно людно.

– Ну ладно, – Юки подумала, что точка в центре города была необходима, чтобы чётко понять уровень магических частиц в воздухе в самом Лэндхелле, а не только по его краям. Но у неё здесь нет власти, – в итоге, план на сегодня – прогулка по городу, опрос жителей и магические пробы?

Мэй кивнула, молча записывая что-то в дневник. Юки заглянула ей через плечо и увидела наброски картин, так удививших её – шариковой ручкой с очень красивой штриховкой. От этих репродукций тревожность, напротив, лениво отступала. Рядом – стрелочки и подписи, почерк был косой, но все же красивый.

– Предлагаю начать с магических проб, – Хиро поднялся с дивана, – я возьму оборудование и можно будет выходить.

– Отличненько, – Мэй захлопнула дневник.

Первую пробу решили ставить на северной границе. По краям был частный сектор – приземистые домишки с квадратными оконцами, прямоугольники уличных уборных и сараев, ухоженные сады с розовыми головками флоксов и юкки со зреющими плодами, остро тянущие листву к небу. В одном из домов даже паслись гуси – белые и злобные, скрипуче переговариваясь друг с другом, они щипали коротко стриженный газон. Именно за этим домом они и остановились – вокруг было ещё несколько построек, но они оказались нежилыми – чьи-то старые сараи. Проходя сквозь заросли иглицы, Юки слегка разорвала штаны о её острые листья. Хиро выбрал плоскую площадку, заросшую плющом и спустил с плеча холщовую сумку. Там что-то звякнуло.

– Ты впервые видишь, как берут магические пробы? – обратилась Мэй к Юки, доставая из сумки странный прибор.

–  Да, до этого как-то не приходилось, – она села на корточки.

Мэй и Хиро установили на землю нечто, напоминающее табуретку – только с очень тонкими, похожими на проволоки для бисероплетения, ножками. Когда они впились в землю, Мэй вытащила из плоской части ещё больше проволок, а Хиро подключил к её центру прибор. Он нажал зелёную кнопку, и под одобрительный писк машины, настроил её. Меж проволок тонкой сетью фиолетовых лазеров засияла магическая энергия. Прибор взвизгнул ещё раз и исчез, будто бы его не было никогда. И лишь голая земля без привычного плюща выдавало местонахождение прибора. Но вскоре место накрыл цепкий побег. Мэй вытащила из браслета на руке несколько толстых ниточек и повязала на ветви плюща вокруг того места, где был установлен прибор - чтобы не потерять.

– Завтра надо будет забрать, - Хиро размял спину, – Юки, ты понял принцип?

– Да, всё понятно, – она усердно закивала. Магия между проволок, очевидно, и распознавала уровень и состав энергии в воздухе, передавала сигнал в прибор, он превращал его в числовые значения. Прибор же, вероятно, отвечал также за невидимость и иллюзию плюща под ним – всё во имя безопасности эксперимента, – так много разных типов магических частиц в одном устройстве! И распознание, и невидимость, и иллюзии! Настоящее чудо техномагии.

– Сейчас мы  наконец-то научились использовать силу гуманно, применяя магиохимию и свободную энергию, а не людей, как это было в прошлом. Поэтому силы, которые мы способны использовать, более разнообразны.

– На самом деле, был проект, который предлагал использовать ещё и магию сознания, – Мэй подняла сумку с остальными детекторами и отправила маленький пульт в карман. Теперь она была одета в широкие спортивные штаны и свободную футболку, – ну, чтобы люди подсознательно обходили место, где стоит детектор. 

– Да, я что-то такое слышал, но считается, что моделировать магию сознания негуманно.

– Как по мне, использовать естественную магию сознания тоже негуманно, – заметил Хиро, слегка поморщившись.

– Инквизиторы тринадцатого века с тобой согласны, – вздохнула Юки и поспешила за Мэй, – Можно заодно посмотреть город и двинуться на восток.

– Действительно! - воодушевилась та, – а закончим на западе и, через центр, домой!

“Тогда и зайдём за лекарством!” - воодушевлённо воскликнул Ричард, до этого молча изучавший обстановку. Юки кивнула и слегка улыбнулась.

Город был похож на мираж. Такие появляются в жару над горизонтом, когда воздух над водой лежит слоями, когда ветер дует с моря и к морю. В те минуты в небе вырастают воздушные замки. Они полупрозрачны, легки и подвижны. Они – лишь умелая иллюзия, мягко обволакивающая сознание, стоящая в глазах чарующим буйством красок. И рыночная площадь, и мягкая пыль, струящаяся по мостовой, и вода в канале под мостом с ажурными перилами, и люди в брюках и юбках, в рубашках и блузках, сидящие на верандах кофеен с вазочками на столах, курящие длинные сигареты и облизывающие мороженое в вафельных конусах – они пусть и не были полупрозрачными, но таковыми казались. Они ходили, не продавливая землю, не оставляли следов на песчаном пляже, но сами этого не замечали. Первое свойство призраков. Первый курс гостологии, и у общего образования, и у высшего. Даже если ты чувствуешь его прикосновение, даже если он вдавливает тебя в землю, даже если он сжимает трубочку коктейля руками. Он никогда, ни за что не давит на землю. Он магия, а магия невесома, если сама не захочет оказывать давление. Второе свойство призрака - он к чему-то привязан. К месту, к человеку, иногда даже к самому себе, а иногда – к дате. Призраки Лэндхелла, все до единого, жили седьмого июля. И пусть смартфон Юки показывал абсолютно другую дату, и пусть солнце уже шло к закату сильно раньше, чем неделю назад, стало очевидно: сегодня седьмое число самого жаркого месяца года. В мареве таяли лица. Сегодняшняя газета – седьмое июля. Вчерашняя – седьмое июля, даже если им кажется, что вчера было шестое. Город жил одной датой, и не было ни прошлого, ни будущего.

Но любая привязанность имеет обоснование. 

– Видимо, дело в том, что город исчез седьмого числа, – вслух подумал Хиро. Они уже шли вверх из центральной части города, целой аллеи  различных фонтанов. Юки по дороге к отелю успела заскочить в аптеку и попросить препарат. Пусть он был с другим названием, но точь в точь повторял состав её снотворного, от скуки однажды выученный наизусть.

– Получается, что так, – Мэй присвистнула, – но похоже, в остальном они люди. Никаких изменений психики, зацикленности на тех же мыслях и – ничего.

– Надо ещё проверить, привязаны ли они к месту. И точно ли это один призрак, – заметила Юки, – Ричи, ты сможешь проверить? Ну, то, что они одного вида.

– А он и так может? – удивилась Мэй.

– Обижаете! – Рич сделал в воздухе сальто, – это необходимыйиминимум, моя леди!

– Я бы хотела увидеть максимум…

– Может быть, однажды? – усмехнулся спирит, – призраки могут узнавать друг друга. Все, не только спириты. Разница лишь только в том, что последние умеют думать.

– Только не зазнавайся, – засмеялась Юки и погладила друга по лапе. Когда магия хочет быть осязаемой, она мягка и почти пушиста.

В отеле Мэй остановилась, чтобы поговорить с Рикки, и Юки с Хиро вновь поднялись по лестнице в неловкой тишине. Каждая картина так же отдавала лёгкой тревогой, последняя – уколом в сердце. Лицо юноши всё ещё тонуло в бархатной темноте и казалось, что он шагает в эту темноту с боевой, почти отчаянной, готовностью. Хиро тоже скривился, увидев её, хотел было что-то сказать, но отвернулся. Юки лишь неловко спросила, кто первым отправится в душ. Хиро ступил ей место, и уже через полчаса Юки лежала с книгой о магических аномалиях на диване. Страницы звонко хрустели под пальцами, от букв пахло чернилами и краской, но книга оставалась неподвижна. Юки не читала. Глаза её медленно следили за Мэй и Хиро, которые о чём-то говорили на балконе. Петунии облизывали их руки своими яркими цветами. Толстое стекло не  пропускало звук, но, судя по их лицам, они не обсуждали ничего серьёзного. Но и не ругались. Просто болтали.

Сердце Юки сжалось. О чём они общались? Над какими шутками так хохотали? Что за жизнь зависла в воздухе, там, между ними, в этих мягких сумерках воздушного замка?  Но они улыбались без неё, и их разделяли, подобно стеклу, все те правила, которые Аделл придумала для себя, которые должны обезопасить, но иногда ранят. И можно было быразбить окно, ворваться вразговор, в их жизни, принять, полюбить, как она умеет. Когда-то умела. Но такого будущего нет. И жизнь оставалась снаружи, их жизнь была там, в петуниях, звездах и ночном городе. А жизнь Юки – в книге. В Ричарде, спящем на её спине. Не там. Не там. 

Когда Мэй обняла Хиро, почти на него запрыгнув, громко расхохотавшись, когда Хиро обхватил ее тонкими руками и похлопал по волосам, Юки ушла в свою комнату, прикусив губу. Ричард переместился на подготовленную подушку. Она приняла купленные таблетки и нырнула в объятия кровати, скрестив пальцы в молитве Богу – лишь бы подействовало. Лишь бы без кошмаров. Засыпая, она думала лишь о том, что всё же, Мэй и Хиро удивительным образом ладят, несмотря на своё почти комедийное различие. И что она бы хотела такого друга. Не как кто-то из них, а как кто-то, до смешного на нее не похожий, но родной, роднее всех. Солнце уже давно село за горы. Фонари не делали небо грязно-желтым, светили внизу, мягко, ненавязчиво, незнакомо. В раскрытом окне начинался звездопад.