Зрачки Азирафеля принимают форму звезд. Так действует наркотик, созданный ангелами для ангелов тысячи лет назад. Созданный для того, чтобы сделать их беспристрастными и верными исполнителями воли Господней, точными инструментами в Ее руках. «Мертвыми внутри», – презрительно и зло говорил Кроули незадолго до своего падения. Азирафель молчал, боясь согласиться. Молчал – но попробовать то, что, по надменным словам прочих, сделает его совершенным орудием Божьего промысла, не обремененным вредящими делу неподобающими эмоциями – отказывался, как бы настойчиво ни предлагали.
Пока не появился Метатрон со злосчастным кофе. Кроули проклинает себя за то, что позволил ангелу пойти с ним; проклинает себя за то, что не распознал вовремя небесную дрянь за кофейным ароматом, не помешал Азирафелю сделать роковой глоток. Только вот проклинать себя бесполезно, когда ты уже проклят.
Азирафелю понравилось – им всем эта дрянь нравится, а как же. Такой светлый разум. Такая легкая голова. Никаких душевных метаний, никаких внутренних противоречий. Тишь, гладь да Божья, чтоб ее, благодать.
Кроули понятия не имеет, на что рассчитывает, когда с боем прорывается на Небеса. Когда развоплощает младших ангелов одного за другим – старается только делать это быстро и безболезненно, эти-то ни в чем не виноваты… Когда получает рану за раной освященным оружием – плоть под ним горит, точно под каленым железом. Когда уверен, что его уничтожат прежде, чем он сумеет добраться до кабинета верховного архангела – и все-таки добирается туда живым.
Он замирает на миг перед белоснежной дверью (какое расточительное распоряжение ускользающим временем – даже немного смешно…) – и правда: на что он рассчитывает? Чего хочет? Ведь эта отчаянная сумасбродная выходка ничего не изменит – ангел уже сделал свой выбор.
Ответ приходит тут же: он должен убедиться, что Азирафель в порядке. Даже если Кроули за это уничтожат – он должен убедиться. Сейчас он войдет в кабинет верховного архангела, увидит того за столом, заваленным бумагами, в этих его совершенно не вяжущихся с пафосной обстановкой смешных очках, как всегда увлеченного и восторженного, горящего верой изменить Небеса… И унесет это умиротворяющее зрелище с собой в небытие. В конце концов, вряд ли он теперь нужен Азирафелю.
Но дурное предчувствие говорит, что зрелище будет иным – то самое предчувствие, что упрямо вело демона в Рай через кровь и смерть.
Азирафель другой. Холодный, жесткий и прямой. Спокойный настолько, что хочется его встряхнуть. На бледном лице – ни следа эмоций. Азирафель не рад Кроули. Азирафель не зол на Кроули. Азирафелю плевать, есть здесь Кроули или нет. Плевать, есть ли Кроули вообще. Зрачки верховного архангела имеют форму звезд – так и раньше случалось с теми, кто злоупотреблял. Острые, точно осколки стекла, кусочки катастрофического, уничтожающего паззла складываются воедино, попутно вспарывая зазубренными краями то, что осталось от сердца Кроули. Вот и всё: слишком поздно.
Одно хорошо: ангелы под этой дурью легко управляемы – для того она и изобреталась.
– Ты пойдешь со мной.
Слова падают на холодный белый пол ударами молота, отдаются тяжелым низким эхом в высоких сводах, заставляют подернуться рябью даже жгучий небесный свет, от которого так больно змеиным глазам. Кроули хорошо знает, сколько воли в них нужно вложить, чтобы его послушались – и клянется себе, что делает это первый и единственный раз. После, если придется, он будет на коленях умолять Азирафеля о прощении – но сейчас надо увести его отсюда; любой ценой.
Путь до лифта запоминается урывками. Темные очки теряются в горячке боя, и безжалостно-белый свет вгрызается в глаза уже по-настоящему. Кроули то и дело пропускает удары освященным оружием, не подпуская ангелов к Азирафелю. Черный ихор шипит на сияющих клинках, в нос бьет тошнотворный запах горелого мяса. Под веки будто раскаленных угольев насыпали, но Кроули не может позволить себе зажмурить кровоточащие глаза. За кровью и болью он видит совсем паршиво, силуэты ангелов превращаются в мутные пятна – к счастью, этого хватает, чтобы наносить удары; к счастью, силуэт Азирафеля среди них демон легко узнаёт по одной лишь манере двигаться. К счастью, довольно вспомнить боль от жестко, почти зло брошенного «я прощаю тебя», чтобы с легкостью стерпеть эту.
С трудом держась на ногах от потери крови, Кроули втаскивает ничего не понимающего Азирафеля в книжный – слышит сквозь звон в ушах, как тот задумчиво говорит: «Знакомое место…» – запирает двери и щедро развешивает вокруг здания демонические чудеса, чтоб ни один ангел не сунулся. Шатаясь от слабости, разворачивается к Азирафелю. Встречается чуть прояснившимся взглядом с ледяными звездными глазами.
– Ангел…
– Что?
Это звучит обыденно, слегка удивленно, без следа присущей Азирафелю сложной интонационной гаммы. И Кроули не выдерживает.
Он трясет Азирафеля за плечи, захлебываясь злыми рыданиями. В обожженных глазах снова плывет – то ли от слёз, то ли потому, что ресурсы физической оболочки давно уже на пределе.
– Ангел, вернись ко мне! Не смей, не смей меня оставлять!
Крик почти переходит на вой, такой, что кажется, голосовые связки вот-вот порвутся – а Азирафель лишь морщится от слишком громкого звука и смотрит на Кроули с разбивающим сердце ледяным равнодушием своими зрачками-звездочками, искреннее недоумевая, куда его просят вернуться, если он никуда не уходил.
– Нет, нет, нет, нет, нет!
Кроули вжимается лицом в колени Азирафеля, пачкая кровью белоснежный костюм, захлебывается безысходной болью, кляня всё, что Наверху, и всё, что Внизу, и Её, и Сатану, и прокля́того Метатрона, и – горше всего – самого себя.
А потом слёзы иссякают.
Кроули поднимает взгляд на Азирафеля и твердо обещает:
– Я верну тебя.
– Куда вы меня вернете? – без особого интереса осведомляется Азирафель.
Падать с Небес, пожалуй, было не так уж и больно. Но Кроули приказывает себе забыть о боли.
Он запирает Азирафеля в книжном – слава кому угодно, тот не сопротивляется. Почти все силы уходят на демонические чудеса, призванные не впустить в магазин ангелов, по приказу Метатрона рвущихся отвоевать якобы удерживаемого в плену верховного архангела. Иногда приходится отбиваться от них на улице, но эти стычки почти не занимают мыслей демона. Кроули ищет средство нейтрализовать отравившую сущность Азирафеля дрянь – ищет средство вернуть своего ангела. И ежедневно разбивается на тысячи осколков от прохладно-недоумевающего равнодушия Азирафеля, не умея избавиться от надежды, что когда он в очередной раз вернется в магазин – ангел каким-то чудом станет прежним. «Ненавидь меня! – думает в отчаянии Кроули. – Унижай меня, бей меня – только, умоляю, вспомни меня!» Но кричать на Азирафеля больше себе не позволяет.
В неверном дрожащем свете гаснущей надежды демон с исступленной скрупулезностью перебирает самые непостижимые сочетания химических изысканий и прихотей природы, самые извращенные переплетения эфирного и оккультного. А похоронив ее последние и́скры – продолжает в темноте.
Средство находится.
Кроули смотрит Азирафелю в глаза и держит его руки в своих, пока зрачки ангела медленно возвращаются к обычной форме. Мелькает дурацкая мысль, что вряд ли Кроули в ближайшее время сможет спокойно смотреть на звёзды. Дурацкая мысль оказывается пророческой.
Потому что когда Азирафель впервые за многие месяцы смотрит на демона с узнаванием и обращается к нему «дорогой мой», а не «кто вы, чего вы хотите?», Кроули осознаёт, что в его душе́ не осталось уже ничего, кроме пустоты – пульсирующей болью пустоты, выжженной звездным ангельским взглядом, и тлеющего уголька любви в ней. Что-то в нем перегорело, порвалось, умерло безвозвратно, точно Кроули вынес больше, чем было в его силах.
А ангел оживает. На его щеках вновь появляется румянец, взгляд становится, как прежде, теплым и озорным. Кроули кажется, что вся жизнь теперь только в нем, в Азирафеле – что в нем самом жизни уже не осталось.
Ангел наслаждается книгами и музыкой, едой и вином – говорит, что теперь будто бы ощущает все удовольствия еще ярче, чем прежде. Кроули же больше ничего не нужно – пустоте ничего не нужно. Только смотреть на Азирафеля, слушать Азирафеля, прикасаться к Азирафелю. Кажется, если этого не делать, тот снова исчезнет – уйдет к тем, с кем ему будет лучше, или вовсе растворится в воздухе, или, страшней всего, опять станет мертвым внутри… К счастью, ангел его не гонит.
Вскоре после этого, стоя в дверях книжного, куда прочим ангелам теперь стараниями Кроули вход заказан, верховный архангел с иронической торжественностью покидает свой пост. Кроули стои́т между ним и Михаил, в любой момент готовый сломать ей шею.
Небеса оставляют их в покое – Небесам не нужен скандал: они слишком дорожат своей фальшивой лицемерной репутацией.
– Ты снова спас меня, дорогой, – со смущенной улыбкой говорит Азирафель.
– Как всегда, ангел, – небрежно отвечает Кроули, салютуя бокалом.
Вино кажется безвкусным за исключением тех случаев, когда выпадает счастье пить его с губ Азирафеля. Фокусировать взгляд на ком-то или чем-то кроме ангела тоже выходит из рук вон плохо. Кажется, будто весь мир вокруг – плоская декорация, окрашенная в пресловутые оттенки серого, и лишь один ангел в нем наделен цветом, светом и жизнью. Чужие слова – прозвучавшие ли в отдалении или обращенные напрямую к Кроули – слышатся бессвязным неясным гулом. Только голос Азирафеля звучит отчетливо и ясно, будто бы на отдельной частоте – Кроули ловит каждый тихий вздох, каждую крошечную перемену в интонации, с легкостью разбирает даже то, что ангел бормочет во сне (иногда слышит свое имя, и тогда пустота внутри него на миг оживает, согреваясь).
Кроули надеется, что Азирафель не заметит – изображает удовольствие, опрокидывая в себя очередной бокал безвкусного коллекционного вина; делает вид, будто намеренно игнорирует людей, которых на деле не способен больше ни видеть, ни слышать; притворяется, что ему всё так же нравятся Queen и Velvet Underground.
– Я же демон, – пожимает плечами Кроули в ответ на замечания Азирафеля, когда в очередной раз врезается в случайного прохожего или не отвечает на приветствие. Пусть лучше считает его плюющим на правила приличия мудаком – как и привык.
Азирафель же слишком счастлив, чтобы начать подозревать неладное. Азирафель наслаждается жизнью, радость которой на многие месяцы отобрал у него наркотик, и всецело поглощен этими наслаждениями. Вот и хорошо – Азирафелю по определению полагается быть счастливым. А Кроули… что ж, если бы ему предложили выбор: весь мир или Азирафель – он без раздумий выбрал бы Азирафеля. И шесть тысяч лет назад – и миллионы лет спустя. Всегда.