Весенние послегрозовые рассветы, вспыхивающие на небе в час, когда колокол уже давно пробудил обитателей Облачных Глубин, одно из самых прекрасных зрелищ на свете. Ради них Вэй Ин поднимается раньше обычного, тянется в пустой постели, окончательно сбивая под собой простынь, и садится на кровати, свешивая босые ноги вниз. Их тут же облизывает прохладой невесомый сквозняк, который всегда возникает из-за того, что Лань Чжань не до конца закрывает дверь в надежде, что холод разбудит Вэй Ина, потому что он сам не в состоянии. Никогда это ничем хорошим не заканчивалось, только приходилось заново приводить себя в порядок, а Вэй Ин бесстыже раскидывался на кровати и довольно улыбался, наблюдая за тем, как Лань Чжань оправляет одежды и заново прибирает волосы, опаздывая везде, где только можно.
Вэй Ин наспех приглаживает пальцами растрепанные после сна волосы, не заботясь о том, чтобы убрать их в хвост, и, накинув верхнее темное ханьфу, выглядывает наружу. В Облачных Глубинах привычно тихо, некоторые адепты неторопливо идут по дорожкам, возвращаясь с утренней трапезы и Вэй Ин удовлетворенно хмыкает, заприметив Лань Чжаня беседующего с Лань Цижэнем. Полюбоваться вместе рассветом, который уже начал постепенно озарять небосвод, хотелось даже сильнее, чем поесть чего-нибудь острого после недели, безвылазно проведенной в Гусу на постном пайке.
— Лань-эр-геге!
Звонкий выкрик разносится по тонущему в спокойствие пространству, привлекая внимание к растрепанному мужчине в черном ханьфу на голое тело, рукава которого венчают вышитые красной нитью всполохи пламени, и Вэй Ин радостно улыбается, срываясь с места, чтобы вихрем — абсолютно бесстыдным и несдержанным — подлететь к Лань Чжаню, который нисколько не меняется в лице. Вэй Ин всегда пылает ослепительно, он похож на огонь, который охватывает сухую древесину, сжирая её в мгновение ока, чтобы кинуться дальше, не в силах остановиться. И эта порочная яркость маячит перед глазами Лань Циженя каждый день, выжигая всё терпение старого учителя своей непокорностью. Но одного взгляда на Лань Ванцзи, который смотрит на Вэй Ина с нежностью и обожанием, хватает, чтобы сейчас молчаливо наблюдать за спешным поклоном, а после и за тем, как сплетаются пальцы его племянника с пальцами Вэй Усяня.
— Позволите мне забрать Лань Чжаня, учитель Лань?
Лань Цижэнь усилием удерживается от раздраженного вздоха. Не первый раз Вэй Усянь прерывает важные разговоры, выдергивает Лань Чжаня из них с легкой непосредственностью, а потом впивается взглядом в собеседника и притворяется, что ему есть дело до каких-то разрешений. Эта сущность Вэй Ина, которую старший адепт разглядел ещё во время его обучения, поистине была хуже всего. Он наглый и показательно вежливый, и если раньше на дне серых глаз плескалось упрямство и нежелание подчиняться, то теперь в них, прикрытая детской игривостью, таилась властность Старейшины Илин.
— Мы закончили, Ванцзи. Идите.
Лань Цижэнь позволительно взмахивает рукой, занимая свою роль в диалоге неохотно, но противостоять озорному и активному с самого утра Вэй Усяню было себе дороже. Жест выходит немного небрежным и резким, а тяжелый взгляд, которым он одаривает Вэй Ина, испугал бы кого угодно, но стоящий напротив юноша только широко улыбается.
— Благодарю, дядя.
Лань Чжань выпутывает руку из хватки Вэй Ина, чтобы совершить поклон и, выпрямившись, наблюдает за удаляющейся спиной.
Вэй Ин навязчиво тянет рукав белого одеяния пальцами, обращая на себя внимание янтарных глаз. Взгляд Лань Чжаня теплеет в мгновение и Вэй Ин улыбается, ластится к ладоням, когда тонкие пальцы заправляют за аккуратные уши волосы, что вновь растрепались от бега и легкого ветра, гуляющего по Облачным Глубинам с ночи.
— Растрепанный.
Заспанный. Теплый. Любимый. Лань Чжань смотрит в искрящиеся радостью глаза, вслушивается в звонкий смех и чувствует тепло, сладостью разливающееся за ребрами, оплетая их.
— Пошли, Лань Чжань. Надо торопиться.
Вэй Ин требовательно тянет мужчину за собой и Лань Чжань послушно следует за ним. Не спрашивает о том, куда они, потому что это не важно. Не имеет никакого значения в каком месте они окажутся, если Вэй Ин рядом, если он смеётся и радуется, всё в порядке.
— Так быстрее, — бросает Вэй Ин, останавливаясь у восточной стены. Он нехотя отпускает теплую ладонь и взмахивает на неё одним прыжком. Лань Чжань взмывает следом, на ходу вновь берет Вэй Ина за руку, и они вместе спрыгивают вниз. Грубая ткань верхних одеяний издает короткий сухой шелест, сопротивляясь потоку воздуха, а напитавшаяся влагой земля неприятно пружинит под ногами.
— Куда дальше? — спрашивает Лань Чжань, вдыхая свежий весенний воздух, что смешался с ещё легким ароматом зацветшей вишни.
Вэй Ин ему только улыбается, подается вперед и, оттолкнувшись, переходит на бег. Они легко скользят сквозь горный лес, перепрыгивая через встречающиеся препятствия в виде поваленных деревьев, и по телу быстро разливается дикий жар, который заливает щеки розовым, равняя их с расцветшими небесами, что мелькают сквозь ветки деревьев.
И это так невероятно хорошо, что Вэй Ин ускоряется, отпуская Лань Чжаня, и наконец вырывается из леса на каменистый утес, венчающийся крутым обрывом. Он останавливается посреди него, далеко от края, и завороженно смотрит в небо, которое уже подернулось розовым золотом с персиковыми прожилками дымчатых облаков. Горизонт плавится о раскаленный золотистый диск солнца, как внутри всё плавится от переполняющей золотое ядро силы. Она вырывается из Вэй Ина багряными всполохами, окутывая тело невесомой дымкой, струится мощным бурным потоком по меридианам, больше не разрушая, не причиняя вреда.
— Здесь красиво, — тихо произносит Лань Чжань, подходя сзади, приобнимая за плечи и чувствуя, как покалывает ладони от этой новой, неведомой более никому энергии. — И ты красивый. Как это небо.
Вэй Ин на прикосновение реагирует коротким выдохом, а после смотрит на свои руки. Рассматривает зыбкий алый туман, клубящий вокруг пальцев, и прикрывает глаза, концентрируясь, пряча вырвавшуюся силу назад. Внутри него яростным потоком бурлит темная ци, сцепившаяся в бесконечном танце со светлой, спаявшаяся с ней в золотом ядре и теперь вырывающаяся наружу, когда он ослаблял контроль, и это было… прекрасно. Исключительно. Уникально. Потому что до Вэй Ина никто такого не делал. Не пробовал срастить темную и светлую ци внутри себя, изучив запретные труды исследователей темного пути, что хранятся в библиотеке Гусу века. Не пробовал, потому что это было опасно. Это могло выжечь изнутри, уничтожая даже душу. И если бы Лань Чжань знал, чем занимается Вэй Ин, когда ходит в лес «медитировать» один, то привязал бы его к кровати на всю оставшуюся жизнь.
— Прости. Я ещё не привык к такой силе.
— Не привыкай, — выдыхает Лань Чжань. — И больше не делай так.
Сильные руки смыкаются кольцом на талии, притягивая ближе, прижимая спиной к твердой груди. Лань Чжань утыкается носом в макушку, вдыхает теплый родной запах со слабыми нотками цветочного масла, которое Вэй Ин втирает в волосы, и прикрывает глаза:
— Я не смогу потерять тебя ещё раз.
От горячего шепота вдоль позвоночника бегут мурашки и Вэй Ин успокаивающе накрывает руки Лань Чжаня у себя на талии. Оглаживает сцепленные замком пальцы и недовольно прикрывает глаза:
— Твой дядя рассказал тебе, что это всё очень опасно, да?
— Да.
— Это не совсем так. Те исследователи никогда не пользовались темной ци так, как пользовался я. Они не знали… многих аспектов. Со мной бы ничего не случилось.
Лань Чжань с непонятным и слишком сложным для трактования вздохом расцепляет объятия, чтобы ослабить пояс и проникнуть под ткань, касаясь едва прохладной ладонью к раскаленной после бега коже, прижимая ещё ближе, вдавливая в себя. От этого контраста Вэй Ин вздрагивает, с его губ срывается судорожный выдох, а после капризный, полный мольбы вскрик.
— Холодно! Лань Чжань!
Прохладные пальцы пробегаются вдоль груди, пока свободная рука обхватывает за бедро, чтобы можно было плотнее вжаться в упругие ягодицы, и финально сжимают моментально затвердевшую от прохлады бусину соска, выбивая протяжную дрожь, которую Лань Чжань ощущает всем телом.
— Вэй Ин, — шепчет он, наклоняясь к уху, — хочу тебя здесь.
Тонкие пальцы уже скользят вверх, прижигают холодом свой путь и обхватывают за шею, немного сжимая, тяня назад, вынуждая откинуть голову на плечо. Практически опереться на него, потому что ноги Вэй Ина становятся немного ватными, когда ладонь слабо сжимает снизу через ткань. Лань Чжань гладит его, ласкает, распаляя. Пуская вожделение рассыпаться жаром по коже, сравнимой с белыми цветками вишни.
— Хочу таким.
Вэй Ин жмурится до звездочек перед глазами и облизывает губы. Сдаётся быстро и просто, потому что от такого Лань Чжаня, настойчивого, трогающего медленно, дразняще, сносит быстро. Лань Чжань отпускает его на мгновение и, собрав рассыпавшиеся по спине волосы, перекидывает их вперед, чтобы после аккуратно приспустить с одного плеча одеяние, обнажая для тягучих влажных поцелуев в изгиб шеи, укусов и горячего языка, приходящегося следом. От них прошибает жаром, от руки ласкающей грудь подкашиваются ноги.
И Вэй Ин разворачивается со стоном, вжигается томным глубоким поцелуем в губы, толкается языком, жмется близко, стягивает белый пояс, развязывает завязки на штанах. Лань Чжань стонет ему в рот едва слышно, почти выдохом, а Вэй Ин отстраняется, ведет ладонью по всей длине члена ещё раз, размазывая смазку, а потом путается пальцами свободной руки в шелке волос, чтобы оттянуть назад, заставить обнажить шею. Лань Чжань всегда тихий, Вэй Ин только слышит, как сильно сбивается его дыхание, когда он целует долго, много, томно, двигая рукой медленно, в такт поцелуям, проводит языком вдоль дергающегося кадыка и прихватывает тонкую молочную кожу губами, всасывая до боли, оставляя засос так, чтобы невозможно было скрыть и довольно улыбается.
— Мой.
Шепотом в приоткрытые манящие губы. Солнечный диск за его спиной практически окончательно поднимается над зыбкой иллюзорной линией горизонта, заливая всё вокруг теплым светом, выплавляющим янтарь глаз Лань Чжаня в золото. И Вэй Ин повторяет:
— Мой.
Тянет за руку, целует пальцы и погружает их в рот, не отрывая пристального взгляда от любимого лица и глаз, которые смотрят так… так желающе. Горячий язык проходится по фалангам, лаская и посасывая, напоминая, как может быть хорошо, когда кольцо губ обхватывает крепко, когда Вэй Ин насаживается до упора, позволяя трахать себя.
— Твой, — выдыхает Лань Чжань.
Во рту давно уже пересохло, он облизывает губы, сглатывает вязкую слюну и отнимает руку, чтобы сгрести в крепкие объятия, а потом грубо сжать ягодицы. Вэй Ин чувствует, как колечка мышц касаются влажные пальцы, массируя, расслабляя, проникая внутрь по одному. Лань Чжань двигает пальцами медленно, растягивает и проталкивается глубже, задевая то место, заставляя прижаться ближе, прогнувшись в пояснице сильнее, и застонать звонко.
— Лань… Чжань…
Вэй Ин шепчет его имя, утыкаясь в обнаженную грудь беспомощно, сжимая в пальцах грубую ткань верхней одежды, что так и осталась на широких плечах, почти виснет на нем и Лань Чжань повторяет движение, выбивая дрожь и вскрик из горячего тела.
— Я не выдержу, Лань Чжань… быстрее.
Лань Чжань вновь прижимает Вэй Ина спиной к груди и мягко целует в обнаженное плечо прежде, чем толкнуться внутрь. Вэй Ин резко выдыхает, сжимаясь, цепляясь за руку, обхватившую его за грудь. Иначе бы упал.
— Откинься на меня, — горячий шепот обдает ухо, а рука перемещается на горло, надавливая, заставляя откинуться на плечо, выгибаясь сильнее.
И от того, как пальцы сжимаются вокруг горла, Вэй Ин весь заходится дрожью, а член вздрагивает. Тело словно прошибает током, а огонь проносится вдоль позвоночника, и он сладко стонет, обхватывая себя и подстраиваясь под размеренный темп.
— Сильнее…
Вэй Ин нетерпеливый. Жадный. Подмахивает бедрами насколько может пошевелиться в таком положении и удержать равновесие. Сыпется искрами, охваченный слабыми всполохами багрового тумана, горячий и красивый до невозможности. Громкий и податливый, звонкий. Такой, каким может быть только Вэй Ин. Лань Чжань сжимает пальцы на шее сильнее, оставляя следы, почти лишая воздуха на мгновение и вбивается резче в узкие бедра. Вэй Ин напрягается, сжимается весь, содрогаясь, и заходится хриплым криком, кончая себе в ладонь. Чувствуя, как позади вздрагивает Лань Чжань, замирая, изливаясь внутрь горячим семенем.
Перед расфокусированным взглядом полуприкрытых серых глаз пульсом бьется новый день. А Лань Чжань гладит его по плечам, тяжело дышит и шепчет на ухо о том, какой он красивый. Невероятный. Восхитительный. И только его. И Вэй Ин улыбается открыто и нежно, вновь цепляясь за плечи, когда оборачивается. Невесомость обхватывает истомой ранее напряженное до предела тело, и Вэй Ин больше не может и не хочет стоять. Его колени подкашиваются, и он окончательно повисает на руках Лань Чжаня, который не дает ему опуститься на холодную землю, путаясь в беспорядочно полуснятых одеждах, что сковывали движения.
— Тебе придется нести меня назад на руках, — слабо смеется Вэй Ин, пытаясь запахнуться получше.
— Все увидят…
— Я одет, — отмахивается Вэй Ин. — Остальное их не касается.
Лань Чжань вздыхает тяжело, кое-как оправляет свою одежду, позволяя виснуть у себя на плечах, и поднимает Вэй Ина на руки, а тот, довольный донельзя, утыкается носом в шею.
— Хочу искупаться, — шепчет он, целуя нежно. — И поесть чего-нибудь острого. И тебя ночью.
Не услышав ответ, Вэй Ин отстраняется, целует в щеку скромно, обращая на себя взгляд. Лань Чжань улыбается. Так, как улыбается только ему.
— Мгм.