the cannibal cafe

Глава 1

trigger warning: детальные описания ампутации частей тела, крови,

каннибализма, навязчивого бреда (бредового расстройства),

сексуальных девиаций и американ-рока нулевых. текст ничего не

одобряет и не пропагандирует.

24.11.****

всё началось с хлеба. обычного белого хлеба, кажется, горбушки, кажется, трёхдневной давности. я не хотел его есть, но резь в желудке будто настаивала, вынуждала меня. я говорил ей «нет», но она не слушала меня.

мне было отвратительно от его — хлеба — текстуры на языке, от обилия собственной слюны. я не хотел есть человеческую пищу — в моей оболочке и так достаточно жира, чтобы прожить без неё долгое время. но мой желудок её всё время требовал, а я был слишком бесхребетным, чтобы сопротивляться больше пары суток. потом он начинал невыносимо болеть. вот этим мне и не нравилось человеческое тело — оно постоянно что-то от меня требовало и ограничивало мою свободу.

в кухне было чисто — я старался туда почти не заходить, дабы лишний раз не создавать желудку соблазна. везде было чисто, будто я ожидал визита матери или девушки. тапочки не прилипали к вымытому полу, пыль с каждой полки была вытерта, я даже шторы раздвинул, хоть и недолюбливал солнечный свет. специально. в комнату, в которой много солнечного света, если честно, вообще не хотелось заходить. но желудок меня вынуждал.

снова и снова я делаю вещи против своей воли. будто человеческое тело мне мешало стать чем-то прекрасным. типа бабочки. лёгким и получающим восхищение просто по факту яркой окраски.

голова гудела, трещала по швам. что-то внутри черепной коробки будто коротило, противно шумело и пищало. я всё больше ненавидел каждый день своего заточения в мясной клетке. так я называю человеческий орг*низм (вы все поняли, что за слово я имею в виду, мне это слово слишком не нравится), который вот уже двадцать три года приходится таскать. видите ли, так вышло, что в младенчестве кто-то счёл смешной шуткой запихнуть меня в кожаный мешок, полный жира, мяса и органов. но не положить нужное количество мозгов, чтобы выбраться из заточения. и мне приходилось скорбно таскать на себе эту отвратительную тушу. я знал, что внутри я другой — красивый и лёгкий, совершенный. и мне только нужно додуматься до того, как выйти из мясной клетки, чтобы не умереть.

они все надо мной издеваются. кишечник, желудок, печень, лёгкие, мочевой пузырь.

они все меня ненавидят, я знаю. и та акушерка, которая заперла меня в мясной клетке, наверное, тоже.

я молча ел хлеб трёхдневной давности. он застревал в горле, превращался в огромный маленький склизкий ком, я даже закашлялся. я знал с детства — мне нужно было есть, чтобы функционировать. ходить на работу, получать деньги, платить государству налоги, покупать одежду и продукты. и есть, есть, есть. снова есть. даже если не хочешь.

на секунду я даже подумал вырезать себе желудок. подобные мысли давно уже посещали меня. я представлял, как сниму сначала наружный покров тела, затем и жировую прослойку. но это казалось опасным, поэтому мне приходилось мучиться долго, пытаясь извести это тело медленно и безопасно. если я вырежу желудок, что постоянно просит есть, я же начну исчезать быстрее?

— самоубийство, — шептал я себе под нос, чтобы никто не услышал, — самоубийство! нож-режь-режь-нож, нужен ножик-режик-режик-ножик.

язык ворочается неохотно-неохотно, он опять меня не слушает и ни во что не ставит.

— говори. говори-и, — приказываю ему вслух. дома мне не нужно было сдерживаться, я разговаривал со своим орг*низмом вслух. это было очень удобно, — ты можешь, я знаю. ты не настолько слабо.

но я быстро понял, что не могу убить это тело. оно огромное и очень сложное изнутри. я запутаюсь в венах и артериях, утону в крови или не смогу пробить какую-нибудь толстую кость, чтобы выбраться наружу. а ждать стадии продвинутого распада трупа придётся долго.

мне нужен был кто-то, кто снимет это тело с меня. аккуратно и бережно. таким же ножиком-режиком, только профессиональным, чистеньким и наточенным. и я стал искать своего освободителя.

именно этот поиск и привёл меня на the cannibal cafe forum.

было много извращенцев, кто хотел бы отыграть подобие бдсм-сценки с поеданием человека, кто-то писал порно-истории о вселенных, где торговля человеческим мясом — распространённая практика. людей (преимущественно, конечно, молодых красивых девушек) привозили в специальные места типа ферм, откармливали, убивали и готовили. описывалось всё это очень детально, даже до тошнотворного.

если честно, мне было глубоко наплевать, что с моей тушей произойдёт после. если кому-то так страшно хочется её съесть, залить телесной жидкостью или препарировать, как лягушку, то пускай. это даже неплохо — мы оба получим то, о чём давно молили.

я копал и копал, пока не нашёл то, чего хотел. два поста шли подряд. один был на английском, второй — на русском.

Posted by sonya mrmldv on November 22, 20** at 19:56:16: <center>привет, детка</center>

знаешь, мне всего лишь нужен пухлый милый мальчик лет 20-25, что будет согласен стать моим мяском, я что, прошу так много? о себе: умелый мясник, разделаю тебя быстро и нежно, приходи

англоязычный пост был в разы менее извращённым, состоял он всего из пары строк:

Posted by sonya mrmldv on November 22, 20** at 19:57:04: any plumpy man 20-25 who wants to be eaten? (seriously)

дурацкий псевдоним, дурацкое смущающее обращение «детка» и дурацкое слово «мяско», конечно, меня оттолкнули. но он искал меня. именно меня. я знал об этом. чувствовал не внешней кожей, а нутром. большинство форумчан интересовались хрупкими девственницами или тестостероновыми мужиками за сорок, казалось, лишь ему был нужен я. а он был кошмарно нужен мне.

я долго думал, как бы подписаться. выдавать имя было нельзя. я просто взял первое

попавшееся европейское имя и прилепил к нему первую букву своей фамилии. над

ответом тоже пришлось долго думать. расписывать огромное полотно текста было

опасно. вдруг он тоже сочтёт меня больным? пусть думает, что я просто такой же озабоченный фрик, как и все обитатели форума.

Name: rickey_f

Subject: Re: привет, детка Comments: допустим, я — твоё мясо.

толстые руки слегка подрагивали от волнения. я испытывал нечто между предвкушением и тревогой. будто на секунду мне удалось почувствовать свободу, посмаковать её. я совершенно не знаю, какова она, но точно знаю, что прекрасна.

из-за волнения я долго ворочался в постели, пытаясь унять мандраж. вы наверняка знаете, какая это пытка — ждать ответа от человека, который так остро тебе необходим.

к счастью, на утро ответ уже был. Name: sonya mrmldv Subject: Re: допустим...

Comments: я ждал тебя целую вечность. давать номер тут не принято, к сожалению. и если твои намерения серьёзны, советую черкануть мне на почту: @otsosuzamarmeladku@***.com

я крупными ровными буквами выписал на салфетку его почту и пообещал себе написать ему вечером, когда приду с работы. но работа валится из рук, ничего не клеится и не становится на места. я даже вылил на грудь стаканчик воды из кулера, но мысль о том, что совсем скоро мне не будут нужны вода, еда и прочие унизительные вещи,

конечно, перекрывала любые досады. я даже не рассматривал варианта неудачи.

— пиши-пиши, — приказал я пальцам, — пиши-пиши. пальцы писать не хотели, но мне пришлось их заставить. To: otsosuzamarmeladku@***.com

Subject: съешь меня

привет! это парень с cannibalcafe. мне 23, и я готов отдать тебе всё своё тело без остатка. это безопасно, я никому не сдам и так далее.

я старался быть сдержанным и даже слегка отстранённым. но его это не оттолкнуло, даже наоборот.

To: riki_f@***.com Subject: —

какой грубый мальчик! даже не представился. вот ты рики эф, где эф — это что? впрочем, ладно, мне нравится твой серьёзный настрой. давно фантазируешь о том, чтобы оказаться под чьим-то ножом? расскажи мне.

To: otsosuzamarmeladku@***.com

Subject: —

ф — это феноменальный. а ты соня мармеладова почему? пошёл блядовать из-за упрёков мачехи?

знаешь, если честно, эта мысль со мной уже очень давно

я не вру. даже в подростковом возрасте я лежал на жёстком матрасе и представлял, как вылезаю из мясной клетки. весь в крови, грязный и измученный, но счастливый. я смею предполагать, что настоящий я очень красивый. настолько, что меня можно полюбить. эта мысль вызывала у меня что-то, что обычно называют «эйфорией». даже возбуждение, но лёгкое. трепет.

To: riki_f@***.com Subject: —

расскажи мне больше. как бы тебе хотелось? каким мне быть с тобой? поаккуратнее или напротив? давай, не стесняйся, детка.

я всерьёз задумался. впрочем, мне не было очень важно, как именно это произойдёт. буду я лежать на обычном кухонном столе или операционном, голый или одетый, как при этом будет выглядеть мой спаситель. одно могу сказать точно — я щедро отблагодарю его в случае успеха.

а если честно, то на операционном столе мне хотелось бы оказаться чуть больше. он внушает чувство безопасности. как и белый свет, дружелюбное лицо доктора в маске и запах антисептика. будто и правда долгожданная операция, которая облегчит мне жизнь. я готов даже послать к чёрту анестезию, хоть и знаю, насколько моё земное тело слабое, как остро оно реагирует на малейшую боль. мне главное, чтобы с костей сняли мясо, а дальше я справлюсь сам.

я вкратце пересказал всё это соне. он отреагировал неожиданно положительно.

To: riki_f@***.com Subject: я уже люблю тебя

моя прелесть. я готов вылизать тебя всего ещё при жизни, честно. покажешь себя? я уверен, ты чудесный.

его ласковость одновременно льстила и смущала. он представлял внутреннего меня, а не мясную клетку. вдруг он сможет увидеть и почувствовать то же, что и я?

я без раздумий скинул ему пару фото. они мне никогда не нравились, думаю, причина ясна. выбирать приходилось только по отзывам окружающих — они отмечали только те фото, где я выгляжу худее и лучше.

To: riki_f@***.com Subject: я уже люблю тебя х2

мой бог, какой сладкий. примерно так я тебя и представлял себе.

напомни, тебе действительно есть 20? выглядишь лет на 16. я принципиально не ем детей.

дальше была прикреплена его фотография. широкое белое лицо, голубые глаза, коротко стриженные каштановые волосы, вздёрнутый нос. симпатичное лицо, но непривычное. я никогда не видел подобных. он будто смотрел на меня сквозь монитор. он уже начал меня есть. медленно-медленно и осторожно-осторожно, начиная с кожи и глаз.

ноябрь сменился декабрём почти незаметно.

наша переписка была долгой. обрастала иллюстрациями, подробностями и прочим. он отправлял мне фотографии ножей, своего кабинета, латексных перчаток, расписывал, как и что собирается со мной сделать. спустя пару недель мы уже переписывались так, как обычно это делают романтические пары. он сказал, что он живёт в санкт-петербурге, его зовут слава, у него есть кот по имени филя и друг по имени ваня. филя мне понравился сильно больше, ваня был слишком худым и бледным, я хотел бы быть таким же.

я хотел было открыться ему, рассказать о том, что мясная клетка — это не совсем я, но он был так в неё влюблён. он часто говорил о том, какой я милый, сладкий, красивый, как ему нравится на меня смотреть и представлять, как касается, будто между нами нет сотен километров.

мне было ужасно неловко, но я был уверен, что рано или поздно он поймёт всё сам. увидит и поймёт. он не раз говорил — человеческая смерть его не привлекает. его привлекает сам процесс разделывания.

я шёл по мокрой улице и думал о нём. я пил кофе, принесённый секретаршей в офисе и думал о нём, заполнял отчёты и думал о нём. я ехал в метро, пытаясь читать книгу из списка «сто книг, которые обязан прочесть каждый до двадцати пяти лет», но он и его фотография не выходила у меня из головы.

— думай-думай, пиши-пиши. не говори, — сказал я орг*низму. на меня странно обернулся никита из отдела кадров.

— генос, слуш, тебе бы в отпуск, глядишь, и с собой пиздеть перестанешь, а? хоть с работы начни пораньше уходить. осунулся, бедный, — он потрепал меня по голове и хрипло-хрипло рассмеялся.

я мысленно приказал себе смеяться и засмеялся с ним в унисон, хоть и не понял, в чём шутка. со мной часто так случалось.

— отпросись сегодня пораньше? серьёзно, так нельзя. после пылесосов будут стиральные машины, после машин будут холодильники, а там и смерть от истощения, — в его голосе звучало что-то беспокойное, но я не собирался к нему прислушиваться, — во, щёчки бледные. нельзя так, — он потрепал меня ещё и за щеку. я невольно покраснел и кисло улыбнулся.

он считает меня кем-то типа друга. наверное. похоже на то. и советует по-дружески.

но я предпочитаю соблюдать порядок. я всегда выхожу с работы в одно и то же время — восемь вечера. а прихожу в девять утра. девять и восемь — мои любимые цифры. ещё я люблю цифру семь, в семь утра я встаю. когда я хожу, я считаю по семь шагов, а потом начинаю сначала.

один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. один, два, три, четыре, пять, шесть, четырнадцать. и так далее.

— иди-иди-иди, — ноги шли намного более послушно, чем обычно. ляжки неприятно тёрлись друг об друга, — идти. надо идти, надо идти.

дома меня ждал компьютер с привычным сообщением от славы. он всегда спрашивал о работе, рассказывал о своём времяпрепровождении, но коротко. читал с интересом, запоминал мои истории.

To: riki_f@***.com Subject: —

ну что ж, детка, как твой день?

To: otsosuzamarmeladku@***.com Subject: —

неважно, если честно. мы не успеваем закончить с пылесосами, на меня трижды накричали, один раз я так испугался, что ушёл реветь в туалет. сегодня снова о тебе думал на работе. эти мысли не дают мне покоя, я не могу ни на чём сосредоточиться. они меня преследуют. это становится невыносимо. пожалуйста, скажи, что собираешься осуществить их.

это было сложно.

сердце болело и билось, как бешеное.

To: riki_f@***.com Subject: —

ууу, сучары. каждого бы на кол посадил. они тебя и так трахают во все щели со своими пылесосами, я ревную. серьёзно, так нельзя.

насчёт планов... помнишь, что я говорил в самом начале? мне нравится твой серьёзный настрой. если ты действительно согласен, веришь или нет, я даже билеты тебе готов оплатить.

я улыбнулся. искренне, даже без приказов и напоминаний. внутри стало очень тепло.

он, пожалуй, первый, кто понял меня. понял и принял.

я резко подумал, что сейчас пора. это нельзя скрывать дальше. он мне не врал, я это чувствовал нутром. и я всё ему рассказал.

вообще всё. то, как я родился, как жил и как должен был умереть. даже как хотел умереть одно время. мне было четырнадцать, кажется, и я абсолютно отчаялся. даже если он от меня отвернётся, это будет абсолютно честно.

это письмо получилось невероятно огромным, я закончил его словами:

«я пойму любую твою реакцию, даже самую негативную. надеюсь, ты не сочтёшь меня больным».

и нажал «отправить».

— ну, всё, — вздохнул я, встал и принялся ходить по комнате. даже не пытался считать шаги — сбивался, чертыхался под нос. было страшно. мясная клетка аж подрагивала, будто студень. это мне не нравилось.

— тревога-тревога, перейди на... перейди на...- я задумался, на кого бы можно было перекинуть тревогу, но так и не смог придумать. зато эта мысль помогла мне отвлечься от мыслей о славе.

он ответил в три часа ночи. обычно я уже спал в такое время, но в тот раз мне не удалось. приходилось занимать беспокойный мозг хоть чем- нибудь. знали бы вы, как меня это достало. одна радость — кажется, скоро это закончится.

To: riki_f@***.com Subject: —

я едва ли могу представить, что ты чувствуешь, но понимаю, какой это кошмар. конечно, я помогу тебе, рики, детка, откуда столько сомнения? я даже не верю, что человечки вокруг тебя настолько жестокие. считают тебя шизофреником, даже хотели отдать в кащенко, боже, какой кошмар. мне очень-очень жаль. знаешь, что? приезжай ко мне на январские праздники? давай мы придумаем, как освободить тебя вместе? я пришлю тебе адрес.

это сообщение заставило меня буквально скакать от восторга. слава принял меня. настоящего меня, внутреннего, живого.

это ощущение было новым и невероятным. у меня появился самый настоящий друг.

<right>У нас у всех это есть, эта темная сердцевина. Она делает нас людьми. И если мы узнаем, что это, если нам хватит духу поднести ее к себе и признать своей, мы станем больше, чем людьми. Убойный цех — это то место, где мы достигаем совершенства.

коровы мэтью стокоу</right>

за окном медленно и плавно плыли багажные перроны, составы на запасных путях, семафоры, будки, штабеля шпал. сверху мелькали решетчатые конструкции каких-то перекрытий.

до этого я очень редко выбирался куда-то за город. мать не велела мне отходить ни на шаг, всегда держала меня за мокрую руку и не позволяла смотреть по сторонам, будто боялась, что кто-то увидит мое безобразное жирное лицо.

часы показывали половину шестого. слава наверняка уже ждал меня на вокзале. в плеере тихо пиликало что-то из репертуара nine inch nails. я топал ногой в такт и подпевал:

— just how deep do you believe? will you bite the hand that feeds?

я почти не нервничал — моё доверие к славе было огромно. как никогда — я никогда никому не открывал сто процентов своей личности, не выворачивался наизанку. в тамбуре зашипели разъезжающиеся двери, я схватил сумку и направился к выходу.

— иди-иди-иди.

на вокзале пахло съестным, снегом и куревом. кричали дети, колёсики тележек и чемоданов стучали по гололёду, гудели голоса. я почти потерялся во всём этом пёстром многообразии, когда услышал откуда- то сверху:

— ну чё, кис, одна тут отдыхаешь? — чья-то тонкая мягкая рука опустилась на моё плечо.

это был слава.

— не боись, все свои. не замёрз стоять-то? пойдём.

в его гниющих зубах была зажата сигарета. тонкая и длинная, кажется, с кнопкой. он выпустил пару колец дыма мне в лицо и улыбнулся, обнажая ряд неровных жёлтых зубов. на паре из них я даже трещины видел. интересно, каково было целовать славу? это ведь тоже акт каннибализма? своего рода. самая начальная стадия.

— а ты куришь? — спросил он.

— не-а, даже не пробовал никогда, — смущённо почесал затылок я.

— м, серьёзно? а не хочешь? ну на, попробуй, — он протянул мне ещё одну из пачки и поджёг. пробовать я не особо хотел, но надо было. сигарета была горькая, дым разъедал ротовую полость и заставлял кашлять. потом я нащупал зубами кнопку и разгрыз её, стало поприятнее, но всё ещё нещадно драло горло.

— как ты это куришь? — сморщился я.

— молча. с тихой грустью, геночка, — он впервые обратился ко мне по имени. это было очень приятно, но странно, — знаешь, ко всему можно привыкнуть. я, кстати, почему-то думал, что ты сильно выше. а ты вон какой маленький-хорошенький. прям куколка. фарфоровая, дорогущая такая. только похудел, это досадно.

я нервно усмехнулся и сжался. я похудел всего на несколько килограммов, почему это было так заметно окружающим? мясная клетка истончалась, но имело ли это значение? я мог хоть отращивать её, хоть пытаться уничтожить, но выбраться из неё быстро без посторонней помощи бы не получилось.

он странно на меня смотрел, когда я ел, пил, улыбался, о чём-то рассказывал. неотрывно смотрел и постоянно пытался прикоснуться. его взгляд лип на меня, как муха на варенье.

— слушай, а ты дома кого-нибудь предупредил, где ты? на работе там, мало ли?

— да некого особо, слав. с коллегами я не общаюсь, с матерью...

— отлично, — перебил он меня и мягко улыбнулся, но в этой улыбке чего-то не хватало. она ощущалась ненастоящей, будто улыбается манекен или портрет, скульптура, но не живой человек, — просто замечательно.

он повёл меня к себе.

дома у него пахло так, как в детстве пахло в мясных лавках. этот запах показался мне знакомым, даже родным.

— детка, а что бы ты хотел, чтобы я сделал с твоими остатками? с остатками мясной клетки, то есть, — неожиданно спросил он меня, помогая стянуть куртку.

— мне решительно все равно. помнится, ты хотел её съесть?

я практически не думал о ней весь этот день. только о настоящем себе и приближающемся абсолютном счастье. о свободе, сладкой, доселе неизведанной. я хотел наконец вдохнуть, шагнуть, расправиться. больше ничего. это было так близко, я почти мог это чувствовать.

радость искрилась внутри. я улыбался сам, без напоминаний и уговоров — в кои то веки.

— да, а что на счёт косточек? впрочем, это неважно. пойдём.

в комнате, которая когда-то, наверное, служила гостиной, было холодно. посередине стоял железный стол. тяжёлый, без бортов. рядом на тумбочке лежало множество ножей разного размера и вида, тесак, топорик, молоточек для отбивания мяса, солонка и перечница.

все это я уже видел на фотографиях, но ощущения были совершенно не те.

— ты не против, если мы... сделаем это на камеру?

иногда славу было сложно понять, но я был в такой эйфории, что мне было глубоко наплевать. я просто согласился. он протянул мне пачку каких-то таблеток и достал камеру.

— разденешься сам или мне помочь? — он подошёл ко мне и осторожно принялся раздевать. стащил сначала футболку, затем штаны вместе с бельём. мне было неловко и даже жутко, я сгорбился, стараясь не показывать ему клетку во всей красе, — ну, не зажимайся, давай.

он помог мне взобраться на стол — это было сложно, я кряхтел и ругался, но его лицо выражало нечто, схожее с умилением. с таким обычно смотрят на маленьких детей или котят, щенков, цыплят. на меня так никто никогда не смотрел.

он поставил в камеру чистую болванку и начал снимать.

— представляться не нужно, просто скажи, что не против того, чтобы тебя... чтобы твоё тело было съедено. ладно? — говорил он мягко и вкрадчиво.

я приказал губам:

— говори-говори, — шепчу, — я не против того, чтобы моё тело было съедено.

— умница, — слава нашёл, куда деть камеру и подошёл ко мне вплотную.

противно заскрипели новые голубые латексные перчатки.

тяжко дыша, слава приблизился к моему лицу и прошёлся языком от губ прямо до глаз. он идёт самым кончиком языка по векам, затем переходя на щёки.

— зубки можно бы и выбить, кис? что думаешь? — он почти шептал. как мастер, безумно увлечённый работой. на его лице, кажется, был экстаз. наверное, это так называется.

я вижу в его улыбке что-то не то.

что-то

е т о

слишком ему нравилось возиться с моим орг*низмом.

— ладно, нет, я хочу твою мордочкину косточку в качестве пепельницы. ладно? ты не будешь против?

я попытался помотать головой, но не смог. мой взгляд был сосредоточен на куске белой кожи в славиных желтых грязных зубах.

я чувствовал, как мясная клетка становится легче и легче. это было сладкое, невозможно сладкое чувство. это было одновременно больно и щекотно, будто сотня диких, хоть и добрых зверей лижут меня, шершавыми-шершавыми языками постепенно сдирая кожу, иногда прикусывая в знак признательности.

— закрой-ка глазки.

— закрой-закрой-закрой, — я не слышал, как говорю и не понимал, говорю ли я. впервые в жизни. только чувствую, по моим щекам течёт что-то очень красное.

впервые я почувствовал нечто подобное. мне было удивительно легко, когда я я яяяя яя

не моя гадкая клетка, не мясо, налепленное на меня, а я, потрясающая сущность, сильная, ловкая,

живая-живая-живая

и, что самое прекрасное, потом не было ничего, ведь свободному человеку не нужна такая скверная память

я, оглохший и освежёванный, просто утонул в этом «чём-то красном».