Погорячилась

— Ты упомянула Арнольда, расскажи подробнее, пожалуйста.

      Хельга вздохнула, закатила глаза — больше по привычке, чем искренне — и откинулась на спинку дивана, уставившись в потолок. Потолок был рельефный, «попкорновый».

      — Да нечего рассказывать. А в каком году это здание построили?

      — В конце восьмидесятых, так что асбеста на потолке нет, можешь не волноваться*. Давай вернёмся к Арнольду.

      Хельга склонила голову набок и покосилась на доктора Блисс. Вся такая правильная, профессиональная, доверять ей можно. И не виделись они уже давно, есть что рассказать на самом деле. Чёрт.

      — Вы же слышали про шумиху с нашим кварталом? Что его снести пытались, а потом старые документы всплыли, в итоге квартал спасён, бла-бла-бла… — Доктор Блисс кивнула. — Скромничать не буду, это моя заслуга. Ну и Арнольда. И Джеральда. Но в основном моя.

      Доктор улыбнулась одними уголками губ: без издёвки, будто подтверждая правдивость её слов как нечто само собой разумеющееся.

      — Такой эпик был, вы не представляете… А ещё мы с Арнольдом оказались на крыше небоскрёба.

      Воспоминания о том самом моменте накрыли с головой, и Хельга поморщилась, но продолжила:

      — Этот кабачок репоголовый узнал, что я тайно им помогала, и докопался с тупыми вопросами: а зачем ты это делала, зачем скрывала, а в чём причина, пачиму-пачиму-пачиму, — она затараторила, размахивая руками, но перед следующим предложением остановилась. — И я…

      Слова не хотели идти наружу.

      Хельга сморщилась ещё сильнее, зажмурилась, выпалила, прямо как тогда:

      — Я ему призналась! Ещё и целоваться полезла! А-а-а… — и спрятала мгновенно запылавшее лицо в ладонях, заглушив тем самым крик раненого лося.

      — Это очень смелый поступок, Хельга, — сказала доктор Блисс ровным тоном, и стало немножко спокойнее, но забиться под диван, под ковровое покрытие и на всякий случай пол всё ещё хотелось. — Что ты в тот момент чувствовала?

      — Злость, — пробубнила она из ладоней первое, что пришло в голову. — Уязвимость. — Она проглотила слово «любовь», оставила в покое ладони и выпрямилась, стараясь не встречаться взглядом с доктором. — Облегчение... Счастье.

      — А сейчас?

      — А сейчас я жалею, что призналась. Всё прошло внезапно и совсем не идеально, не так, как я представляла. После этой истории с кварталом мы как бы условились, что ничего не было.

      — И тебя это устраивает?

      — Не знаю, — пожала Хельга плечами. — Я сперва обрадовалась, а потом обидно стало. Как будто… всё зря.

      — Признаться наверняка было очень сложно.

      — Ещё бы! До сих пор трясёт, как вспоминаю. А он даже ответить не потрудился.

      Она поразмыслила, нахмурилась и сжала губы. Помолчала несколько секунд и воскликнула:

      — Для него ведь это так удобно — сделать вид, что ничего не слышал! Лучше бы сразу послал меня куда подальше, я бы его побила, и стало бы легче.

      Пока взгляд доктора Блисс не превратился в строгий, Хельга спешно добавила:

      — Да, я помню, что бить людей не выход, но вы же всё понимаете.

      — Неопределённость пугает и злит, я понимаю. Ты надеялась на другую реакцию, и твоё разочарование абсолютно естественно.

      Хельга задумалась, а доктор продолжила:

      — Однако это выбор другого человека, даже если он выбирает ничего не делать. У него могут быть свои причины.

      — Например?

      — Например, ему нужно больше времени, чтобы разобраться в себе. Учитывая, что признание было внезапным.

      И вроде бы всё сказанное доктором звучало логично и разумно, но…

      — Я же не могу просто сидеть и ждать, пока он решится.

      Кто знает, сколько лет понадобится этому тормозу.

      — Ждать необязательно. Ты уже сделала первый, самый трудный шаг — Арнольд может сделать шаг навстречу, а может и не сделать. Но каким бы ни был его выбор, он не изменит тот факт, что ты решилась и преодолела свой страх.

      Хельга кивнула. Теперь её признание уже не казалось таким позорным, в нём появились даже героические нотки. Она действительно смогла.

      Мир не перевернулся, и ей всего одиннадцать. Всё ещё впереди.