В клубе, куда Бакугоу вытащили его коллеги по работе, было слишком шумно. В глаза хаотично били яркие разноцветные вспышки света. Отчего они, сверхчувствительные, не переставая слезились. Вдобавок к этому музыка бахала так громко, что казалось, будто от этого шараханья его внутренности пляшут в такт битам. Ну, по крайней мере, пытаются...
Киришима, чтобы расшевелить Бакугоу, с перерывами в минуту пихал его своим острым локтем в бок. Но это, разумеется, имело совершенно противоположный эффект. Своими действиями он только сильнее подталкивал Кацуки к нервному срыву и убийству. К сожалению, от того, чтобы преступить закон, Бакугоу удерживал немаловажный факт: убей он всё же Эйджиро, приносить ему передачки в тюрьму никто бы не стал (хотя до конца он всё-таки уверен в этом не был). Так что он мужественно сносил все выпады своего друга.
Вообще, вытащить Бакугоу в клуб было провальной идеей с самого начала. Так считал он. А вот Киришима, жёлтый пикачу и по совместительству парень того же Киришимы, какой-то придурок, ещё один придурок считали иначе. В их извращённых фантазиях Кацуки хоть и был тем ещё ублюдком и говнюком, но при этом изнутри он страдал от одиночества и мечтал о большой и чистой любви. И вот эта группа идиотов притащила его в ночной клуб, чтобы бедный, несчастный злюка Бакугоу нашёл себе хоть кого-то, кто скрасит его скучное бытие. Пускай и одноразово.
И-ди-от-ы. Именно это он выстукивал пальцем по столу, хмуро уставившись на так и не начатый переливающийся странным перламутровым с розовыми бликами коктейль. Его внутренний зверь свернулся в калачик, набросив на морду хвост, прикрывая глаза и поджимая уши. Это было невыносимо для него.
Нос Бакугоу уже был неспособен различить в этой какофонии запахов ни один конкретный. А настроение, и так находившееся на нуле, окончательно съехало в минус. От всего этого дерьма хотелось просто сбежать.
Однако от такого желанного бегства Бакугоу удерживало то, что он просто-напросто пообещал... А обещания свои он старался сдерживать. Вот и сидит здесь, удерживая ладонью голову от падения, нахмурившись изо всех сил, и старательно отпугивает от себя всех пытающихся подойти к нему для знакомства омег. А может, и не омег — ни черта не разобрать.
Диджей энергично крутил пластинки, а множество затемнённых из-за освещения тел старательно извивались в такт музыке. Киришима снова толкнул его локтем точно в ребро, а Кацуки снова рыкнул на него. Но уже без особого энтузиазма, этот шум не давал ему нормально соображать.
Музыка резко прервалась, свет окончательно погас. И на секунду, кажется, все замерли. Зал погрузился в тишину. От этого бешеного контраста звон в голове лишь усилился. Эйджиро, воспользовавшись этим, наклонился к нему и прошептал в самое ухо:
— Ну же, пригласи кого-нибудь на танец. Расслабься. Повеселись.
В ответ Кацуки посмотрел на него так, будто альфа сказал ему нечто бредовое и сейчас за это его прибьют на месте. Привыкший к таким взглядам Киришима только закатил глаза и махнул на него рукой.
Наверняка обиделся на то, что Бакугоу снова сливает все его старания в унитаз. Ибо нефиг лезть к Кацуки с этим идиотизмом.
Он мельком взглянул на наручные часы. Времени было почти десять вечера. Решив посидеть для приличия ещё десять минут, альфа опять осмотрелся по сторонам. И тогда музыка снова жахнула со всей дури. Его органы очумело пустились в пляс, а глаза приготовились вылететь из орбит, радостно составив компанию лопнувшим барабанным перепонкам. Да уж, кажется, староват Бакугоу стал для таких вот гулянок. Как-то даже грустно от этого осознания.
Всё-таки он явно переоценил свои силы. Пожалуй, парень готов признать своё поражение.
Что ж, а теперь пора домой!
Кацуки резко встал и замер, снова задумавшись. Если он уйдёт вот так, то это будет слишком бессмысленно. Пришёл. Посидел. Всё. Поэтому он хватает коктейль, что всё ждал своего звёздного часа, и выпивает. Приторный, отдающий какой-то непонятной горечью… Если у разочарования есть вкус, то это, определённо, был он.
Махнув рукой кому-то из их компании, Бакугоу быстро уходит, не давая оставшимся даже осмыслить происходящее.
Порог квартиры Кацуки перешагивает с гордо выпяченной грудью и надутыми щеками. Он собой доволен. Ровно час отсидеть в этом адском клубе, глядя на трепыхающихся людишек. Ух. Он заслуживает похвалы.
— Я дома… — и вроде бы говорит Бакугоу тихо, но вот звучит это достаточно громко, чтобы соседи начали стучать в стенку. Только не станут они этого делать, потому что связываться со столь взрывоопасным человеком никому не хочется. Так что Кацуки может делать всё, что его душе угодно, во сколько угодно, сколько угодно, и никто ему даже слова поперёк сказать не сможет. Ха-ха.
Он, не включая свет, разувается и проходит в зал, ему ужасно захотелось есть. И в холодильнике наверняка есть что-нибудь вкусненькое.
Кацуки уверенно заходит на кухню, но тут же воровато оглядывается по сторонам, на цыпочках подкрадывается к «хранителю запасов» и, тихо ухватившись за ручку, открывает холодильник. Мягкий белый свет заливает пространство вокруг него.
На самой верхней полке лежит лоток с прикреплённым к нему стикером с надписью «Не смей!». Но когда его это останавливало?
Внутри находится божественный по запаху и совершенно точно по вкусу салат с креветками. Бакугоу вдыхает его аромат и понимает, что значит кайф.
Он думает о том, как возьмёт вилку, наколет на неё креветку и отправит в рот, как будет смаковать вкус на языке и блаженно щуриться, но в тот же момент ему в спину что-то упирается и обвиняющий по тону голос громко произносит:
— Ни с места! Ты пойман с поличным на месте преступления! Немедленно положи салат на место, закрой холодильник и отойди от него с поднятыми вверх руками!
Бакугоу ничего не остаётся, кроме как со стоном выполнить его требования и обернуться лицом к своему омеге.
Изуку был в футболке, в огромной безразмерной футболке и шортах, доходящих до колен, волосы его торчали во все стороны, на лице виднелся отпечаток от подушки. Он явно спал. И вот надо было ему проснуться в такой важный момент!
Скрученный в трубку журнал всё так же был направлен на него, заменяя пистолет или саблю. Мидория явно не собирался отступать, его зелёные глаза недовольно блестели.
— Ты собирался съесть мой любимый салат! — переходит он сразу к обвинению, но Кацуки нечего ответить, так что просто признаётся ему: да, он и вправду собирался съесть его любимый салат.
Тогда Изуку надувает щёки, становясь похожим на обиженного хомяка, но Бакугоу считает это очаровательным в нём. Да и вообще, весь Мидория с каждой своей заморочкой и паранойей — это самое милое, что только могло бы быть в его жизни.
Парень оглядывается назад, взглядом находя часы, и щурится недовольно.
— Почему так рано? Ты ведь должен был пойти в клуб с Киришимой и остальными.
Кацуки жмёт плечами, а Изуку наконец-то опускает трубку журнала вместе с руками и протяжно стонет:
— Ну, Качча-а-а-ан, ты же обещал мне!
Кацуки снова жмёт плечами — что уж тут поделать.
Вся проблема Мидории заключалась в том, что, по его мнению, альфа слишком мало времени уделял отдыху. Бакугоу не зависал с друзьями в баре по вечерам после работы, а сразу же бежал домой, где его обычно ждал Изуку. Они вместе ужинали и ложились спать. Он вообще не делал ничего из обычных «ритуалов» людей после тяжёлого рабочего дня. И это ужасно волновало омегу.
Тогда в голову Мидории пришла замечательная идея: обидеться на Бакугоу просто так. Пожалуй, даже это можно было бы назвать милым. Наверное.
И чтобы заслужить прощение, Кацуки должен был сходить куда-нибудь с друзьями. Поначалу он игнорировал это, но потом Изуку перешёл к радикальным действиям: бойкот с раздельным питанием (это самое подлое, на что он только был способен).
Так что пришлось Бакугоу искать выход из этого тупика. Он пообещал Мидории, что в пятницу после работы обязательно сходит куда-нибудь с Киришимой и компанией. Омега ему поверил и даже начал с ним разговаривать… сегодня утром.
А теперь вон снова насупился.
Кацуки хмыкает и, складывая руки на груди, растягивает губы в улыбке и медленно произносит, пыша гордостью за самого себя:
— Танцуй, пляши, Деку! Сегодня знаменательный день!..
Изуку выкатывает глаза, взглядом цепляясь за его зубы, а потом начинает хохотать как сумасшедший.
Он смеётся настолько сильно, что уже спустя пару секунд едва ли не задыхается, оседая на пол. Но даже развалившись на ламинате, парень не успокаивается. Лишь рука его обречённо машет в сторону зеркала. Бакугоу мгновение сомневается, прежде чем подойти к нему.
Однако Мидория всё никак не успокаивается, так что ему самому становится самую малость любопытно, что с ним не так.
В отражении Кацуки видит себя. Лицо как лицо. Ничего нового нет. Только губы немного поблёскивают на свету, что странно. Языком альфа быстро облизывается, подмечая знакомый привкус разочарования, а потом он совершает ошибку, когда, не отрываясь от зеркальной глади, спрашивает у омеги:
— Так с какого перепуга ты решил подохнуть от смеха-то? — и замолкает, закрывая рот и поджимая всё те же губы.
Изуку на секунду затихает, поднимает голову, чтобы посмотреть на лицо Бакугоу в отражении, а потом снова скрючивается и смеётся ещё громче, чем раньше.
Альфа цыкает и закатывает глаза, краем уха слыша задыхающиеся стоны и стуки по полу. Он немного сомневается сначала, но потом всё же решается снова улыбнуться, чтобы ещё раз посмотреть на свои зубы, переливающиеся бледно-розовыми перламутровыми блёстками.
— М-да-а-а. Коктейльчик был что надо…
Он упирается руками в свои же бока и снова смотрит на Мидорию, продолжающего дёргаться на полу, скребясь словно таракан, и думает, что, пожалуй, это того стоило.