Самая опасная миссия

Пушку Страйка, запрятанную в изящную трость, выбило из рук взрывом, и оружие пришлось оставить на соседней улице. Так что на двоих у них оставался миниатюрный пистолет у Даймонд в сумочке и сколько-то ножей: по одному за каждой подвязкой и столько, сколько Страйк сумел распихать под костюмом. А уж распихать он мог целый арсенал — потом устанешь доставать из самых неожиданных мест.

Ничего. Они управлялись и с меньшим. Однажды Даймонд обезвредила группу террористов с лаком для волос и упаковкой спичек, а Страйк как-то вытащил их из плена, используя только зажим для галстука.

Пистолет и ножи — практически роскошь.

Даймонд выглянула из укрытия и не увидела ничего подозрительного.

По идее, в этом переулке их не должны были найти, но когда у них двоих что-то шло по плану? Планы — это не про них. Конёк их непобедимого дуэта — чистая импровизация. Ну, или иногда вполне себе грязная. По настроению.

В переулке — точнее, в узкой щели между двумя зданиями — было даже уютно. Сверху раздавались громкие голоса, спорящие на итальянском, в окнах колыхалось сохнущее белье, аромат томатного соуса щекотал ноздри, а тёплая средиземноморская ночь мягко обнимала за плечи.

Романтика, сказала бы Даймонд, если бы не гонящийся за ними наркокартель почти в полном составе.

Страйк возвышался над ней и закрывал собой лунный свет. В полутьме его лицо приобрело особую загадочность, из тщательно уложенной прически выбилась пара прядей, галстук уже болтался на честном слове.

Джеймс Бонд, которого застали врасплох. Только лучше, потому что у «агента 007» — вереница дам всех форм и фасонов, а у Страйка — одна Даймонд. Напарница, любовница, в какой-то другой жизни — жена.

Даймонд чувствовала спиной всю текстуру раздробленного кирпича, потому что Страйк вжимал её в стену очень-очень крепко. Всем своим телом вжимал.

— Извини, детка, не могу скрыть своего восторга, — хрипло сказал он.

Даймонд приподняла ногу вверх и упёрлась бедром ему в пах, где совершенно отчётливо ощущался стояк. Похоже, не она одна прониклась духом романтики итальянской подворотни.

— Звучишь ты не очень сожалеющим.

— Возможно потому, что не очень сожалею.

— Собираешься ли ты что-нибудь с этим делать? — спросила Даймонд невинным голосом, притираясь ближе. Её за провокации разыскивали в тридцати семи странах мира.

— И словить пулю со спущенными штанами? — прошептал Страйк ей на ухо, только усугубляя ситуацию своим интимным шёпотом. Его разыскивали в тридцати шести (над чем Даймонд не уставала подтрунивать).

— Боишься?

Сильные руки сжали её бёдра, а зубы чуть дёрнули серёжку с поддельными бриллиантами размером с вишню. Даймонд поёрзала, чувствуя, что бельё уже намокло.

Где только они не трахались — в чуланах древних замков, где проходили приёмы королевских особ, и в туалетах частных самолётов, в винных погребах и примерочных бутиков, но также в самых тёмных подворотнях чайнатаунов, кладовках Макдональдсов и кабинках самых стрёмных стрипушников. Работа такая, подразумевает разнообразие.

Но прямо в момент погони?

Нет, это всегда казалось слишком. Одновременно с этим глупо отрицать сбитое дыхание, разгорячённое тело, стучащий по ушам адреналин. Драка — почти секс. Погоня — совершенно точно прелюдия.

Скинув с себя пиджак, Страйк накинул его на плечи Даймонд, чтобы не повредила голую спину о грубый кирпич, а потом просунул руку в разрез платья и дёрнул за кружево.

Времени катастрофически не было. Нужно сделать это быстро, чтобы добрая средиземноморская ночь спрятала все следы греха и позволила благополучно скрыться.

Но у Страйка со временем как будто бы были свои договоренности — не торопясь, он преклонил колени и прижался губами к её влажным складкам. То есть больше не боялся быть застуканным? Что же, умереть во время кунилингуса — величайшая честь для мужчины, Даймонд была в этом совершенно уверена.

Страйк знал все её чувствительные места, знал, как нужно водить языком и как посасывать губами, в какой момент переключить всё своё внимание на клитор и уже не останавливаться. Он любил это, иногда казалось, что даже слишком любил. Слушать её стоны, заставлять извиваться и метаться по кровати одним движением языка.

Даймонд откинула голову и ухватилась за выступы в стене, кроша ногтями кирпич. Бедное здание наверняка стояло здесь сотни лет, пока они не принялись его осквернять. Впрочем, зная темперамент итальянцев, вряд ли они первые.

Она текла так, словно впервые познала мужские ласки, и хотела бы кончить сотню раз, лишь бы не переставать чувствовать на себе его жадный рот. Простонав что-то едва различимое, Даймонд съехала спиной чуть ниже и инстинктивно сжала бёдра. Боги, что этот страшный человек с ней делал? Она просила о быстром перепихоне, о лёгкой закуске, а не об ужине в три блюда.

Пуля в висок казалась не такой страшной штукой, как не испытать оргазм прямо здесь и сейчас.

Страйк дёрнул за её подвязку, уронив на землю ножик, а потом прошёлся языком между губами, остановился на клиторе, открывая его для жаркого дыхания. Её бёдра жалобно задрожали, и Даймонд кончила, схватив Страйка за волосы и ещё больше испортив причёску.

Лёгкий ветер приятно холодил влажную шею, а сверху всё ещё слышались увлечённые спором голоса. Небо успокаивающе блестело веснушками звёзд. В этом моменте хотелось раствориться.

Ноги не держали, а тело казалось тяжёлым и непослушным. Даймонд почувствовала, как неизбежно утекает в удержавшие её от падения руки.

— Ну-ну, не расслабляйся, — прохрипел Страйк. — Мы только начали.

Она бы понадеялась на второй заход — ей всегда было мало — если бы адреналиновая горячка не выпила все соки первым оргазмом.

— Твоя очередь, бесстрашный ты мой.

И она уже почти собиралась оказать ответную услугу, опускаясь на колени, когда Страйк подхватил её под руку и прижал к себе.

— Ты слишком любишь это платье, чтобы я позволил тебе его запачкать.

Даймонд хотела возразить, но Страйк подбросил её на руках и снова прижал к стене, вырвав удивлённый вздох. Такая у них сегодня динамика, да? Ну хорошо, она будет послушной.

— Мне бы хватило и твоих божественных пальчиков, но не могу, ты так сладко течёшь для меня. Хочу почувствовать всё.

Даймонд попыталась скорее расстегнуть ему брюки, но из её позы это не очень получилось, и Страйк освободил член, держа Даймонд на весу одной рукой. От первого толчка она чуть не вскрикнула, так хорошо и правильно было наконец ощущать его внутри, но зажала себе рот рукой.

Пиджак съехал с одного плеча, на землю упала туфля, и Даймонд впилась в в губы Страйка грязным, нетерпеливым поцелуем, на что он ответил с тем же напором. Она простонала ему в рот и схватилась за напряжённую, горячую шею. Сейчас бы почувствовать его торс кожей к коже, притереться так, чтобы казалось, что границы между их телами смыты.

Страйк двигался в ней в резком, отрывистом темпе, практически вколачиваясь, как будто не мог совладать с собой и своим желанием уничтожить их обоих в этом порыве, слить два организма воедино и погибнуть счастливыми. Секс — это иногда немного про смерть, особенно если эта смерть буквально может выглянуть из-за угла.

Но чаще всё же про жизнь, и Страйк жарко выдохнул ей в шею, вынимая член и кончая на стену.

Пару мгновений они смотрели друг на друга зачарованные ещё одной общей тайной.

Страйк опустился на землю, присаживаясь спиной к стене. Костюм всё равно безнадёжно испорчен. Дыхание его было тяжёлым, а лицо почти невменяемым, искажённым всеми гранями удовольствия. Видело бы его начальство таким, затраханным и растрёпанным, полностью лишённым хвалёного профессионализма — тоже мне, великий шпион.

— Сейчас бы сигарету и шампанского, — сказал он мечтательно. — Того, которое мы пили в Кот-де-Блан, помнишь?

Даймонд помнила. Им нужно было сопровождать важную делегацию в Шампани в поездке по винодельням, но как можно ездить по французским провинциям и не напиться игристым до беспамятства. Они тогда отворяли огромное окно в спальне и любили друг друга с лучшим видом на свете, в свете луны и в ласке ночного ветерка.

— Полагаю, мы достаточно испытали удачу, — напомнила Даймонд об обстоятельствах. — Пора бы уже и направляться в номер. Вряд ли картель ждал, пока мы закончим.

— Было бы очень любезно с их стороны, — усмехнулся Страйк.

— Скорее они были бы не прочь понаблюдать.

Лицо Страйка преобразилось дурной идеей. Даймонд слишком хорошо знала это выражение, оно одновременно не обещало ничего хорошего и сулило всё самое интересное.

— А это, кстати, мысль на следующий раз!

— Какая? Тебе не хватает зрителей?

— Снять наши игры на видео. Зрителями потом будем мы сами.

— Чур ты устанавливаешь свет, — сказала Даймонд вместо протеста.

Если их запись попадёт не в те руки, то может рухнуть пара диктатур и тройка демократий, но когда их это останавливало. Режимы строятся и разрушаются, а страсть человеческая вечна.