Изуку ласково пеленает Нацуки, слегка щекоча его пяточку. Малыш заливисто что-то булькает, сжимая маленькие ручки в кулачки.
Это странно. Мидория вообще не знает, как описать то, что он сейчас чувствует. Конечно, он только на первой ступеньке звания родителя, но всё же. От одного взгляда на розовое личико своего сына в его груди всё просто трепещет.
Нацуки мог проснуться ночью от коликов, но, приняв лекарство, он тут же засыпал, да и еду он всегда терпеливо ждал, пристально рассматривая всё рядом с собой (хотя для него весь мир вокруг должен выглядеть сейчас как огромное неясное пятно без очертаний). И больше всего его интересовал Кацуки…
На него малыш мог смотреть долго, словно изучая. Хотя Изуку предполагал, что так он пытается дать понять, что хочет к альфе на ручки. Только Бакугоу не брал его, стоило им оказаться наедине, альфа старался как можно быстрее «убежать». Его руки дрожали каждый раз, как он протягивал их к Нацуки, и он и не пытался что-либо исправить.
Им пришлось поменяться сторонами кровати, чтобы Нацуки случайно не просквозило. Изуку вообще предлагал Кацуки разъехаться по комнатам, всё-таки одно дело, когда не нужно никуда идти, а другое, когда Бакугоу надо ежедневно вставать на работу. Разумеется, плач ребёнка благополучно не сказывается на высыпании.
Но Кацуки не желал об этом слушать, разве что то ли пригрозил, то ли «пошутил», что закроет эту комнату на ключ и выбросит его куда подальше. Мидория на секунду задумался, но потом выдал:
— Тогда придётся сушить вещи на кухне.
— Деку, да не в этом дело! Ты не переедешь в другую комнату! Я всё сказал!
На самом деле, парень вообще не мог понять Кацуки, он ведь старается для него, а тому не нравится.
— И как его понять? — шёпотом спрашивает омега у Нацуки, качая его на руках.
Малыш хватает его за палец, что-то лопоча на своём детском языке.
Нацуки вообще нравится всё хватать. Радует, что у Мидории короткие волосы, иначе его сынуля давно бы снял с него скальп, мило улыбаясь беззубым ротиком.
Большую часть времени Нацуки всё так же спит, хотя иногда Изуку, заглядывая к нему, с удивлением замечает, что малыш просто лежит в кроватке, хаотично размахивая ручками и дёргая ножками. Ещё ему нравятся веснушки Изуку, он любит тыкать в них пальчиком.
Да и время летит как-то чересчур быстро. Вот Нацуки всего лишь три месяца и он только учится держать головку, а вот уже он спокойно её держит, с радостью рассматривает погремушки и гремит ими, непонимающе хмурясь. И в эти моменты Мидория замечает, насколько сильно он похож на своего отца.
Изуку просыпается посреди ночи и, сонно зевая, бредёт на кухню: Нацуки уже начал возиться в кровати, значит скоро потребует кушать.
Но, когда омега возвращается назад, удивлённо посматривает на то, как Бакугоу сидит на краю кровати, поглядывая в сторону кроватки, где возится Нацуки. Он не предпринимает попыток подойти, но Изуку уверен, если бы малышу угрожала опасность, Кацуки бы защитил его. Это какая-никакая, но гарантия.
Нацуки жадно пьёт из бутылочки, причмокивая. Его глаза уже снова закрываются. Всё-таки как мало нужно младенцам для счастья: еда, сон и тёплые объятья родителей, ну или одного родителя.
Парень заботливо вытирает его губки и, прижимая к себе в вертикальном положении, встаёт, чтобы немного походить. Кацуки прикрывает глаза, сцепляя руки в замок.
— Тебе необязательно просыпаться каждый раз, как мы встаём, — тихо говорит Изуку, выключая ночник.
Ответа он не получает, разве что со спины к нему снова прижимаются, руками несильно обнимая поперёк талии. Раньше омега морщился из-за утягивающих повязок, но теперь ничего против не имеет. Просто ему кажется, что это в какой-то мере успокаивает Бакугоу, вот он и «прилипает» к нему со спины.
***
Почему-то Изуку с каждым днём чувствует себя всё более и более уставшим. Он заметил, что после родов аппетит совсем пропал, да и набранный вес стал стремительно уходить. А это было очень странно. Доктор, наоборот, говорил ему, что с этим могут быть проблемы.
Одежда стала немного великовата, но это его только радовало, всё же его страсть к большим свободным вещам никуда не пропала. Так что это большой такой плюс.
Во время прогулок Мидория познакомился с несколькими омегами, которые выходили на улицу в то же время, что и они. Ну, как познакомился… Просто случайно Изуку частенько оказывается там, где обычно они кучкуются, обсуждая всякую разную дребедень…
Его не замечают, так что он спокойно может читать книжку, сидя на скамейке. Конечно, бывают немного раздражающие его случаи. Например, когда они, думая, что Изуку не слышит, обсуждали его самого и почему-то пришли к выводу, что он папа-одиночка. Но это не так важно…
И парень вовсе не может объяснить, почему же сейчас стоит перед зеркалом, пристально разглядывая своё отражение, проводя шершавыми ладонями по обветренным щекам.
Обручальное кольцо всё так же поблёскивает на пальце. Волосы совсем немного отросли — вообще, они всегда очень плохо отрастали.
Он так засмотрелся на себя, что и не заметил, как в проёме появился Кацуки. Он остановился, оперившись плечом о косяк.
— Ох! Каччан меня напугал. Ты в душ? Я сейчас принесу новое чистое полотенце, то я постирал.
Но Бакугоу не двигается с места, занимая собой весь проход.
— Каччан? — Изуку вопросительно смотрит на него, пальцами немного нервно сжимая край длинной футболки.
Этот немигающий взгляд самую малость пугает. Альфа делает шаг вперёд, заставляя рефлекторно отступить назад. Кацуки заносит руку, а Мидория на секунду забывает, как дышать.
Бакугоу наваливается на него, оттесняя к шкафу, и тянется вверх. Изуку поднимает взгляд туда же, замечая, как парень достаёт что-то с самой верхней полки.
Кацуки откручивает крышку, откладывая её на край умывальника, и несколькими размашистыми мазками размазывает по лицу омеги крем, круговыми движениями втирая его в кожу.
— Такими темпами скоро тебя всего придётся обмазывать…
— Спасибо…
— Кольцо снимай, руки вытягивай ладонями вверх.
Бакугоу бережно растирает вязкий крем по его коже, стараясь несильно сжимать эти хрупкие руки, потому что прекрасно знает, что синяки на его коже появляются мгновенно от любого грубого прикосновения.
Альфа удовлетворённо кивает.
— Всё?
— Да, — но почему-то он не спешит отпускать его.
Его ладони перемещаются на щёки, немного сжимая. Кацуки наклоняется к его лицу, губами прижимаясь к его лбу, и тут же морщится, совсем забыв, что только что самолично намазывал его лицо.
— Блять… В следующий раз буду брать с каким-нибудь приятным вкусом…
***
Бесконечная чернота больше не пугает его. Изуку смело шагает вперёд, осматриваясь по сторонам в поисках единственных здешних жителей.
На самом краю разлома сидит, свесив вниз свой длинный хвост, волк. Он устало зевает, раскрывая огромную пасть с рядами белоснежных острых зубов. Весь его вид кричит о скуке и одиночестве. Странно, но своей сущности Мидория не замечает.
Он смело шагает к нему, останавливаясь совсем близко. Зверь прижимает уши к голове, кончиком носа прикасаясь к его плечу. Изуку осторожно чешет его за ушком.
Иногда омега ловит себя на мысли, что их звериные сущности слишком человечны. Особенно их глаза. Порой кажется, будто бы вот-вот, и они даже смогут что-то сказать.
Мидория опускает взгляд вниз и видит на земле наполовину стёршиеся очертания рисунков. Вот этот круг похож на компас, а вот этот — на кусок мяса, правда, слишком кривой. Дальше видны непонятные каракули, наверняка не так давно их ещё можно было прочитать.
Пушистый хвост одним движением сметает остатки рисунков, небрежно фыркая.
Пальцы руки сами вплетаются в светлую шерсть волка, ласково перебирая прядки. В разломе прямо под ними гудит ветер, поднимающийся откуда-то с глубин, словно несущий с собой что-то. Волк мордой подталкивает его подальше оттуда и сам идёт следом, не упуская шанса потереться об него головой или хвостом оплести ноги, заставляя раз за разом останавливаться.
Они просто прогуливаются по бесконечному чёрному настилу земли. На песке остаются следы огромных лап зверя, но его хвост их тут же стирает, не оставляя ничего после себя. Несколько раз он приоткрывает пасть, словно силясь что-то сказать, прорычать… Но каждый раз отступает, просто опуская морду и закрывая глаза.
***
Изуку еле разлепил глаза, поворачивая голову вбок, чтобы посмотреть, спит ли Нацуки. Но кроватка стоит пустая. Сердце пропускает болезненный удар, а к горлу подступает комок паники. В комнате он один.
Вывернувшись из одеяла, Мидория срывается на бег, но, споткнувшись о порожек, едва не падает, в последний момент успевая с грохотом зацепиться за угол.
Дверь на кухню приоткрыта, но и звука оттуда не слышится. Изуку врывается и туда, чудом не споткнувшись о кухонный порог.
Кацуки медленно поворачивает голову в его сторону и морщится оттого, что Нацуки дёргает его за волосы, заставляя наклониться к себе ближе. Мидория хочет предупредить, что не стоит этого делать, но не успевает, потому что их малыш слишком проворен – хватает альфу за нос, пытаясь ему его оторвать.
На столе стоит почти полностью опустошённая бутылочка со смесью, там же небрежно лежит слюнявчик. Нацуки, сидя на руках у отца, с улыбкой растягивает его щёки в разные стороны. Изуку неуверенно присаживается рядом с ними на диван, в любой момент готовясь забрать Нацуки, но Бакугоу совершенно спокойно держит его на руках, несильно прижимая к себе, позволяя малышу делать со своим лицом… трудно сказать, что именно, но что-то очень важное, если судить по выражениям лиц.
Нацуки переключает внимание на своего папочку, пытаясь и его прихватить за волосы, при этом не забывая о Бакугоу, которого он отпускать явно не собирался.
— Спасибо, что покормил Наччана.
Кацуки ничего не отвечает, только кладёт голову на его плечо, прикрывая глаза.
***
Звонок в дверь не нравится Кацуки совершенно, он старается его проигнорировать, но Изуку уже бежит в коридор открывать.
Бакугоу слышит какофонию звуков, которую могут издавать только одни люди из его окружения. Нацуки хмурит бровки и что-то бурчит себе под нос, пытаясь выставить кубики в одну ровную линию. Он то и дело бросает взгляды на Кацуки, который держит в руках погремушку.
— Каччан, к тебе пришли, — Изуку проскальзывает в комнату почти незаметно.
Нацуки и Кацуки одновременно поднимают на него взгляды, и Мидории вдруг показалось, что они оба смотрят на него как-то обречённо.
— Бакугоу-сан! Как давно я тебя не видел!
— Действительно, всего лишь сутки назад ты орал, что видеть меня больше не можешь, а теперь соскучился?
Но Монома не отвечает ему, как вкопанный уставившись на Нацуки, что всё так же возится с кубиками, ворча себе под нос и переставляя их как только можно.
— Это же… мини-Бакугоу-сан! — от его крика Нацуки вздрагивает и переводит на него хмурый взгляд. — Да он даже смотрит на меня как Бакугоу-сан! Эти глаза так и говорят: «Заткнись, а то зарою тебя в отчётах!»
— И вправду… — Миюки выходит у него из-за спины, заправляя прядь волос за ухо.
При виде омеги глазки малыша загораются, а ротик приоткрывается.
— Хочешь подержать? — Кацуки подхватывает Нацуки на руки и передаёт Миюки, тот немного неуверенно прижимает ребёнка к себе, настороженно поглядывая на Бакугоу: этот засранец не делает ничего просто так.
— А! Миюки-сан, осторожнее! — Изуку, до этого разговаривавший с Кендо и Шинсо, отмирает.
— Не боись, я его держу.
— Дело не в этом…
Нацуки растягивает губы в улыбке и, что-то улюлюкая, впивается пальчиками в распущенные волосы Миюки. Не ожидавший такой подлянки омега даже противопоставить ничего ребёнку не может. Просто стоит и ждёт, когда его отпустят, ну или окончательно снимут скальп.
— Каччан! — Мидория пытается отодрать собственного сына от Миюки, но тот ни в какую не хочет отпускать его, на глаза едва слёзы не наворачиваются.
Но стоит только освободить Миюки, как у Нацуки появляется новый объект — Шинсо. Они смотрят друг на друга: один с непониманием, другой — с маниакальным блеском в глазах.
Миюки продолжает что-то шипеть на Кацуки, одновременно пытаясь убрать волосы, пока на него снова не переключили своё внимание.
Единственная, у кого Нацуки сидел на ручках спокойно, — Кендо. Даже волосы ей выдирать не захотел. Просто рассматривал её, а потом предложил поиграть вместе в кубики, хотя даже так он не переставал поглядывать на Изуку, чтобы тот всегда был в поле зрения.
***
Мидория обеспокоенно поглядывает в сторону сына. Нацуки пытается ходить, хватаясь для опоры за край дивана.
Как бы он ни старался, Нацуки напрочь отказывался ползать, сразу пытаясь совершить свои первые шажки. Мальчик пыхтел, но сдаваться не хотел. Упрямством он явно в Бакугоу…
Вот он снова переставляет ножку, но, запнувшись, почти садится на попу, только Кацуки ловит его, снова ставя на ноги. Изуку облегчённо выдыхает, пока рядом есть Кацуки, можно отвлечься на приготовление ужина.
***
— Па-па.
— Па-а-а-па-а-а.
— Да, хорошо, — Изуку улыбается, приглаживая хохолок на голове Нацуки, а тот снова лепечет.
— Па-а-а-па-а-а.
— Угу. Папа.
Кацуки отпивает кофе и ставит кружку на стол, чтобы подсесть к ним. Нацуки смотрит на него и снова тянет: «Па-а-а-па-а-а».
***
Нацуки виновато потупил взгляд в пол, пока Бакугоу тряс перед ним своей рубашкой, изрисованной фломастерами.
Изуку уже хотел заступиться, но Кацуки грозно на него зыркнул, так и говоря: «Не смей!»
Весь оставшийся вечер Нацуки простоял в углу, изредка вздыхая и обиженно поглядывая на своего отца, сидящего в кресле, но игнорирующего все его взгляды.
— Он должен научиться нести ответственность за свои поступки.
— Я знаю, но, Каччан, Наччану всего лишь два с половиной года… Он ведь ещё не совсем понимает, где рисует…
— Это уже третья моя рубашка за два месяца, хочешь сказать, он это делает неосмысленно?
— Ну, да…
Кацуки приподнимает разрисованную ткань и снова внимательно осматривает яркие полосы и завитки. Никакого точного рисунка нет. Бакугоу вздыхает. Ладно, может быть, он действительно не специально это сделал.
Видя, что его слова, кажется, произвели должный эффект, Изуку снова продолжает:
— Вам нужно помириться, — и осторожно тянет Кацуки за ладонь в сторону кухни, где отбывает своё наказание Нацуки.
Изуку всегда выступает в качестве посредника между ними, ведь не в первый же раз Нацуки проказничает…
Мальчик стоит, насупившись, опустив голову вниз, пальцем ковыряя обои.
— Наччан, папа хочет тебе кое-что сказать.
Бакугоу присаживается на корточки, чтобы быть наравне с сыном, ощущая на плече тёплую ладонь Изуку.
— Я был не прав…
Нацуки оборачивается, хлюпая носом. Он утирает нос рукавом и нерешительно идёт к отцу, чтобы головой уткнуться ему в плечо и кое-как сказать корявое «Пласти».
***
Изуку снова перерывает всю квартиру в поисках газеты с объявлениями о работе. Но её нигде нет.
— Что ж такое-то… Уже четвёртая…
— Папа! Папа! Папа! Папа! — кричит Нацуки и на полной скорости влетает в комнату, едва не снося омегу с ног.
— Что такое?
— Смотл-л-ли! Мы с папой сдела-али! — он протягивает ему красивый кораблик из бумаги.
— Какая красота! Вы молодцы! — Мидория гладит сына по голове и внимательнее осматривает кораблик.
Улыбка медленно сползает с лица.
— Наччан, а вы с папой больше ничего не делали?
— Делали! Бом-боч-ку! И… и… зу-зу-журавлика!
— Покажете мне остальное?
— Ага! — он хватает Изуку за руку и тащит его к ним в спальню, где Кацуки пытается вывернуть из бумаги львёнка.
— А я-то думал, куда пропадают все газеты, которые я покупаю…
Пристыженным Бакугоу не выглядит, хотя прекрасно знает, для чего именно Изуку их покупал.
— Присоединишься? — Кацуки протягивает ему единственный целый фрагмент с объявлениями, а омега только вздыхает тяжело.
— Так, что там у нас ещё осталось?..
— Попугай.
— Ну, давайте сделаем попугая!
Нацуки вклинивается между ними, тоже пытаясь сложить листок по указаниям отца.
***ЭПИЛОГ***
Нацуки открывает глаза, смотря в белый потолок. Из-под штор выбивается тонкая полоска света — уже утро. А что это значит? А это значит, что можно перемещаться!
Он выбирается из кровати, осматриваясь по сторонам. Родители всё ещё спят, прижавшись друг к другу. Нацуки коварно улыбается и старается бесшумно забраться к ним на кровать.
Кацуки уткнулся лицом Изуку в грудь, руками обнимая его поперёк талии, и беззаботно сопит, даже не хмурясь во сне.
Мальчик пытается влезть между ними, но Бакугоу прижался так близко, что и миллиметра пространства между ними не осталось. Нацуки недовольно фыркает.
— Папа. Папа, отчёт. Ты отчёт забыл написать, — шепчет он ему в самое ухо, отчего Кацуки подрывается и ошалело крутит головой во все стороны.
— Какой отчёт?!
Пока отец никак не сориентируется в пространстве, Нацуки быстро ныряет под одеяло и прижимается к Изуку поближе, вдыхая родной запах.
Кацуки хлопает глазами и только что-то бубнит себе под нос, прежде чем снова лечь, обнимая теперь и Нацуки тоже.
Изуку только удивлённо смотрит на то, как эти двое прилипли к нему и продолжают спать дальше.
Он встаёт совсем тихо, чтобы их не разбудить, но стоит лишь шагнуть за порог, как Кацуки и Нацуки тут же подрываются и встают. Они вместе идут в ванную для водных процедур, а пока Мидория готовит завтрак, Бакугоу включает мультики, чтобы хоть как-то заставить своего сына задержаться на месте больше чем на одну минуту.
— Вкусно пахнет! Это блинчики, да? Блинчики? — он носится из стороны в сторону, то и дело норовясь врезаться во что-нибудь.
— Блинчики, блинчики, — кивает омега. — Наччан, садись за стол, уже почти готово.
Нацуки спешит, старается запихнуть в рот всё сразу и залить это чаем, чтобы поскорее проглотить. Смотря на него, Кацуки только поражается, как в него влезает столько еды всего лишь за две минуты, и откусывает очередной кусочек блина.
— А мы пойдём гулять? Пойдём же? Да? Да?
— Пойдём.
— А папа пойдёт?
— Пойду, — Бакугоу залпом допивает кофе и встаёт, чтобы помыть посуду.
— Каччан, давай я?
— Нет, лучше с ним разберись, пока он не разнёс полквартиры от нечего делать, — он целенаправленно смотрит на их многострадальный диван, весь изрисованный машинками, паровозиками и корабликами.
Нацуки от нетерпения уже обежал три раза вокруг кресла, залез на диван и поболтал ногами, слез и побежал дальше.
Изуку даже не успел понять, куда тот делся за такой короткий срок.
— Папа, папа, а ты меня на спине покатаешь? — мальчик встал перед присевшим, чтобы завязать шнурки, Бакугоу.
Тот хмуро на него посмотрел, и так ведь постоянно его катает, такими темпами он и на своих двоих разучится ходить. Кацуки уже хочет сказать «Нет», когда Нацуки, хитро прищурившись, продолжает:
— А иначе я папочке рассказу, что ты мне даёшь конфеты и говоришь мне ему не рассказывать, — и ему совсем нет дела, что всё это время Изуку стоит за спиной у Кацуки с рюкзаком в руках.
— Хорошо, шантажист мелкий… — шипит он сквозь зубы. — Это в последний раз.
Нацуки загибает палец на левой руке: это девятый раз. Если Мидорией он может манипулировать, лишь состроив милейшую мордашку, то с Кацуки срабатывает только шантаж.
Он вертит головой из стороны в сторону, и Бакугоу кажется, что такими темпами она у Нацуки отвалится. Но даже на замечание отца он только улыбается и говорит, что тогда папа обязательно прикрутит её на место, а то папочка будет плакать без Нацуки. А папа ведь не хочет, чтобы папочка плакал. Ведь так?
Кацуки только просит его держаться крепче, а то тот рискует ещё и упасть. Мимо проходящие люди умиляются тому, как Нацуки вцепился в шею Кацуки, широко улыбаясь.
Изуку идёт рядом, держась с Кацуки за руки. Его действительно умиляет вся эта картина, особенно с его ракурса. Всё-таки Бакугоу тоже балует Нацуки, как бы тот ни хотел этого признавать. Даже от корпоративов он отказывается, чтобы прийти домой и поиграть с сыном в машинки или же порисовать. Главное — не напоминать ему про диван…
Мидория улыбается и устремляет взгляд вперёд. И словно ток простреливает вдоль позвоночника, заставляя замереть на месте и поражённо глядеть перед собой.
Впереди, всего лишь в метре или чуть больше от него, стоит знакомая, но уже давно позабытая фигура, что иногда всплывала в его памяти, заставляя задаваться вопросом: «Как он там?»
Тодороки совсем не изменился. Всё та же идеально ровная спина, безэмоциональное выражение лица, и только разноцветные глаза выдают его смятение.
Вот к этой встрече Изуку готов уж точно не был…
Шото осматривает его с головы до ног. Мидория чувствует, как Кацуки сильнее сжимает его руку. Он старается погладить его ладонь, чтобы успокоить. В Бакугоу всегда говорили собственнические инстинкты, так что Изуку постоянно носил одежду с неглубоким вырезом, демонстрируя метку. Разумеется, её трудно не заметить.
Тодороки подходит к ним ближе и приветливо улыбается Изуку.
— Давно не виделись, Мидория-сан. Вижу, у Вас всё хорошо.
— Да. А Вы, Тодороки-сан? Как Ваше обучение?
— Как видите, подошло к концу. Я недавно заходил в цветочный магазин, но Вас там не было, а ответить на мои вопросы никто не смог.
— Я уволился оттуда уже давно. Сейчас временно не работаю.
Альфа переводит взгляд на Нацуки, который вцепился Кацуки в голову, угрожающе хмурясь.
— Действительно… — будто бы сам себе говорит Шото. — Но вижу, у Вас всё хорошо.
— Да, я очень счастлив.
— Я рад это слышать, — он поворачивается к Кацуки и подходит уже к нему, протягивая руку.
Бакугоу пожимает её, другой продолжая придерживать за ногу разошедшегося не на шутку Нацуки, что уже едва ли не скалился на него.
— Тодороки Шото.
— Бакугоу Кацуки.
Только и произносят они друг другу. Тодороки снова смотрит на Нацуки и протягивает руку и ему, мальчик с готовностью хватает её, сжимая посильнее маленькой детской ладошкой.
— Тодороки Шото, — повторяет он.
— Бакугоу Нацуки.
Они не говорят друг другу никаких любезностей. Шото лишь прощается с ними, оставляя Изуку бумажку с его номером телефона, всё-таки они давно не виделись и было бы здорово пообщаться, но чуть позже. Не будет же Тодороки отрывать Мидорию от семьи.
Стоит его фигуре затеряться в толпе людей, как Нацуки просит отца опустить его на землю. Он хватает их за руки и тащит в сторону детской площадки.
Народу ещё не так много, но хватает, чтобы начать какую-нибудь игру. Только Нацуки никуда не бежит, как это бывает обычно. Он забирается на скамейку, усаживаясь между ними.
— Я с вами посижу.
Кацуки ничего не говорит, только треплет его по голове, как обычно: то ли успокаивающе, то ли поощряюще.
Нацуки не говорит ни слова, что удивляет. Обычно он, наоборот, никак не может перекрыть словесный поток. Он не болтает ногами, просто прижался головой к Изуку да так и сидит, рукой сжимая шорты отца.
Солнце начинает печь сильнее. Летние каникулы скоро подойдут к концу, и Нацуки снова пойдёт в детский сад. Это будет его последний год, а потом школа. Как же быстро пролетело время!
— Смотри, там Хикару-кун идёт, не хочешь с ним поиграть?
Нацуки хочет. Очень хочет. Но оставлять своих родителей он не хочет гораздо сильнее.
— Беги давай, — Кацуки снова ерошит его волосы. — Мы будем здесь.
Только Бакугоу мог так влиять на Нацуки. Как бы мальчик ни капризничал, отцу он не перечил. Просто верил ему. Знал, что он не обманет его. Сказал – сделает.
— Хорошо! — он слезает со скамейки и срывается с места, громко крича: «Привет, Хикару!»
Они носятся по всей площадке, поднимая пыль. Похоже, сейчас они пересекают пустыню Сахару. Нацуки только что забрал у них бутылку воды, сказав, что она нужна, чтобы дотерпеть до оазиса.
Кацуки откинулся на спинку скамейки, рукой сжимая ладонь Изуку.
— Кто он? — наконец спрашивает Бакугоу, устраивая голову на плече омеги.
— Кто?
— Этот половинчатый.
Он понимает, о ком говорит Кацуки, но не может не поправить его, говоря немного сердито:
— Это Тодороки-сан. Когда я ещё работал в цветочном магазине, он часто покупал у нас цветы для своей матери. А ещё он отвёз меня в больницу, когда мне стало нехорошо на рабочем месте, потом и до дома почти проводил. Он очень хороший человек. Поэтому не называй его, пожалуйста, «половинчатым», это звучит слишком грубо. Хорошо?
Нехотя, но Бакугоу всё-таки кивает головой, бубня еле слышно: «Ладно».
— Нацуки будет альфой, — прерывая давящее молчание, снова произносит Кацуки.
— Я тоже так думаю…
Мидория смотрит на то, как их сын помогает подняться какой-то девочке, запутавшейся в собственных ногах и упавшей на землю. Он отряхивает её платьице и пытается утереть слёзы. И Изуку кажется это по-настоящему милым.
— Он так похож на Каччана. Прямо копия с детских фотографий.
Кацуки морщится.
— Лучше бы он не был на меня похожим вовсе…
— Ты стал хорошим отцом… — омега укладывает голову поверх макушки Бакугоу.
Он ничего не отвечает, хотя Изуку почувствовал, как тот вздрогнул и напрягся.
Детские крики становятся громче: теперь они играют в пиратов, бутылка воды превращается в подзорную трубу. Нацуки в одном из боёв потерял правый глаз и теперь щурится, стараясь не открывать его.
— Каччан, ты же любишь Наччана?
Сначала парень не отвечает, но потом Изуку слышит довольно чёткое:
— Люблю…
— Я тоже люблю Наччана. Так что давай и дальше любить его вместе.
Кацуки прикрывает глаза, прислушиваясь к собственному размеренному биению сердца. Нацуки что-то кричит и уже бежит в их сторону. У него разбита коленка, порваны шорты, но он счастлив, и они тоже счастливы.