Олег

А днём позже перед уроком Никита протягивает мне свою укулеле в чехле через парту. Я хлопаю зенками, как дебил, не понимаю ничего. Он для нашего “клуба” её притащил? А сейчас-то зачем отдавать? Впереди шесть уроков ещё.

— Бери, — нетерпеливо бурчит он. Я принимаю инструмент из его рук, да так с ним и зависаю. Никита на меня смотрит таким взглядом, будто ещё секунда, и его глаза закатятся куда-нибудь за мозг.

— Взял… И чего мне с ней делать-то сейчас? — растерянно спрашиваю я. — Может, до “клуба” у себя подержишь?

— Он её тебе подарить решил, ну, за свитер, — с улыбкой встревает в разговор Ури, который, кажется, в курсе ситуации больше, чем я. У меня раскрывается от удивления рот. Прижимаю чехол ко груди, словно боюсь, что Никита передумает. Он отводит глаза в сторону и торопливо бормочет:

— Просто так быстрее, у меня пока что мало денег. Она почти новая. Если хочешь прямо с витрины, то я куплю позже…

— Не хочу с витрины, хочу эту! — обрываю я его реплику. — Ты чё, она ведь… Она ведь твоя! И в твоей комнате побывала! Да я с неё пылинки сдувать буду…

— Извращенец, — морщится парень, а я, счастливый, осторожно ставлю инструмент рядышком, прислонив к своей сумке.

— Не извращенец, а твой истинный поклонник. Не путай!

— Нет, ну так радоваться потому, что она побывала в моей комнате — это ненормально.

— Она сделала то, чего мне не светит, — я театрально прижимаю руку к сердцу и вздыхаю, но следующая фраза Никиты выбивает из меня воздух:

— Большое дело… Мог бы и зайти как-нибудь.

Я сейчас ощутил наглядно дедову предрасположенность к инсультам, которая, по ходу, по наследству передаётся. Напрочь не понимаю, какую дистанцию между нами держит Никита. Это как танец, как чёртово танго: то оттолкнёт, то за руку потянет, к себе притягивая.

Ничего, я с тобой ещё потанцую.

— Прям так? — с недоверием переспрашиваю я. — Прям зайти?

Он смотрит на меня снова, прямо взглядом сканирует. Каждый раз изучает, каждый раз взвешивает, что можно сказать, что нет. Значит, и все “такие” вещи осознанно говорит.

— Нет, конечно. С Ури вместе придёте. Иначе слишком неловко будет.

— Кому?

— Всем.

— Со мной? — удивляется Ури.

— Конечно, с тобой, — Никита жмёт плечами, мол, очевидно же. — Мы трое ведь “клуб игры на укулеле”. Почему бы иногда не собираться у меня? На будущей неделе, к примеру.

— Ух ты, — у Ури загораются глаза. — А родители? Против-то не будут?

— Только “за” будут. Они в мою жизнь лишний раз не лезут, но если я делюсь личным, знакомлю с важными для меня людьми — радуются, будто праздник какой-то.

Пока я прибываю в молчаливом охуенезе, сосед по парте, заикаясь, озвучивает мои мысли:

— Мы… Мы важные для тебя… люди?

— Боже, Ури, конечно! — Никита снисходительно улыбается, приподнимая брови. — Я бы с вами не тусил иначе. Тех, на кого мне плевать, я просто игнорирую. Неужели это настолько неочевидно?

Пытаясь усилием воли снизить уровень закладывающего уши серотонина, я откашливаюсь и подаюсь чуть вперёд, складывая руки на парте.

— Никит, только не обижайся, пожалуйста… Но ты буквально магистр противоречивых сигналов. Даже когда с нами тусишь, у тебя всегда такое лицо, как будто тебе это в тягость. Как будто одолжение нам делаешь. А потом ты резко выдаёшь что-то… такое, и в голове потом каша. И я потом часами думаю, бешу я тебя или нравлюсь. 

— Я тоже иногда не понимаю, — поддерживает Ури стеснительно. — Но я в целом редко понимаю, как ко мне люди относятся. Хотя бы потому, что не умею мимику читать, если она не совсем уж “мультяшная”. Вот у Олежи как раз “мультяшная”, я уже привык, даже краем глаза замечаю, — на лице кудряша появляется скромная улыбка. — А тебя я расшифровывать не умею. 

— Ребят…

Никита выглядит изумлённым, растерянным. Прикрывает губы кулаком, хмурит брови.

— Да не грузись так, — я тыкаю его пальцем в плечо. — Расслабься. Просто… Просто, если можешь, говори чаще словами через рот. Если так не делать — недопонимание копится, как снежный ком налипает, а потом прямо по башке. 

— Это верно… — говорит рыжик и отводит взгляд куда-то. Мысли его уже не здесь, кажется, мы в его думалке запустили какой-то сложный процесс. Чешу нос, гляжу растерянно на соседа. Ури тянет ко мне руку, цепляется мизинцем за палец. Я сжимаю в ответ… а потом замечаю её.

— Алин, ты чё творишь?

Очкастая соседка Никиты по парте вздрагивает и вырубает на телефоне диктофон. Нет, ну даже не стесняется!

— Ой, извините, — без малейшего сожаления на лице отвечает одноклассница. 

— Удали при мне, — грозно наклоняюсь вперёд, заставляя её отшатнуться. — Слыш? Выложишь куда — я ведь не посмотрю, что девчонка.

— Да не буду я, — она поднимает руки ладонями вперёд. — Просто я фанфики пишу! А у вас тут такая химия лютая витает, ну… Мне для писательства надо, для вдохновения, клянусь, никуда я это не выложу!

Я щурю глаза, почти как Никита.

— Точно?

— Бля буду!

— Будешь. Ладно, прощена. Не подслушивай в другой раз.

— Да вы на пол-класса орёте, — возмущается она. — Тебя в кутузку посадят не из-за значка, Енотин, а потому что из ментовки через три квартала услышат.

Звонок прерывает любую болтовню. Но не прерывает мысли. Всё равно, что там математичка бурчит. Меня не покидает вопрос: почему Никита “клубом” назвал только нас троих? Ведь его девушка к нам присоединилась немногим позже его самого, да и ведёт себя на встречах очень даже заинтересованно, много поёт, смеётся, с Ури болтает. Либо он считает Марго очевидным к себе “приложением”, либо…

Надо будет просто спросить об этом. Строить догадки вредно.