Катажинка расчёсывала мокрые волосы пальцами, развалившись на мягком мху. Солнечные зайчики прыгали сквозь танцующие от ветра листья по её длинным белым ногам, тихо журчал ручей, и она подпевала, так же тихо мурлыча себе что-то под нос.
Раньше в полдень — так давно, будто в прошлой жизни — было не до отдыха. Пока до деревни доберёшься, пока собак угомонишь, чтобы лай не подняли, пока убедишься, что свеженькая мать пошла в поле мужа кормить — это ещё полбеды. А прокрасться в дом, младенчика заменить на болезного и хилого, а здорового и пухлого дотащить обратно… ой как нелегко, а пухлые они все как на подбор. И повезёт, если охотник или дровосек не встретится по дороге — разбирайся с ним, топи, одна морока.
То ли дело сейчас: прохлаждайся хоть весь день, хоть всё лето. Никто из сестёр и слова не скажет, матери не пожалуется: ведь ни сестёр, ни матери уже и в помине нет.
Разве что скучно стало. И так одиноко порой, что к зайцам лезешь с разговорами — но куда уж там, у них на уме лишь еда и потомство.
Можно было бы тряхнуть стариной, выкрасть дитачку и воспитать под себя, да только не подойти теперь к людским домам: везде железо, камень и сплошные заборы. А ещё тарахтелки жуткие вместо лошадей, таких не усыпишь и не испугаешь.
Прошло то время, когда люди были жалкими, слабыми и беззащитными — теперь они просто жалкие и слабые. Соваться на их земли опасно. Может, сёстры этого не понимали, сгинув одна за другой с течением лет, и даже мать не могла поверить, цепляясь за прошлое, но Катажинка не так глупа. Лучше скука и одиночество, чем смерть.
К счастью, до её части леса обычно никто не добирался: новые люди настолько ленивые, что даже по грибы-ягоды не ходят. А если и забредёт случайный человечек, утопить его можно без труда в дальнем омуте — только не в этом, а то будет разлагаться и испортит её любимое место.
Под убаюкивающее журчание и шелест крон Катажинка сладко зевнула, укуталась ещё влажными волосами как плащом и задремала. Грёзы всегда были для неё лучшим развлечением, а сейчас, за неимением других, и подавно.
Снилось детство: как училась плести венки со старшими сёстрами, как вели хороводы и танцевали у костра безумным вихрем. Как мать рассказывала легенды — о сотворении жизни на земле, прекрасной и чистой, о рождении людей из грязи, о пророчестве, по которому они всё погубят, утоляя свою жадность.
Для Катажинки будущее не имело значения. Настоящее ласкало её тёплыми лучами, а прошлое дарило умиротворение во снах. И этого было достаточно.