Комплексы и заботливые поцелуи в карие глаза

"Темно. Холодно. Одиноко."

Сынмин столько раз перебирал эти три слова в разных думах пока запинаясь шагал домой. Тело дрогло в кожаной куртке, ноги совсем не хотели держать, лицо покраснело и отдавало неприятным жаром. Хотелось нырнуть в сугроб, замëрзнуть насмерть и быть не найденным. Не хотелось тревожить и так пустующую улицу, хрустом свежего снега. Обдувая теплым дыханием свои ладони, Сынмин надеялся согреться хоть немного, создать плëнку между внутренним одиноким холодом и наружным, потому что сейчас он чувствовал себя одной кашей с несчитанным количеством ледянных звезд под ногами, порывами мерзлых острых ветров, одиноко вжимавшимся в собственную грудку продрогшим котом под лавочкой, остывшим кофе в мусорке, который до этого был настолько холодным, что пить его уже было невозможно.

Желтоватый свет из фонарей освещал, ещë не до конца утоптанный, снег, отчего звонкий хруст пробивал уши и от осознания одиночества этой тропы, хотелось плакать. Но Сынмин сильный, и такая мелочь его не растопит, он не позволит себе по пустякам лить слëзы, размывая легкий макияж, который он так старательно наносит каждый день, чтобы без отвращения как во время процесса смотреть в зеркало. Он ненавидел свою внешность, всë в его лице казалось кривым и неидеальным, его чрезмерная ненависть заставляет жить с постоянным ощущением того, что когда он ненакрашен, то все смотрят на него усмехаясь внутренне, в глаза говорят откровенное лицемерие, а за спиной болтают о том, насколько же он уродлив. И он заслужил, ведь с таким как он, так и нужно обращаться, потому что портить вид совершенного строя карается всеобщим осуждением.

Когда-то, Сынмину сказали, что ему было бы лучше краситься, потому что его лицо грустное и серое, а это печалит и мешает. И он начал. Начал краситься, начал загоняться, начал параноить, начал по-тихоньку сходить с ума.

–Сынмин-хëн?– робко зовëт парнишка, когда О чуть не прошëл мимо него, задумавшись.

–Хëнджун-и,– натянув улыбку, берëт Хана за промëршие запястья, за которыми он не следил и это расстраивало. Потирает тыльную сторону большим пальцем, хмурясь, когда покрасневшая кожа на мгновенье белится под чуть более тëплыми руками.– следи за запястьями, я тебя уверяю, ты когда-нибудь их отморозишь и некому будет играть прекрасные соло на гитаре.–

Хëнджун чуть смущается, очаровывая уголками губ, когда они растягиваются в неловкой улыбке. После, чуть поднимает взгляд на чужое лицо, и тут же мрачнеет, на что Сынмин даже пугается на секунду.

–Сынмин-хëн, ты снова надел эти линзы?– берëт чужое лицо в руки, немного поворачивая голову в разные стороны. Голубые линзы красиво блестят, возможно маняще, отдаваясь почти чистым цветом. Но Хëнджуну не нравится, он строго заглядывает в них, хмурясь.

–Да, прости. Они выглядят лучше, чем простые карие глаза,– говорит еле слышно, ведь дыхание от такой близости спирает. Лицо краснеет ещë больше, а на макушку прилетает снежинка, выбившаяся из кучи таких же на ветви дерева.

–Нет, Сынмин-и, нет. Я так люблю твои карие глаза, почему ты прячешь их от меня?–Глазки у Хëнджуна словно ещë больше на капельку походят, выедая по кусочкам загоны, которые буквально минут пять назад сидели в голове.

–Я не прячу их.– закусив губу, устремляет свой взгляд куда-то вниз, рязглядывая чужую одежду. Тëплая куртка, за которой, очевидно, толстовка грязного бирюзового цвета, немного видно широкие штаны, которые выглядели тепло. Для Хëнджуна в приоритете удобство и комфорт, нежели мода. А Сынмин наоборот, мëрзнет в чём-то стильном, а потом получает от парня, когда зубы стучат до невозможности громко.

Хëнджун наконец льнëт к чужому лицу, легко целует глаза, нос, щеки, дрожащие губы. Хитро смазывает макияж невинными горячими прикосновениями. Сынмин готов был поклясться, что места поцелуев горели так сильно, словно разгоряченные камни с пляжа, оставляя множество ожогов. Но ему они нравились, по-детски наивные, игривые и заботливые. Капля адреналина растекается по телу, когда Хëнджун напористо сжимает чужие щëки, жадно впиваясь. Мнëт губу за губой, но не кусает, даже проводит языком по каждой. Зацеловывает до онемения, до тëплой дрожи в теле, до подкашивающихся коленок. У Сынмина голова пустеет всë быстрее и быстрее, оставляет неизмеримый простор, который потихоньку заполняется счастливым лицом Хëнджуна в их отношениях.

Например, когда осенний дождь колдовал маленькие грязные озëра, Хëнджун с широкой улыбкой проходил прям по дну. Ронял стекающие с мокрых волос капли, наполняя водоëм неслышимым запахом мятного шампуня, а ещë несчастными мыслями.

Или когда Хëнджун примерял одежду Сынмина, которую тот любезно ему предоставил. Хоть он модой и не интересовался, но примерить то, что когда-то надел его парень и выглядел в этом, до головокружения, отпадно, хотелось сильно. Вещи были немного велики, но Сынмин заботливо заправлял и поправлял выбивающиеся концы, разглаживал складки, нежно поправлял волосы.

А может тогда, когда Хëнджун выиграл очередной уровень в игре или прочитал главу комикса с возмездием?

Каждая улыбка, каждый блик в глазах, каждые зарумяненные щëки. Сейчас это всë всплыло в сознании, блокируя путь комплексам. Тихий смешок напротив заставил прийти в себя.

–Что смешного?– не меняя расслабленного выражения лица, Сынмин совсем немного приоткрывает глаза.

–Какой ты сексуальный сейчас,–

–Чего?!– глаза удивлëнно распахиваются, а сам Сынмин прикрывает лицо красной ладонью, в которую снова приходится поцелуй.

–Ну ты бы видел себя, макияж весь смазан, глаза еле открыты, лицо краснючее, а дыхание обжигает. – Хëнджун смеëтся в открытую, пока его парень зарываетая лицом в ворот кожанной куртки, желая скрыть смущение. –Ты чего, я же шучу,– и снова целует, но уже в макушку, нежно поправляя осветлëнные волосы.

–Странные у тебя шутки, Хëнджун-и,– дует губы по-обиженному, хмурит бровки. Но тут же забывает всë, когда чужая рука обжигает ладонь, сцепляя их вместе.

–Пошли уже, я ещë успею посмотреть на твоë такое лицо, но не сейчас, на улице слишком холодно,–

–Хëнджун-и, хватит уже.– наигранно хнычет Сынмин.

Снег хрустит теперь не так болезненно, но всë равно неприятно, потому что заглушает и так тихую речь Хëнджуна. Младший редко заговаривается, а когда такое происходит, сердце сжимается от каждого слова и хочется быстрее записать всë на диктофон, чтобы потом переслушивать сотню и один раз, смеясь с каждой шутки как впервые и вспоминать его выражение лица. Но из-за холода телефон выключился, и всë что может Сынмин, так это отсеивать противный хруст обжигающе холодных звëзд под ногами, которым он бессовестно ломает кости и заставляет взорваться раньше положенного срока, но не жалеет и не чувствует вины. Всë сейчас не имеет значения, пока под боком идëт его парень, который в общежитии сам игриво его умоет, а после снова будет целовать его чистое лицо и совершенные карие глаза.