Не заиграться

Каждый раз я всё больше и больше убеждаюсь в том, какая же ты святая наивность, моя дорогая. Иногда аж смешно становится от того, что ты забываешь о том, кто перед тобой. Твои глаза блестят доверием, хотя тебя не единожды предупреждали о том, что мне доверять нельзя. Но ты была в таком отчаянии, что была готова принять, кажется, чью угодно руку помощи. Играть роль джентльмена и благодетеля легко, особенно, когда тебе так наивно верят, хотя, признаться, в груди порой творится что-то странное, когда я смотрю в твои горящие глаза и на лучезарную улыбку…

На протяжении шести долгих месяцев я даже иногда ловлю себя на мысли, что наблюдать за тем, как души, поселившиеся здесь, в отеле, находят общий язык и, как бы это не было удивительно, меняются в лучшую сторону. Неужели твоя идея не столь безнадёжна? Порой мне кажется, что твой отель начинает влиять и на меня, моя дорогая, ведь постепенно я чувствую, как начинаю привыкать ко всем, привыкать к тебе… Но я ведь здесь не для того, чтобы возгрузить на себя ещё одну цепь, не так ли?

Украсть твою душу было легко: и в прямом, и в переносном смысле. Ты была слишком подавлена после фиаско на встрече с Небесами и обмана своей подружки. Ты стала моим козырем в рукаве, даже не зная об этом, да и тебе до поры до времени не стоит об этом знать. Истинные картёжники никогда не ходят с козырей, моя дорогая, иначе есть огромный риск проиграть. Не так ли, друг мой Хаскер? Но ставки слишком высоки, и мне проигрывать нельзя. Но, тем не менее, я честно выполняю свою часть сделки, рассказав о интересующей тебя информации и отведя к Рози за помощью.

Знаешь, моя дорогая, видеть то, как твоё лицо расцветает улыбкой, а глаза горят энтузиазмом и уверенностью, отчего-то безумно приятно. И ради этого мне почему-то даже не жаль доверить тебе мой микрофон — мою часть души и источник силы. Почему-то…

— Аластор, ты видел?! — ты взволнованно щебечешь по дороге в отель, пока я наблюдаю за тобой со снисходительной улыбкой, — они поверили мне! Они пошли за мной!

Я отчего-то не могу, как обычно, вставить язвительную реплику о том, что каннибалами движет только желание отведать ангельской плоти. Не тогда, когда ты вновь сияешь своей лучезарной, прекрасной улыбкой.

— Я в тебе и не сомневался, моя дорогая, — говорю лишь вместо этого, — твой энтузиазм довольно-таки заразителен! А твой потенциал унесёт своим бурным потоком кого угодно!

Ты в очередной раз сияешь улыбкой, снова волнуя что-то непонятное внутри, и берёшь меня за руку.

— Спасибо тебе за поддержку, Ал, — твой голос немного дрожит от смущения, — это очень важно для меня. Ты хороший друг, и в тебе есть всё же что-то светлое.

Моя улыбка становится шире. Ох, моя дорогая, не в том демоне ты ищешь друга. На мгновение мне в очередной раз становится смешно с твоей наивности. Однажды ты поймёшь, что не каждого можно изменить, что не в каждом демоне есть радуга…

— Слишком громкие слова для моей скромной персоны, моя дорогая, — пальцы крепче сжимают микрофон, пока воздух прорезают редкие радиопомехи, — друзья ведь всегда помогают друг другу.

Мои глаза сощуриваются, а в голосе звучит небольшой намёк. Ты съеживаешься, что показывает, что ты помнишь о нашей сделке. А если и забудешь, то я в своё время напомню тебе об ответной услуге, будь уверена.

— И всё равно ты поступил сегодня очень мило, — твой носик очаровательно морщится, а глаза смотрят с теплотой и доверием, — ты всё же очень изменился…

Мои глаза сверкают алым светом, но ответить что-то не даёт твоя подружка, что идёт нам навстречу. «Надо же, ангелок вернула себе крылья», — мелькает мысль, пока я наблюдаю за вашим разговором и примирением, пока вы не уходите в отель.

— Спокойной ночи, Ал! — бросаешь на прощание и по-дружески машешь мне рукой.

И лишь когда вы исчезаете с поля зрения, я позволяю себе тихий смешок. Ох, моя милая, такие, как я, никогда не меняются… По крайней мере я в этом был твёрдо убеждён. Но всё же сейчас я стою и бьюсь против ангелов плечом к плечу, ради вас всех, ради тебя… Как нелепо. И когда этот ублюдочный ангел Адам ломает мой микрофон и чуть не убивает, я с новой силой вспоминаю о том, ради чего я это всё делаю.

В старой радиостанции, где я зализываю свои раны, в голову приходит осознание того, насколько низко я всё же пал. Великий Аластор-альтруист, умерший за своих друзей — это звучало бы даже смешно, если бы не выглядело так жалко… В сознании всплывает твой голос, твоя улыбка, твой взгляд и знаешь, моя дорогая, от этого всего свобода становится только желанней, я голоден до неё, как никогда раньше… Когти царапают дерево, пока сознание затягивает дымкой безумия: однажды придёт время, когда я таки выборю свою свободу. И никакое смятение и непонятные чувства не помешают моим планам!

Мои пальцы зарываются в алые волосы в новом приступе безумия. О, уже не могу дождаться того момента, когда все ниточки перейдут в мои руки! Тогда все с новой силой вспомнят о том, какой ужас наводило на них одно лишь моё имя! Ох, это чувство пьянит, разливаясь сладкой негой по венам, моя дорогая, уж я-то это знаю! Это время вернётся, но не всё сразу. Я терпелив, и буду ждать нужного момента, чтобы нанести удар, столько времени, сколько будет нужно… И меня ничто не остановит, даже разочарование в твоих глазах! Чёрт возьми, манящее чувство свободы этого стоит. С моих губ срывается безумный, полный предвкушения смех, пока моя тень разрастается, а магия дарит исцеление…

В отель я возвращаюсь не раньше, чем залечу свои раны, и знаешь, так странно видеть, когда тебе так искренне радуются, особенно, если этот кто-то — ты, моя дорогая. И я из-за всех сил давлю в себе жалкие мысли о том, что рад сюда вернуться. Отель, должен признать, сейчас выглядит шикарно.

— Ал, — твой голос прерывает моё любование новым интерьером отеля, и я обращаю на тебя свой взгляд, — с тобой всё хорошо?

Твои глаза взволнованно оглядывают меня, пока ты подходишь ко мне ближе.

— Ох, Чарли, как ты можешь видеть, со мной всё в полном порядке, — бодрым голосом говорю я, — к чему такое волнение, моя дорогая?

— Просто тебя не было несколько дней, и я… — вижу, как твои глаза наливаются влагой, и ты начинаешь шмыгать носиком, — мы и так потеряли сэра Пэнтиуса, и мне было так страшно, что и ты…

Мой громкий смех прерывает тебя, и в твоём взгляде на мгновение вспыхивает возмущение.

— Я тут волнуюсь за него, а ему смешно! — твоё недовольство вызывает новую волну моего смеха.

— Моя дорогая, — отсмеявшись, отвечаю я, — от меня много кто хотел избавиться, но всё было тщетно. Но я польщён твоим вниманием.

— Но я действительно боялась, что Адам…

Ты замолкаешь на мгновение, чтобы спустя секунду заключить меня в крепкие, неожиданные объятия.

— Я боялась, что больше не увижу тебя, — уже тихонько всхлипываешь, прижимаясь ближе.

На мгновение я теряюсь от новых, странных ощущений. Обо мне так давно никто не волновался. В груди что-то снова сладостно ноет, и от этого чувства я еле сдерживаюсь от того, чтобы не впиться тебе в спину своими когтями и не разорвать её в клочья, когда растерянно обнимаю тебя в ответ. Что ты творишь со мной, чёртова девчонка? Что творит со мной твой отель?

— Ты так много сделал для отеля, для меня, — проговариваешь ты, — и я очень рада, что ты жив и сейчас рядом.

— Полно тебе, душа моя, — я крепче прижимаю тебя к себе, — конечно я здесь, и больше не стоит лить своих слёз из-за меня.

Если бы ты взглянула в мои глаза, то могла бы увидеть, как они вспыхнули алым светом, но ты просто продолжаешь меня обнимать, дурманя сознание своим чёртовым, сладким ароматом яблок и окутывая приятным теплом своих прикосновений. Пускай ты, моя дорогая, иногда и заставляешь тьму внутри меня отступать, но её не победить полностью. Верю, что скоро придёт моё время показать себя. Моя госпожа, я уверен, что когда та, что Вам, безсомненно, дорога, и что сейчас так доверчиво льнёт ко мне в объятия, окончательно окажется у меня в руках, придёт мой черёд дёргать за ниточки. Всё не так просто, как Вы думаете, а пока…

В приступе минутной слабости мои губы касаются блондинистой макушки, вдыхая сладкий аромат, от которого мои глаза сами по себе блаженно прикрываются.

Главное, самому не заиграться…