Противный до спазма в руке комариный писк у правого уха и силуэт в проёме. Отец. Ну,зашёл и зашёл. В сонной дрёме с кисельным сознанием, которое и не собиралось развеиваться, рухнул чугунной головой обратно на матрац.
Миг и уже кто-то держит его за плечо. Резко сел, распахнув глаза и крутя головой как сова, пытаясь понять, что происходит.
- Ты чего? - чуть грубо и рвано вырвалось у него.
Отец садился на кровать, попутно прижимая своей лапищей его к себе.
- Голова болит.
Дрогнувшим и полунеслышным шёпотом кинули ему. Руки сами кинулись и заключили родителя в объятья, гладя по шее и напряжённым трапециевидным.
Сознание было никакущим, выполняющее первое, что вздумается.
- Ложись тут.
- Нет.
- Ложись, ложись.
Было сказано из корявого соображения, что в комнате просторно, свежо и прохладно, даже холодно из-за приоткрытой форточки - должно полегчать. Но отец только качал головой, растирая колючей щекой по его виску мокрое и тёплое. Осознание, что отец плачет, раскололо что-то в мозгу, но тут же отодвинуло это на второй план, уступив насущной проблеме.
Отстранившись, он развернул пупу к себе спиной, став именно растирать шею и спину. Чтобы прилила кровь. Правильно не правильно - не знает. Но пару раз так делал сестре и той стало легче.
Папа, рукой растерев слёзы, стал что-то бубнить, что совсем невыносимо и что-то ещё.
За окном уже светало, и тёмные предметы купались в синем полумраке, а костяшки уже стало жечь от старательного трения об кофту. Папа развернулся, отодвинул своими ручищами его тонкие, но уже не обделённые силой, и проговорил, мол, всё-всё.
Вновь обняв, поднялся и пошёл к двери.
- Ты же сможешь ещё уснуть? - скромно и будто виновато обернулся папа.
- Да, конечно.
Ответил он, потихоньку приходя в себя и обдумывая свои действия.
- Я не делал так раньше. Ну, значит надо было. - уже более живым и тоже осознанными голос констатировал отец.
- Да, конечно, о чём ты.
Шипящий звук от запирающейся двери поставил точку в утреннем происшествии.
Твёрдые шаги послышались в сторону спальни, звук промявшегося матраца под тяжёлым телом, звук от проснувшейся матери. В сонливости та громко сказала, что у неё тоже болит голова, но отец, своим отцовским тоном, сказал:
- Это другое.
И ещё пяти минутная приглушённая возня.
Встав с кровати босыми ногами на холодный деревянный пол, он пошире открыл форточку. Постояв минуту под прохладным сквозняком, проговорил себе под нос, что надо бы это записать в дневник и заварить чай, и, возможно, доесть свой холодный ужин.
***
Утром, часов в восемь, когда солнце слепило глаза, так как у него не было штор на окнах, к нему опять сонному зашёл уже обычный, дневной, отец. Суровый, строгий, за всем следящий орлиным глазом - грозная и страшная скала. Начал диктовать его сегодняшние домашние дела, но после вопроса об его самочувствии, вновь сделался, на миг, растерянным, маленьким.
- Болит ещё. - кинул тот и удалился из комнаты, забыв об тираде.