Новая цель для тщательного и уморительно простого грабежа шатается где-то в шатрах Со’Людей в песках Рахассы. Поганое местечко — жаркое и душное, кто вообще додумывается до столь гениальной идеи, как остановка цирка посреди нигде? Но люди, словно голодные полчища крыс, все равно тянутся сюда, и все никак не останавливаются, не останавливаются — даже перед угрозой смерти. В каждом есть небольшая тяга к фатализму, и это место — этот цирк — выкручивает ее на максимум, как какие-то дешевые колонки, до тех пор, пока они не срезонируют.
Куроро, как вечного оборванца, сюда тоже манит — такие загадочные и никому в здравом уме не нужные места притягивают его, как магнит. Но он обладает благоразумием, той его частицей, что позволяет догадаться отправиться туда не самому, а направить двух агентов. Честное слово, Хисока уверен, что в этом есть некая доля издевательства; но ему очень скучно, а еще туда направляют Мачи, так что он не игнорирует письма и звонки (как обычно), а смеется в трубку, когда Куроро начинает…
— Очень смешная шутка, данчо.
— Разве тебя не привлекают цирки? — голос Куроро звучит безжизненно и тускло, но интерес явно не для галочки. — Остальные не смогут слиться с толпой так просто. Считай это вызовом своему экстравагантному характеру, если угодно.
Одна только мысль о каком-нибудь Финксе с его угрюмой рожей или Фейтане в маленьком клоунском костюме заставляет Хисоку лающе рассмеяться, и он наматывает телефонный провод на палец. Затем все же соглашается, потому что Куроро ждет ответа, но даже у его терпения имеются некоторые ограничения к различного рода инсинуациям.
Они с Мачи вместе летят в самолете до Арика, древнего города под палящим солнцем, затем с толпой страждущих уже на машине — к Со’Людей. Найти цель просто, миссия по-настоящему глупая, но данчо очень надо, а времени еще отбавляй. На резонное предложение немного отвлечься и выпить Мачи отвечает хмурым взглядом и цокает языком, так звонко, что Хисоке хочется заткнуть ей рот поцелуем и попробовать его на вкус, одолеть в состязании по-французски. Это выглядит куда интереснее, чем попытка добиться хоть какой-то реакции от Иллуми, хотя бы потому, что Мачи всегда очень смешно реагирует.
— Смотрю, окружение пробуждает в тебе клоунские наклонности, да?
— Для твоего сведения, это образ арлекина, — настает очередь Хисоки грозно цокать. — Боже, Мачи. Тебе надо избавляться от этих занудных черт. Я не предлагаю тебе что-то совсем невменяемое, просто немного алкоголя и болтовни. Это настолько прилично, что… даже не знаю. Ну не хочешь пива, давай купим сока.
— Что за детский сад?
Некоторое время Мачи явно раздумывает, но затем сдается. Пиво — убойный аргумент в спорах, особенно холодный и за кучу денег в самом сердце пустыни. Цель продолжает сновать среди шатров, прямо нарываясь, но Хисока тащит Мачи прочь в глубину цирка, отыскивает какое-то нелепое подобие буфета, где вешает лапшу на уши владельцу про свою работу здесь, в общем, выбивает корпоративную скидку.
Честно говоря, пиво Хисоке нравится меньше всего; вино — напиток эстетов, после такого тянет на глубокие разговоры и глупые шутки, которые очень не нравятся Мачи, но чем она пьянее, тем тяжелее сдерживает смешки. Но пиво… Все, что у него хорошо получается: утолять жажду и заставлять возвращаться мыслями к вещам далеким и неприятным, вроде тех, что давно проходят, настолько, что вряд ли сохраняются даже газеты тех лет — разве что у каких-то безумных коллекционеров или у очень запасливых кошатниц в лотках.
Вокруг них много людей, тут они вдвоем не выделяются совершенно. Мачи в невзрачной одежде, как посетитель; Хисока же выглядит тут «своим», поэтому владелец ведется, хотя ему требуется уйма усилий, чтобы грим не потек от жары. Какая морока. Как только они закончат, он смоет все к чертовой матери, и плевать на амплуа. Это вредно для кожи, вообще-то.
— Почему ты выбрал этот глупый образ? — затевает Мачи один из тех слегка пьяных разговоров, когда пытается выяснить что-то про его прошлое, а Хисока всячески увиливает. Но в те моменты они пьют вино, а пиво работает иначе. — Серьезно, это так тупо. Тебе не идет. Точнее идет, но… Без этой клоунады лучше.
— А как мне идет, по-твоему? — кокетливо подмигивает он, и Мачи очень явно закатывает глаза.
— Вид нормального человека? У тебя хотя бы есть джинсы, не знаю? Или ты ходишь только в этих сраных шароварах?
— Я мог бы спросить тебя то же самое.
Они буравят друг друга взглядом.
— Ты знаешь, да? Джинсы — самая неэффективная одежда для боев.
— Сказал парень, дерущийся на каблуках.
— Это тренировка равновесия, вообще-то.
В ответ он слышит смешок.
— Просто признайся, на самом деле в детстве ты рос в цирке, поэтому приобрел всю эту… странную тягу к вечному карнавалу. Я не знаю, боже. Хисока, серьезно, если ты выйдешь в люди в нормальной одежде — и цвета тоже нормального! — то… э-э-э… даже сказать сложно, случится конец света?
— Пари? Пойдем на той неделе выпить — и увидишь настоящий апокалипсис.
— Не бери меня на слабо, — ворчит Мачи, тем самым соглашаясь.
Поймать ее на слове легко, и Хисока доброжелательно скалится. Он болтает бокал в руке, наблюдая за тем, как золотистый напиток омывает стенки, и вздыхает. О, эти разговоры о былом. Она всегда пытается на них выйти, даже не скрывая интереса. Все это довольно сильно раздражает, в обычное время, но сейчас Хисока немного навеселе, а общая атмосфера… И правда навевает легкое чувство ностальгии.
Он отпивает еще и чувствует на себе чужой голодный взгляд. Иногда Мачи предсказуема. Сложно сказать, плохо это или нет. Скорее забавно. В таких вещах тщательное следование своим привычкам делает вещи намного проще.
— Этот образ просто дань памяти моему… учителю. Одному из.
— Он был клоуном, — резюмирует Мачи, и Хисока тут же кривится.
— Во-первых, нет. Ни один. Во-вторых, у него была своя труппа, но он был ее владельцем. Скорее уж бухгалтер и организатор, чем твои гнусные обвинения, серьезно, заканчивай, — разводит руки в стороны с легкой улыбкой. — Мне пришлось выступать с ними, и какая-то часть старого образа зацепила сердце. Не все, конечно…
— Так и знала. Так и знала, что ты был с цирком в детстве. Предсказуемо.
Мачи с одной стороны радуется своей догадке, с другой ее явно расстраивает столь банальная очевидность подобного. Последнее слово звучит почти обвиняюще. Ну, зачем же расстраивать ее, верно? Пусть помучается еще.
— Я был с ними всего месяц от силы.
— И целого месяца хватило на кучу впечатлений и даже на то, чтобы запомнить учителя? Тебе? — Мачи смотрит так скептически, что он поневоле вспоминает, что сейчас не слишком-то помнит тех, с кем дрался вчера. — Не пизди.
— Он научил меня нэн и хацу. Это довольно важное событие, стоит, чтобы запомнить!
— За месяц?
И вновь этот не верящий взгляд. Но стоит ему развести пальцы в сторону, натягивая Банджи-Резинку между, как ее взгляд меняется с осуждения на ехидную догадку. О, Хисока знает, что она думает. Вот уж кто тут по-настоящему предсказуемый! Наверняка что-то вроде «такое тупое и простое хацу мог придумать только подросток, а ты используешь его до сих пор, неуч». Тут могла идти долгая ремарка о том, насколько простейшие хацу превосходят в использовании комплексные, но тогда легкое и забавное раздражение Мачи перерастет в уже не такое веселое.
— И все? На этом твоя цирковая история заканчивается?
— До встречи с Моритонио я был самым простым милым мальчиком без запоминающихся черт. Но с целой уймой секретов.
— Да пошел ты, — разочаровывается она. — Я думала, ты нормально расскажешь, а ты опять говоришь загадками. Я, блин, согласилась с тобой выпить, а ты…
— Только не говори, что ты решила меня споить, чтобы выведать секреты!
Мачи говорит одно простое «да», но Хисока в излишне драматичном жесте прижимает руку к груди и вздыхает, и всячески изображает обиду и расстройство. Потом они спорят, конечно же, потому что, конечно же, распитие пива всегда этим заканчивается. Затем Мачи тянет его за ворот вниз, ворчит, что он самый огромный в мире пососун, что вызывает у него по-настоящему искренний смешок, и целует. Слюна на вкус — как пиво и жареные сосиски, не очень, но языком она работает так мастерски, что не отвертеться.
Пьяная, Мачи всегда вполне конкретна и честна со своими чувствами. Завтра будет ходить красная, как вареный рак, и жаловаться, что ее обманули. Одно из самых лакомых развлечений.
Хисока ей лишь солнечно улыбается.
Можно, конечно, рассказать все, но какой в этом смысл? Что ей дадут слова о том, что это дрянное местечко наводит на воспоминания отнюдь не из-за Моритонио и его труппы? Все это былое. Бесполезное, утонувшее в водовороте событий после. Когда они возвращаются обратно в свой номер, Хисока лишь бросает быстрый взгляд на разноцветные шатры, щуря глаза.
Это место не меняется даже за десятки лет.
Один из ярких фрагментов воспоминаний, тех, что становятся тусклее и тусклее со временем. Бесполезное, но столь приятное развлечение, которое предлагает им она в одном из своих безалаберно щедрых жестов любви и обожания. Со’Людей — красивое и громкое развлечение для богачей, и в ту пору они имеют все права наслаждаться подобным. Какое же это поганое чувство, ностальгия.
Возможно, он соглашается на уговоры данчо лишь потому, что хочет вспомнить в последний раз и забыть, уже — навсегда.
Цветные шатры меркнут в полумраке, но все, что Хисока делает — отворачивается от них прочь, следуя за Мачи.