Задыхающееся, хлюпающее, не справляющееся с количеством кипящей крови сердце хотелось выдрать из груди и бросить к ее ногам, сказав: «На, сука, смотри, это из-за тебя». И, ослабевая, наблюдать, как безразлично она смотрит на истекающее кровью тело.
Еще больше хотелось сорвать с шеи эту незримую цепь, что завязывалась узлом все крепче, стоило ей только потянуть на себя.
Цепь не просто никогда не обрывалась. Я не помню себя без ее цепи. Без этого обжигающего, удушающего чувства, расползающегося по телу от ее прямого взгляда, касающегося, казалось, всех внутренностей. Без невозможности вдохнуть глубоко, не ощутив, как хрустят от напряжения ребра, в которые впиваются металлические кольца.
Бабочки, которые вообще-то должны были порхать внутри живота, подыхали, съеживаясь мертвыми комочками у ее ног, словно отравленные дустом.
Вместо сердца получилось уязвленно бросить к ее ногам пожертвованную спортивную сумку с немногочисленным вещами, которые она оставляла здесь после недолгих визитов.
Холодный, нарочито равнодушный взгляд, не задерживаясь нигде, поднялся по моему телу от босых стоп до самых глаз, к моему великому сожалению вызывая вполне однозначную реакцию.
Боже, пусть она забудет на мгновение о том, что обратный конец цепи все еще в ее руках!
– Забирай свои вещи и проваливай к чертовой матери из моего дома и из моей жизни.
Изящная, идеальная бровь насмешливо изогнулась.
– С каких пор ты набралась смелости, девочка моя?
Хотелось заорать ей в лицо «Не твоя! Никогда не была твоей!»
Но, пожалуй, на это у меня никогда не хватит смелости.
Она подошла чуть ближе, опуская взгляд к моим губам. Неимоверным усилием воли я осталась стоять на месте, не позволяя себе отступить назад.
Нельзя убегать от хищника.
Пожалуй, моей стратегией защиты всегда было «замереть». Не шевелиться, не дышать, не дрожать. Быть может, голодная львица решит, что этот кусок мяса не стоит ее внимания.
Истеричный смешок вырвался из моего рта, когда я поняла, что всегда была для нее этим «куском мяса». Добычей, из-за которой можно оставить позади весь прайд. Отвоевать, уничтожить соперников, перегрызть глотки всем, кто кинет жадный взгляд на то, что принадлежит ей.
– И что же тебя не устраивает?
– Все, – стараясь дышать менее заметно, ответила я, все же подняв взгляд.
Я не боюсь ее! Я не боюсь!
Я…
Кончиками пальцев она провела по моей щеке и положила ладонь на затылок, притягивая ближе к себе.
Так хотелось обиженно сбросить ее, брезгливо поморщиться, заметив, что наверняка совсем недавно эти пальцы были в другой.
– Конкретнее, – она обожгла дыханием мое ухо, от чего я вздрогнула.
Все идет совершенно не так, как я ожидала. В моей голове был четкий план, как гордо я выставляю ее за дверь, а она уязвленно уходит, признавая поражение. Пока проигрывала лишь я.
– Мне надоело ждать, когда ты наиграешься где-то и вспомнишь о моем существовании. Мне надоело быть одной из галочек в твоем списке достижений. Я не гребаный трофей. Ты пометила свою территорию настолько ярко и яростно, будто тебе это было нужно. Но на самом деле, – я вдохнула поглубже, сжав зубы, пытаясь совладать с внутренней дрожью, вызванной сквозняком от распахнутой форточки. Сквозняком же? – на самом деле тебе не нужна я. Тебе нужно было подтверждение, что я принадлежу только тебе. Что больше никто не смеет касаться меня, но… тебе ведь уже надоела эта игра? Ты как обожравшийся кот, что лениво смотрит на пару раз оглушенную лапой мышку. Заскучает - придавит окончательно, нет - так и пусть бежит, пока не проголодался. Мне надоело ждать, когда же ты решишь сожрать свою добычу. Я живая, Лер. И мне больно. Отпусти меня, – я закончила почти шепотом, а взгляд безвольно опустился от разозленных глаз к закушенной губе.
– Если я такая ужасная, – тихим, почти рычащим голосом начала она, впиваясь ногтями в заднюю сторону моей шеи, – почему же ты ждешь меня? Впускаешь сюда каждый раз, как я прихожу, м?
Вторая ладонь легла мне на грудь. Так не должно быть!
Я попыталась упереться ей в плечо, оттолкнуть, оторвать от себя.
Но она всегда была сильнее.
Она прижала мой лоб к своему и прошептала:
– Так почему стоит мне позвать и ты откликаешься? Сама. У тебя всегда был шанс отказаться. Не ответить. Почему?
Цепь снова натянулась, не позволяя дышать, забирая последние кусочки сознания, самообладания, сил. Так невыносимо…
– Отпусти меня, пожалуйста, – умоляюще попросила я, безвольно опуская руки.
– Есеня, – она обманчиво ласково посмотрела мне в глаза, зарываясь пальцами в волосы и оттягивая их. С моих губ шумно сорвался воздух.
– Пожалуйста, – прошептала я, уже не понимая, о чем прошу.
Она была права. Как и всегда. Я ни разу не отказала ей. Ни разу не прогнала. Зная про все измены, которые и изменами-то нельзя назвать, ведь мы были друг другу никем. Зная про то, что я для нее - лишь очередная игрушка в, кажется, просто бесконечном списке.
Мягкие горячие губы впились в мою шею, больно втягивая кожу. Она снова метила свою территорию. Так примитивно-пошло и при этом обжигающе жарко, как умела только она.
Ладони скользили по моему телу, вспарывая кожу, вытаскивая из глубины меня все грязные, потаенные желания, которых я так боялась и которые никогда не были тайными для нее.
Я задыхалась, удушаемая ее ароматом, этим проклятым шлейфом малинового Versace, что всегда оставался на моих вещах сладостным воспоминанием и тяжким грузом. Этим сгустившимся воздухом. Он, казалось, раскалился, обжигая, кусая оголенные нервы, заставляя меня вздрагивать от каждого прикосновения.
Горячие ладони привычным движением стянули мою футболку.
Бессильно, отчаянно я пыталась оттолкнуть ее, избавиться от рук. Но еще больше - от ее влияния. От этой обжигающе холодной цепи, впившейся до боли в ставшее податливым, почти пластилиновым тело.
Притворно ласково скользящие по коже пальцы лишали рассудка. По-женски мягкие, бархатные они дарили невесомую ласку.
– Перестань, – я готова была умолять на коленях.
Ее ухмылка была самым красноречивым ответом.
Пальцы, впившиеся в горло, казалось, должны были заменить цепь, отрезвить меня, но только добавляли ей влияния.
Ненависть горячей волной разливалась по телу.
А ее сила, пульсирующая в каждом движении, лишала меня воли. Ее взгляд держал меня на месте, будто я разучилась двигаться самостоятельно.
Лопатки больно уперлись в стену, а ее руки уже справлялись со шнурком моих спортивных штанов.
– Прогони меня, – обожгло мне выдохом ухо.
Столкнувшись взглядом с широкими черными зрачками, окаймленными тонкой полоской светло-серой радужки, сияющей изнутри расплавленным оловом, я облизала губы, стараясь отвлечься от ощущения жара на коже живота под ее пальцами.
– Уходи, – прозвучало тихо, жалобно, неубедительно даже для меня самой.
– Уйти? – переспросила она, скользнув ладонью под резинку штанов. Кончики пальцев замерли на кромке белья, будто давая мне право выбора.
– Да, – снова выдохнула я, когда она надавила сильнее на низ живота.
Я закусила губу, пытаясь отвлечься на боль, когда ее ладонь сжалась на моей груди, а следом сквозь тонкое черное кружево напряженного соска коснулся ее горячий язык, посылая разряд куда-то в позвоночник. Боль растеклась металлическим привкусом во рту.
– Мне прекратить? – хриплый голос ворвался в мое сознание в тот же момент, как пальцы надавили на клитор через белье.
Одна преграда. Но не мое слово.
– Да, – новый выдох сорвался на стон, звуча отголоском моего внутреннего диссонанса.
– Уверена?
Несмелый кивок, и меня окатило волной холодного безразличия. Она шагнула назад, оставляя меня у ледяной стены. Полуголую, возбужденную и, к моему стыду, готовую просить большего.
Ее лицо было непроницаемым. Ее возбуждение и злость выдавала лишь часто бьющаяся на шее у ключицы венка.
Обратный конец цепи, который она, казалось, готова была отпустить, я вернула ей сама, уперев в нее взгляд и прошептав еле слышное:
– Не уходи…
Я вздрогнула, снова ударившись о стену, когда она навалилась на меня, ухватив мои ладони и зажав их рукой над моей головой. Бедро она втиснула между моих ног.
Повинуясь лишь одним постыдным желаниям, я вжалась в него, пытаясь хоть немного облегчить скопившееся напряжение. Жар, плавящий меня изнутри.
Ее пальцы впились мне в ребра, а сама она поцеловала меня, грубо проникая языком между приоткрывшихся губ.
Я снова потерлась о ее бедро.
– Пожалуйста, – прошептала, когда она оторвалась от моих губ, чтобы сделать вдох.
Резким движением она сбросила все со стола, стоящего позади нее, дернула меня к себе и нагнула на него, больно прижимая щекой к столешнице, не позволяя шевелиться.
Она отпустила меня лишь на несколько секунд, чтобы стянуть штаны вместе с трусами, оставляя их болтаться на щиколотках, а затем снова уперлась ладонью в затылок, не позволяя поднять голову.
Пальцы беспрепятственно скользнули в меня. Я зажмурилась от нахлынувшего восторга от ощущения наполненности. Постыдно стреноженная собственной одеждой, связанная грязными желаниями.
– Сучка, – прошипела она мне на ухо. – Ты можешь говорить что угодно, но твое тело тебя выдает. Ты все еще течешь на меня. Как и всегда. Ты не можешь этому сопротивляться.
Ее пальцы буквально хлюпали во мне, выдавая мое поражение.
– Скажи, чья ты.
Разум пытался бунтовать, но все внутри сжалось от сладостного чувства принадлежности ей. Ее власть надо мной тяготила. И она же была мне необходима как воздух.
– Твоя, – прошептала я, с трудом двигая челюстью.
Она подняла мою голову за подбородок, а внутри меня добавился еще один палец.
– Я не слышу, – ее глаза зло блеснули, а острые зубы впились в плечо.
– Твоя, – вырвался непрошенный стон.
Ее пальцы задевали что-то слишком чувствительное внутри меня, от чего тело захватывала слабость, а напряжение внутри завязывалось тугим узлом.
– Умничка, девочка, – в ее голосе звенело превосходство. – Кончи для меня.
Она двигалась все быстрее, выбивая из меня остатки воздуха, мыслей и самой гордости.
Освобождение было столь ожидаемым, но все же накатило резко, неудержимо. Я смогла не упасть лишь потому, что уже наполовину лежала.
Она отпустила меня.
Частый пульс бился в висках. Щеки горели.
Она молча подобрала все еще валяющуюся у стены сумку, пока я ловила губами воздух, пытаясь прийти в себя.
Бросила тихое: «Прощай, Есеня», и вышла из комнаты, оставляя меня одну. Опустошенную, выпотрошенную, вывернутую наизнанку.
Жалкую, готовую бежать следом, чтобы вручить конец цепи. Без ее контроля я оставалась лишь потеряшкой. Щенком, которого прикормили с руки, но не захотели забрать домой.
«Прощай, возможная хозяйка».
Я вяло сползла на пол, подтягивая колени к груди. Я ничто. Только тело, к которому тоже потеряли интерес.
Сердце больше не просилось на волю. Оно лениво перекачивало кровь и будто желало врасти сосудами в ледяной пол. Остаться навеки. Не биться. Не чувствовать.
Больше нечего собирать по кусочкам. Она забрала их все.
Хлопнула входная дверь.