Беллатриса была горьким горным цветком, разжеванным, но так и
не выплюнутым. Она заполняла своим вкусом все внутренности, пробиралась под
кожу и острыми коготками вскрывала только зажившие раны.
Беллатриса была дьявольски красивой девочкой, робко опускающей глаза на
свои острые коленки, обтянутые черными разодранными колготками,
прикусывающая красные пухлые губы и с еле заметными смешинками в глазах
наблюдающая за аврорами, которые суетятся вокруг нее, что-то спрашивают и
допытываются-допытываются-допытываются.
Противные канализационные крысы, которые не имеют права таким тоном
разговаривать с ней, шестнадцатилетней наследницей Блэков, первым ребенком
и самым прекрасным ядовитым соком во всей магической Британии.
— Что вы можете рассказать о друге своей семьи? — которую минуту
вызнает у нее старик Грюм, сидя напротив, а Белла только и делает, что глупо
хлопает ресницами, подавляя зевки, и раздражающе громко стучит длинными
ногтями по жесткой деревянной поверхности.
— Почему вы спрашиваете? — она открывает рот, и будто отравляющая
жидкость течет с ее языка яркими ядовито-зелеными каплями.
Грюм устало потирает переносицу короткими пальцами. Она далеко не
первая студентка, кого расспрашивают, но самая сложная. За бесцельно
потраченный день он так и не смог ничего выведать, зато получил весьма
немалое количество оскорблений, больную голову от постоянных хлопков двери
и разорванные нервы.
Но Белла была более сложной. Она не отвечала на заданные вопросы,
постоянно как-то уходя от темы, звонко смеялась и серьезно смотрела на него,
слизывая с губ остатки помады. Смотрела немного разочарованно — у него лицо
ужасно уродливое, все в шрамах и кровавых царапинах.
Беллатриса изредка морщится, но продолжает глядеть прямо в его глаза.
Кристально-чистые, допытывающиеся.
А она в ответ все равно улыбается такой идеальной улыбкой, что хочется
сорвать ее с красивого рта, разломать на куски, бросить себе под ноги и
затоптать, только чтобы девчонка не могла выводить из себя очередного
представителя закона.
— Мы подозреваем его в ряде убийств.
— О, — Белла показательно глупо хлопает ресницами и отталкивается
ладонью от стола, балансируя на двух ножках неудобного стула. — Это просто
ужасно!
— Вы никогда не видели его? Не слышали разговоров о его организации и
поступлении в нее? — вздергивая такие же уродливые брови, как и все его лицо,
спрашивает Грюм. Он ничего не говорит на ее качания, крепче сжимая челюсти,
из-за чего один из шрамов дергается.
— Нет, — она плавно вытаскивает из кармана пачку сигарет и предлагает
мужчине, но тот отрицательно качает головой. — Какая птичка со слишком
тонкой шейкой напела вам такую ерунду?
— Неважно, — глубоко вздыхая, аврор опускает ледяной взгляд на
разложенные перед ним документы. — И он никогда не предлагал вам что-то
запрещенное? Не говорил о целях, которые требуют вашего вмешательства?
— У вас не найдется огонька? — Белла кидает пачку на стол, оставляя одну
сигарету на губах. Аластор протягивает к ней пальцы и щелкает ими у самого
кончика, позволяя небольшому огоньку перейти на длинную белую полоску.
Девочка довольно жмурится. — Сексуальный опыт с несовершеннолетней
считается чем-то плохим?
— Он изнасиловал вас? — Грюм вновь поднимает на нее взор и глядит более
заинтересованно, оценивающе.
Он несколько минут пытается понять, что такого в этой волшебнице нашел
опаснейший преступник, но не может. Такая же пустышка, как и все остальные
маленькие леди, недавно сидевшие на этом же самом стуле, презрительно
смотревшие на него и боящиеся лишний раз дотронуться до чего-то, словно
испачкать белые ручки в грязи.
— Я соблазняла его довольно долго, — Белла выпускает ему в лицо сладкий
дым и тихо смеется. — Жалко, даже этого года не хватило на успех моих
действий, — она вновь затягивается. — Но мне бы хотелось изнасиловать его.
Аластор фыркает и мелко что-то пишет в своих идиотских бумагах, которыми
нагрузило Министерство. Отчет о получении новых штор валяется где-то под
стулом, запрос на освобождение каждого чертового ученика в Хогвартсе на
небольшой допрос, письма обеспокоенных семей и несколько кричалок от
Вальбурги из соседнего отдела, в которых она ясно спрашивает, какого Мерлина
ее любимая племянница делает в Лондоне, разложены по его части стола.
Грюм всех этих аристократов тихо ненавидит.
— Я могу быть свободна? — глядя на мужчину из-под опущенных ресниц,
спрашивает Беллатриса и поднимается, даже не дожидаясь ответа. Тушит
блядскую сигарету о стол и не тянется за своей пачкой, словно оставляет ее
вместо чаевых за теплый прием.
Она над ним явно смеется, а Грюм только и может, что проглотить это и не
попрощаться, сверля мрачным взглядом обтянутую черным платьем фигуру
девчонки, тихо закрывающей за собой дверь.
Беллатриса брезгливо вытирает пальцы о чистый платок и выбрасывает его в
мусорку сразу же, как выходит из небольшой комнатки. Поправляет теплую
мантию на плечах и медленно приближается к волшебнику, стоящему к ней
спиной.
Поднимается на цыпочки, чтобы оказаться возле его уха, и кладет
подбородок на плечо.
Слышится слабый смешок.
— И как прошло?
— Просто ужасно. Но я узнала, кто донес о наших секретах, — нежно тянет
она и опускает руку в карман пальто мужчины, оставляя там небольшой
листочек. — Этот аврор просто идиот!
Том качает головой и обхватывает ее тонкое запястье, заставляя перестать
кривляться и поравняться с ним, чтобы вместе выйти из холла, не привлекая к
себе много внимания. Белла отстраненно подмечает, что это прикосновение уже
не такое грубое, как раньше, и прячет довольную ухмылку за смольными
кудрями, ловким движением ладони сбрасывая их к щеке.
— Он точно ничего не заметил? — быстро спрашивает он, словно
сомневается в ее компетентности.
— Точно, — обиженно хмуря тонкие брови, отзывается девчушка. — А ты
точно меня поцелуешь?
— Да, — спокойно произносит Том и впервые смотрит на нее. — Но только
после совершеннолетия.