Сцена в одном действии

•••

— Тебя когда-нибудь спалят… — Антон прикрыл глаза и откинул голову на подушку, — два раза одно число загадал, о чём думал?

Губы Арса со смачным чпоком выпустили Антонов член изо рта:

— У меня нездоровая фиксация на этой цифре, знаешь же, — облизнулся словно кот и тыльной стороной ладони слюну с подбородка вытер. Нагнулся и головка снова утонула в горячей влажности, обнимаемая губами с посасывающими и причмокивающими звуками.

— Знаю, — на вдохе успел произнести Антон, как член упёрся в стенку горла и импульс прошиб до поясницы, — помню, ойкнул на выдохе.

Как тут не помнить, когда ещё на заре их отношений Арсений, тихо переговариваясь о чём-то с Матвиенко или Позовым, кидал на Шаста взгляд и говорил с усмешкой:

— Ты, Антоха, не дорос до взрослых разговоров, маленький ещё. Вот станешь большим…

Шаст на такие слова обижался взаправду, с недовольной миной отходил к кулеру и бурчал в прозрачный стаканчик:

— Маленький, ага… Сколько лет мне должно быть, чтобы вы ко мне начали относиться как ко взрослому?

Арс со своим ультраслухом поворачивался и, растягивая слова, отвечал:

— Нууу, Шаст, не менее двадцати шести, — и подмигивал.

Это потом, позже, когда Антон переступил заветную цифру и подмигивал уже Арсу, тот и сказать ничего не мог, довольно улыбался Шастовым доказательствам — большой Антон яростно насаживался на не менее большой Арсов член.

— Я так не дотяну, — Антон приоткрыл глаза и приподнялся на локтях, — щас кончу, — и попытался выскользнуть из мягких губ.

Арс напоследок провёл языком по головке, прикусил её зубами и выпустил изо рта. Присел между раздвинутых Антоновых ног:

— Шире, — произнёс, перекатывая его яички в руках. Мышцы мошонки расслабились, кожица нежная, тёплая, приятная на ощупь, легла в ладонь. Подушечки пальцев покружились зигзагами, спустились ниже и нащупали сомкнутый вход. — Шире, раздвинь шире.

Шире так шире.

Ох, блять, ну как же хорошо, охуенско-то как — Антон глаза закатил — расслабленное тело покрылось испариной, пока арсеньевские пальцы внутри поглаживали, из стороны в сторону выхаживали, растягивали плавно, постепенно, нежно. Простата горячая, набухшая, напрашивалась быть оттраханной и не только пальцами.

— Сильнее, — Антон подался телом вперёд, насаживаясь глубже до костяшек. Снова и снова. Края ануса начали гореть, мягкая плоть под натиском раздвинулась, обволокла арсеньевские пальцы, затягивая в себя, — ещё… да… так…

Арс одной рукой ухватил Антона за бедро, чтобы не елозил, вгоняя пальцы глубже, ритмичнее:

— Какой ты внутри, Антох, гладкий, узкий, пиздец, башню сносит, — а сам членом своим, колом стоящим, провёл по Антоновой ягодице, размазывая выступившую смазку.

Антон в ответ задышал часто, согнутые в коленях ноги не удержались, разъехались и пятки заскользили по простыни:

— Не могу больше, вставляй давай.

— Рано, Антох, не растянул ещё, порвёшься.

— Отрастил бубуку, — голова снова обессиленно упала на подушку, Антон прикрыл глаза и развёл ноги шире.

Башне Арсовой, действительно, было от чего рухнуть — у Антона даже соски от возбуждения начали подрагивать и живот мелко задрожал, руки раскинулись по кровати и ладони то сжимались, цепляясь за простынь, то расслаблялись, оставляя мокрый след.

— Хочу, чтобы ты на него сверху медленно опустился, — произнёс Арс охрипшим голосом, продолжая оглаживать пальцами стеночки, растягивать их в стороны, — хочу видеть, как края дырки будут загибаться внутрь. У тебя там, Антох, пиздец как всё натягивается, блестит, нежное такое, красивое, покрасневшее.

От Арсовых слов Антоновы щёки покрылись румянцем и краснота переползла на шею, он хотел прошептать, что ещё слово и он кончит от одного голоса, но вырвался лишь стон.

— Вот сейчас готов, — Арс вытянул блестящие от смазки пальцы из ануса. Края входа потянулись вслед словно не хотели отпускать их и колечко сжалось, вход сомкнулся розочкой, — Шаст, ты пиздец какой красивый.

Антон ещё больше вспыхнул, ягодицы поджал и к Арсу рукой потянулся. За столько лет так и не привык, когда Арс его в особо интимные моменты ласково то Антошей называл, то целовал, приговаривая, что красивее нет никого на свете.

— Это ты красивый, — притянул к себе Арса и обхватил его бёдра своими ногами, — и я, блять, уже хочу, чтобы ты оттрахал меня наконец-то.

Со всей гибкостью и силой Арс перевернул их двоих на кровати, оказавшись на спине под Антоном и выдохнул ему в губы:

— Хочу посмотреть, как он входить в тебя будет.

— Коленям пизда настанет, — застонал Антон, но подгоняемый шлепком ладони по ягодице сел на Арсовы бёдра и ладонью его член обхватил, — пиздец он большой.

— Войдёт, не первый раз.

Достаточная порция смазки, блестящий член и жар, охвативший всё тело — и Антон встал в полуприсяд, упёрся Арсу руками в грудь. Глаза заволокло пеленой, губы облизал:

— Скажи.

Арс с кошачьей проворностью приподнялся и прижался губами к его губам:

— Люблю тебя, Шаст, поехали.

— Погнали.

Приподнимая бёдра, Антон начал медленно опускаться на член — о, боги, как же, охуенско, охуительнейше, охуевертительно, блять, ну как же хорошо-то! — головка проскользнула внутрь, кипяток побежал волнами, и кольцо на секунду сжалось, не пропуская, потом расслабилось и Антон на трясущихся ногах насадился почти на всю длину.

Изо рта вырвался скулёж:

— Блять, какой же он большой.

Кисти, найдя опору, начали давить на грудную клетку Арсу сильнее, а бёдра приподнимались и опускались, то рывками, то томительно медленно. Член по смазке входил плавно, скользил, распирая всё внутри, давил на стеночки, заполнял собой нутро.

Жадно поедая глазами несусветную эту красоту, чувствуя волнение в теле, насаживаемом на его член, Арс потянулся и подхватил Антона под ягодицы:

— Медленно хочу, чтобы видеть.

Колени того, бёдра, руки, даже щёки начало потрясывать, он наклонил голову ниже — увидеть тоже хотелось несмотря на возрастающее напряжение:

— Ох, блять, — вырвалось из пересохшего рта. Взгляду удалось выхватить ствол, весь в венах, крупный, крепкий, исчезающий в собственном анусе.

— Смотри, какой ты, — пресс Арса обозначился кубиками, руки крепче ухватили Антона под ягодицы, поддерживая и задавая ритм, — смотри как красиво.

Антона забила мелкая дрожь, но он кивнул, только в отличие от Арса, взгляд которого был прикован к припухшим, расходящимся в стороны, краям ануса, Антон смотрел на великолепный, самый лучший в мире член.

Коленям и правда наступала хана, они похрустывали и тело задрожало сильнее — от нарастающего возбуждения, перекрывающего появившуюся боль, от усталости — у Антона физнагрузки случались от секса к сексу, не чаще. Сердечко забилось быстрее, движения стали реще, сильнее, глубже.

Обоим хотелось объять необъятное — пощупать, войти, прижать, продлить этот миг, чтобы быть ближе друг к другу, чтобы весь мир остался за периметром спальни, чтобы быть только вдвоём, в возбуждённом угаре на смятой постели. Глаза застекленели, ловили каждое мимолётное движение: дрожащие веки и прикусанные губы, рваное дыхание и хлюпанье смазки, шлепки Антоновых ягодиц об Арсовы бёдра — ох… ох… как же всё-таки заебательско.

— Арррс, — выстонал Антон и насадился на член, остервенело, заходясь судорогой. Дотянулся рукой до своего и чуть дотронувшись, излился спермой, она потекла промеж пальцев на Арсов пах. Оргазм прошиб закушенной губой, сжавшимся анусом и Арсением, почти зарычавшим и подкинувшим вверх свои бёдра.

Внутри Антона всё захлюпало, арсеньевская сперма от движения члена начала вытекать, и запах секса, пота, перемешанных жидкостей забил нос.

Не снимаясь с члена, Антон упал на грудь Арсу:

— Я когда нибудь сдохну на твоём члене… Или разорвусь пополам… Ебааать… Как хорошо…

У Арса дыхание сбилось, грудь вздымалась под всей тяжестью навалившегося на него Антона:

— Ты когда прыгаешь на нём, Тох, кажется, что туда ещё больше войдёт.

— Не, я чувствую, это предел. Он, — Антон сжал Арсов член внутри себя, — до самого горла доходит, ещё толчок, и продырявит меня насквозь. Отрастил бабуина.

Арс засмеялся:

— То-то я вижу, как тебе не нравится.

— Блять, это охуенно, конечно. Ты, кстати, так и не измерил его?

— Неа, зачем?

— Ну чтобы знать, сколько сантиметров в меня входит, — Антон задумался, приподнял голову и взглянул Арсу в глаза, — и правда, сколько, а?

— Нууу, — Арс улыбнулся и потянулся губами, чмокнул Антона в лоб, — думаю, не менее двадцати шести.

End