Перед нами на скале возвышалась гробница Тутона Кефея. Я неуверенно сглотнула, предвкушая скорое ограбление. Под ложечкой засосало, сердце разнылось, и я сказала своим товарищам:

— Может ещё не поздно повернуть обратно?

— Перестань трусить, Нубити! С нами Саид, он поможет обойти ловушки и прокрасться мимо патрулей. Всё будет хорошо! — строго настаивала моя единоутробная старшая сестра.

— Милая Калианда... мне как-то не по себе. Лишь взгляну на эту гробницу и сразу мурашки по спине бегают.

— Соберись! И ты тоже Хаджи. Яйца в кулак и вперёд!

— Ага, только в парадный вход путь заказан, — говорил он, вглядываясь вдаль. Мы все последовали его примеру, и увидели, как у громоздких ворот-исполинов дежурит дюжина бритоголовых орков с копьями. — Нужен другой путь...

— Я могу с этим помочь, если, конечно же, ваше непомерно раздутое эго не против послушать мой скромный совет, — едко добавил Саид, от чего блестящие чёрные глаза Калианды закатились.

— Выкладывай, джинн!

— Если вы обогнёте по левую сторону эту гробницу, там должен быть чёрный вход для доставки провизии. Его тоже охраняют, но не так тщательно.

— Ну естественно! — фыркнула та себе под нос.

— Действовать придётся в темпе. Я отвлеку внимание, а вы обе прокрадётесь внутрь, — предложил Хаджи.

— А если тебя поймают? — схватившись за сердце, спросила я.

— Не поймают! По крайне мере живым я им уж точно не дамся.

— Хаджи...

— Спокойно. Будешь много об этом думать — не сможешь сосредоточиться на деле. И тогда мы уж точно все тут поляжем!

— Он прав, Нубити, — добавила Калианда. — Так что подбери свои сопли и вперёд!

— Х-хорошо...

Ради них и ради народа Марфудон мне пришлось совершить невозможное. Я глубоко вздохнула, отгоняя тревожные мысли. Сжала свою широкую ладонь в кулак у груди. «Скоро Рубиновый Венец станет моим, и тогда я заживу по полной!»

Мы обогнули гробницу, стараясь лишний раз не попадаться патрульным на глаза, а когда достигли чёрного входа, Хаджи вышел вперёд. За время нашего путешествия он успел соорудить рогатку, и при помощи неё кидал мелкие камни недалеко от стоявших орков. Высокие великаны, загорелые под палящим солнцем, в одних лишь набедренных повязках, сразу обратили на это внимание. Один отошёл проверить, и за время его отсутствия Хаджи сумел вырубить удушающим захватом оставшегося. Когда второй вернулся, его ждала та же участь.

Наш цыганский друг дал знак, что путь чист, и мы прибежали как ветер! Саид подметил, что тела надо бы спрятать, поэтому мы затащили орков внутрь, где связали найденной бечёвкой.

— Дальше по коридору далеко вперёд, — говорил джинн. — Ступайте на носочках, ибо эхо ваших шагов могут услышать на другом конце. Возьмите факелы, и глядите в оба. Ни за что не наступайте на зеленоватые камни — это нажимные пластины с ловушками.

— Ясно, — кивнула Калианда.

Мы поступили именно так, как велел нам Саид. Сворачивали туда, куда он говорил, и вели себя крайне осторожно. Тоннель всё время сужался, воздуха не хватало, а от жара факелов мы все покрылись потом. Однако за последним поворотом нас ожидала гигантская комната, и мы все трое облегчённо вздохнули. По углам расставлены огромные горшки и вазы, ящики битком набиты свежей едой, на стенах изображения оркских иероглифов с повествованием о жизни Тутона Кефея, и о его путешествии в потусторонний мир после смерти. Посередине вылитый из чистого золота на пьедестале возвышался его саркофаг, под ним каменные сундуки с монетами и драгоценностями, с канопами да свитками заклинаний.

— Пока ничего не трогайте, — строго сказал Саид. — Замки на сундуках имеют одну хитрость, и, если открыть их неправильно, в вас полетят сонные миазмы.

— Как их открыть? — нетерпеливо спросила Калианда.

— Для начала знайте одно правило: ни за что не трогайте саркофаг и канопы! Это потревожит дух Фараона, и тогда на нас всех падёт проклятье! Золото находится в крайнем сундуке справа, а магические артефакты слева.

— Тогда начнём с артефактов, — решительно сказала моя сестра, после чего мы все втроём принялись натужно вытаскивать сундук из-под каменного пьедестала. Саид чётко объяснил Калианде как его открывать:

— Видишь линию иероглифов? Под крышкой находится кнопочный механизм. Нажимай в строгом порядке выводя имя Тутона Кефея...

— Я умею читать на оркском, Саид!

— Конечно умеешь, ведь это я обучил Марфудон письменности!

— А ну цыц! — шикнула я. — Нас могу услышать.

Калианда аккуратно нажимала на кнопки, после чего крышка каменного сундука открылась с шипящим звуком, и нам на обозрение предстала горстка зачарованных украшений: ожерелья, кольца, драгоценные камни, жемчуга, короны и браслеты! Сердце у меня замерло в груди от восторга! Я увидела тонкий обруч, инкрустированный рубинами, и сразу поняла, что это оно!

— Это...

— Венец, — прошептала сестра, после чего взяла его благоговейно и передала мне в руки.

В подушечки пальцев шли крошечные пульсации. Я ощутила магию этого предмета. Сильную. Хаджи взял из сундука украшенный кинжал, и засунул его себе за пояс. Настал черёд сундука с золотом. Мы втроём еле-еле вытащили его, скрипя зубами. На этот раз сундук был тяжелее. Калианда принялась повторять манипуляции с открыванием, как вдруг...

— Шаги! — шёпотом сообщила я. Они раздавались из другого тоннеля. Всё приближались и приближались! Хаджи подскочил и украдкой взглянул туда.

— Три факела!

— Милая Калианда, скорее!

— Тихо! Я пытаюсь сосредоточиться!

Сестра продолжала нажимать, а эхо оркских шагов становилось всё громче! Всё внутри меня сжалось крошечным комком, мышцы напряглись как натянутая тетива! Казалось ещё чуть-чуть и сердце остановится!

— Быстрее! — торопил Хаджи.

— Проклятье! — зашипела Калианда. Она ошиблась с кнопкой! Ошиблась с кнопкой! И в тот же миг из сундука пошло громкое шипение, точно гремучая змея, готовая вот-вот на нас наброситься!

— Все в сторону! — предупреждал Саид, и я зажав нижнюю половину лица отвернулась. Хаджи прикрылся своей рубахой, а милая Калианда... моя милая сестрица... накрыла собой сундук, стараясь сдержать всплеск сонных миазмов.

Из другого коридора раздались торопливые гневные голоса оркских рабов. Ещё пара мгновений и они будут здесь! Сундук открылся, сестра трясущимися руками набрала пригоршню тутов, отсыпала их в холщовый мешочек, после чего передала Хаджи, и заявила:

— Уходите! Я их задержу!

— Нет! — воспротивилась я.

— Нубити, не спорь! Я уже чувствую, как миазмы одолевают меня. Я буду лишь обузой! Хаджи, забирай мою сестру и уходите отсюда! Живо!

— Ладно, — без лишних споров кивнул тот, и взяв меня за локоть, потянул к тоннелю, из которого мы сюда пришли.

— Калианда, нет! Я не оставлю тебя здесь!

— Ради Марфудон, Нубити! Ради будущего нашего народа! Хватит уже быть такой размазнёй! Иди. Иди и сделай что-нибудь полезное!

— М-м-милая... милая...

Слёзы застилали мои глаза, губы дрожали, а сердце в груди бесновалось, стараясь вырваться и остаться здесь, в этой гробнице, с моей единственной родственной душой. С моей милой сестрицей Калиандой. Но Хаджи чуть ли не силком тащил меня наружу. Рубиновый Венец жёг ладони. Последнее, что я видела перед тем как солнце ослепило мне взор — это то как Калианда схватила что-то из сундука, стала размахивать этим, а пятеро бритоголовых оркских рабов окружили её.

***

Обжигающий песок под ногами словно пасть крокодила заглатывал по самую щиколотку, палящее солнце над головой давило и удушало, сухой воздух расцарапал горло, в глаза летели песчинки. Жара... Кхенётская жара медленно убивала нас. Линии горизонта дрожали от её накала. А небо — ясное-ясное, без единого намёка на облачко. Но останавливаться было нельзя. За нами наверняка послали погоню. И если бы Саид не научил нас заметать следы, нас бы с Хаджи уже давно выследили и зарезали бы как жертвенных овец.

— Там за дюнами! Видишь? Или это уже мне мерещится? — указывая на восток, кричал мне Хаджи. Я подняла голову, стараясь рассмотреть то, что выглядывало из-под дюн. Там, засыпанная песком выглядывала верхушка твёрдой породы.

— А-а-а, а вот и наша первая остановка, — вдруг заявил джинн. — Когда-то здесь был перевалочный пункт бедуинов, но лет эдак двадцать назад после песчаной бури пещеры замело. Если пожелаешь, для меня не составит труда их расчистить.

— Ага... чтобы эти пески вывалило на кого-нибудь другого? Нет, спасибо, — ответила я.

— Погоди, ты это серьёзно? — задыхаясь от жары, спросил Хаджи. — Нубити, мы посреди ничего! Если сейчас же не скроемся в тени — мы умрём!

— Я не могу ослушаться наказа Бенну! Я — хранительница джинна! Это будет неправильно! Нельзя так! Нельзя! И грабить гробницу было нельзя! Ох, бедная моя Калианда! Её наверняка убили! Убили! И всё из-за того, что я пошла у вас на поводу!

Отчаяние захлестнуло меня с головой. Все силы ушли на то, чтобы выкрикнуть эти слова. Но песок забился в горло, и я разразилась кашлем. Упала на колени, схватилась за сердце. Колени обожгло. А слёз просто уже не осталось. Всё забрала с собой Великая жара! В голове лишь звон напоминал о том, что мы ещё живы. Хаджи осторожно прикоснулся к моим плечам, заглядывая в глаза. Он выглядел не лучше меня: весь запыленный, исхудавший, уставший, с растрескавшимися губами и грязными руками. Едкий запах пота тут же врезался мне в нос.

— Уже ничего не исправить, но мы по крайне мере всё ещё живы. Мне жаль, что я не успел поближе познакомиться с твоей сестрой, однако за то время, что мы провели вместе, я понял, что у Калианды стойкий характер. Она бы не хотела для тебя такой мучительной участи как смерть в пустыне.

— Ох, что же мы натворили?! Бенну и Апис никогда мне не простят этого! Бедная Калианда... Моя милая бедная сестрица! Что же они сделают с ней?

— Пожалуйста, Нубити! Прошу тебя, взгляни на меня! — он тряхнул за плечи и мне пришлось поднять своё уродливое лицо. В зелёных глазах Хаджи горело дикое отчаяние! — Ты не виновата…

Джинн тоже поспешил озвучить своё мнение:

— Если ты решишь оставить всё как есть, то ещё до заката Кхенёт поглотит вас обоих вместе со мной! А я не хочу пролежать ещё лет пятьсот посреди ничего! Так что желай, хозяйка. Желай жизни, или умри напрасно.

— Я... х-хорошо. Саид! Нам нужно убежище, вода и пища. А ещё верблюды, чистая одежда, и лекарства! Это моё желание!

— Слушаюсь и повинуюсь, хозяйка.

В этот же миг пески задрожали! Грохот перемешался с шипением и треском земли. Мы с Хаджи схватились за руки от страха! Перед нами будто двумя невидимыми огромными лапами вскапывался песок, и уходил куда-то ещё глубже. Пещеры расчищались, оголялись и вскоре уже был виден вход. Нетвёрдой походкой я приблизилась к пещере, коснулась рукой жёсткого гранита, вглядывалась в чёткие тени.

— Я чую... воду!

— И я! Пошли скорее! Умираю от жажды!

Мы вошли в ласковую прохладу тени. Без факела, без света, вдоль извилистых галерей пещер. Тонкий запах влаги вёл нас. И в конце концов мы набрели на подземное озеро, освещённое флуоресцирующим сводом. Хаджи не стал тянуть кота за хвост. В мгновенье ока скинув с себя всё рваньё, он бросился в озеро.

— Эй, погоди! — возмущалась я. Лишь только бросив взгляд на полуголого мужчину, замужние и незамужние марфудонки навлекали на себя огромный позор! За что старейшины имели право публично сечь их розгами.

— Пресная! Вода пресная! О, во имя всех Богов! Как же долго я этого ждал!

В груди непроизвольно сердце ойкнуло. Сквозь неуверенность я набрала воду в ладони и вкусив её... ощутила блаженство! Но тут же оно омрачилось липким стыдом! Я не должна была желать у джинна! Ничего не должна была нарушать! А вместо этого сейчас, я стояла перед голым мужчиной, одна! Нарушила все запреты! Стала грешницей! Падшей Марфудонкой! И от мысли, что за мои грехи, мой народ может отречься от меня, в животе закрутило. Нос забился, горло саднило. И слёзы вновь вырвались на свободу! Я села на ближайший камень, обняла себя за плечи, уткнулась в колени и зарыдала.

— Ну вот опять... — сказал Саид. — И откуда у тебя столько сил на слёзы?

— Это я во всём виновата! Если бы я не согласилась на ваш глупый план, если бы настояла на своём, то Калианда бы...

— Нубити, ты спасла нас! — заявил Хаджи, прислонившись о выглядывающий из воды камень. Звуки воды соблазняли, манили меня, но... холодная хватка вины сковала, держала накрепко.

— Технически это я спас вас, ну да ладно, — поправил его Саид.

И в этот момент меня прорвало! Ярость, спящая во мне, пробудилась! Поэтому я, резко встав, схватила посох вместе с сумкой и швырнула их от себя подальше с криками:

— Да будь ты проклят, джинн! Моя сестра мертва! Она мертва и больше не вернётся!

Что-то звякнуло в моей поклаже, и я моментально вспомнила про Рубиновый Венец. «Живи как хочешь, и сделай уже что-нибудь полезное», звучали последние её слова в моей голове. Истерика тут же утихла. Я подошла к своему мешку, а развязав его, вытащила оттуда магический артефакт. Обруч инкрустированный чистыми рубинами в мягком голубоватом свете флуоресцентных водорослей отливал приятным сиреневым оттенком. Ладонями ощущала приливы манны, они впивались как тонюсенькие иголочки, приятно покалывая. «Хочу стать красивой. С гладкой белоснежной кожей. Чтобы ходить куда захочу, чтобы меня замечали, чтобы меня желали! Чтобы все вокруг меня перестали видеть уродливую марфудонку, чтобы перестали плеваться и отводить взгляды! Хочу стать красивой! Хочу стать желанной!» Крошечная слезинка разбилась об обруч, и мои отчаянные мысли загородили собой всё остальное: вину, стыд, гнев, и мою бесконечную скорбь по утраченной сестре. Я надела на себя Венец, после чего в мгновенье ока всё тело загорелось светом! Большие оркские ладони становились тонкими и изящными, мускулистые ноги округлыми и мягкими, спина ровной и статной, живот плоским, талия стала тонкой, плечи худыми, волосы из жёстких не расчёсываемых колтунов обратились прямыми светлыми и гладкими. Изменилось всё, даже зубы во рту! Я ощутила это как удар кулака: хруст и звон встали в голове. Менялись кости, менялась кожа, форма глаз, носа, губ, ушей. Дышать вдруг стало легче, а двигаться проще. Лишь едва превращение завершилось, и я встала на свои новые ноги, то чуть не упала от неожиданности! Мой рост изменился и теперь я видела всё по-другому.

Хаджи в этот миг оцепенел, наблюдая за моим превращением. Если бы не те же повисшие на мне льняные тряпки, то узнать меня, наверное, он бы и не смог.

— Это сработало? Сработало?

— Н-Нубити? Будь я проклят, этот Рубиновый Венец — просто чудо! Ты стала такой красивой!

От его восхищённого тона щёки мои порозовели. Венец на голове сидел плотно, надёжно, так, что я могла не переживать, что он как-нибудь случайно слетит. Немного сдавливал лоб, и жёг кожу холодными иглами магии.

Холщовая туника сползала с плеч, да и штаны тоже. Жажда дала о себе знать, когда при взгляде на пресное озеро я непроизвольно сглотнула. Однако находиться наедине с мужчиной — это уже великий грех. Что обо мне могут подумать, если я разделю с ним купания? «Хотя... меня так и так изгонят из племени. Чего-теперь-то переживать за свою репутацию? Гори оно всё синим пламенем!», печально подумала я, после чего разделась, и медленно вошла в тёплые воды подземного озера. Моё новое тело меня радовало. Не могла наглядеться на свои новые руки и ноги. Игралась с водой, а Хаджи заворожённо наблюдал за этим.

Тут я обратила свой взор на него. Меня поразило то, насколько он истощён! Его рёбра выпирали, кожа на руках висела, и… шрамы на спине, едва зажившие, покрытые плотной корочкой. Но, кажется, он сейчас счастлив. Зелёные глаза в тусклом голубоватом свете оттенялись до оттенка тёмной лазури, а грязные спутанные волосы теперь виделись мне гладкой разлитой сталью.

— Я так давно не касался женского тела. Как-будто это было в прошлой жизни…

— Ты хочешь… поцеловать меня? — смущённо спросила я, пряча взгляд в ладонях.

— Хочу. Очень хочу, — признался он столь же смущённо. — Можно?

Вместо ответа я коротко кивнула, затаив дыхание. Я ещё никогда, ни разу в жизни не знала прикосновения мужнины. Нам в племени строго запрещено до свадьбы оставаться наедине с противоположным полом. А если замужнюю марфудонку ловили на измене, её могли оставить на верную гибель в пустыне, отречься от неё. Или муж мог самолично казнить неверную. Конечно такое случалось редко. И обычно супружеские распри заканчивались вмешательством старейшин.

Сейчас же, я твёрдо решила для себя, что мне терять уже нечего. Я надела Рубиновый Венец, потому что хотела жить иначе. И сейчас… я была готова сделать первый шаг.

Мокрая ладонь Хаджи приподняла меня за подбородок, и я взглянула в его околдовывающие очи. Мягкие губы коснулись моих, и сердце ойкнуло! Я растерялась! Я не знала куда деть свои руки, что делать, и как быть? Попыталась обнять Хаджи, но вышло неловко. Дрожала…

— Нервничаешь? — ласково спросил он.

— Я ещё никогда…

— Доверься мне, и всё будет хорошо. Ляг на уступ, — велел Хаджи. Я послушалась, удобно устраиваясь на холодном камне. Он навис надо мной, нежно проводя ладонями вдоль моего нового тела. Мял груди, целовал в шею. И голова шла кругом от его ласк. Бедро что-то пощекотало, я засмеялась, подняла голову, и увидела в тусклом свете едва различимые очертания его затвердевшей плоти. Тут же на душе стало тревожно! «Оно должно так быть?» — Что такое? Тебе неприятно?

— Я не знаю. Никогда не видела обнажённых мужчин! У всех так же, как у тебя? — Хаджи опустив голову, моментально стал весь малиновый! И ладонями прикрыл пах. Мне показалось, он вот-вот готов сквозь землю провалиться. Потом отстранился от меня, отводя взгляд. — Нет, не уходи. Прости, если, это из-за меня. Оно болит?

— Нет. Наверное, я потерял голову. Извини. Я очень тебя хочу, но... Хочешь ли ты того же? Готова ли?

— Готова, Хаджи. Я хочу знать, что такое близость. Хочу любви!

— Хорошо, — тихо прошептал он мне на ухо, после чего одарил томным жаждущим поцелуем.

И мы легли обратно на холодный каменный уступ, согревая его своей неуёмной страстью. Хаджи опустился ниже, облизывал, ласкал, нежно водил пальцами. Потом он схватил мои бёдра и раздвинул их.

— Сейчас мы станем единым целым, но сперва будет больно, — предупредил он. Я неуверенно кивнула, протягивая руки, цепляясь за его костлявые плечи! Мгновение спустя тупая боль пронзила, натирая как огненная крапива, затем ныла и ныла, пока не успокоилась. Словно опьянённая, мой мир кружился вокруг, менялись правила игры, участилось сердцебиение. Поцелуи Хаджи становились всё более настойчивыми, а его голос мелодично стонал моё имя. Мне не хватало воздуха, не хватало времени что-либо понять или осознать. Мы двигались очень быстро. Он вжимал меня в твёрдый камень, зажмурив глаза. А я наблюдала за мерцающими на каменном своде странными растениями, и не чувствовала ничего кроме жжения и наполненности внутри себя. Мне казалось, что я что-то упускаю, что должно быть что-то ещё. Как внезапно, Хаджи вдруг приподнял мою поясницу, замедлил ход, и… и его плоть внутри плавно касалась той самой точки. Точки, которая сводила меня с ума. Поэтому, раскрыв рот, я простонала:

— О, Хаджи!

— Тебе больно?

— Нет, продолжай! Продолжай вот так делать!

Теперь всё в голове встало на свои места. Все кусочки головоломки соединились. Я поняла: вот оно! Вот то самое чувство, о котором поётся в песнях о любви, и из-за которого чужие жёны готовы рисковать своей шеей. Меня будто околдовало им, и я стонала! Громко, неприлично, пошло! Задыхалась, хваталась за его плечи, извивалась змеёй. Это было на грани! Как-будто невыносимо, но на самом деле хотелось ещё и ещё. А потом… Очередь пульсаций, конвульсий до судорог в ногах, до покалывания в подушечках пальцев! И звёзды над головой… Чувство сравнимое со слиянием с чем-то вечным, как ясное ночное небо.

Мы проспали в пещере до глубокой ночи. Проснувшись, мы вышли наружу, где застали чарующую картину перелёта стаи диких гарпий. Грациозные волшебные существа с малиновым оперением и крючковатыми жёлтыми клювами летели по небу и иногда синхронно кричали. Часть из них, те, что поменьше, (молодняк), откололись и принялись нарезать круги совсем недалеко от нас.

— Скорее! — наспех собравшись и перевязав свисающие одежды, я повела Хаджи прямо к ним.

— Они же нападут на нас!

— Они — дети! И гарпии прежде всего стервятники, питающиеся мертвечиной. Если там кто-то умирает, возможно нам удастся их спасти.

— А как же правила Марфудон? Ты же говорила, что вам запрещено кого-либо спасать.

— Я больше не из племени Марфудон, Хаджи! Я загадала желание у джинна, нарушила правило, я надела Рубиновый Венец, и возлегла с тобой! Уже одно из этих прегрешений навсегда вычёркивает моё имя из племени, а всё вместе — приравнивает к инупоклонникам!

— Если бы ты сказала, что близость со мной имеет такие последствия, я бы, наверное…

— Я не жалею о том, что случилось, Хаджи. На самом деле, я вчера решила, что это даже к лучшему. Теперь меня не стягивают данные племени обеты, и я могу делать что захочу!

— Бьюсь об заклад, Калианде бы понравились твои слова.

Его слова сразу же вогнали в меня острый кол надежды. «А вдруг там Калианда? Вдруг её не убили, а оставили так же как Хаджи закопанной по шею в песке, и мы сможем её спасти?» Тоненькой ниточкой вились в голове подобные мысли, но оборвались в тот самый миг, когда мы добрались до места. Молодые гарпии истошно кричали над нами, нарезая круги. Следы и весь путь каравана замело песком, тела валялись, укрытые синими плащами. То были несчастные бедуины, покорённые безжалостным солнцем Кхенёт. Рядом с ними печально дремали верблюды, привязанные к архели. И когда мы приблизились, гарпии улетели вслед за остальной стаей. Хаджи обыскал трупы орков, а я осмотрела сломанную повозку. Мы нашли много еды: вяленое мясо, сухофрукты, два каравая хлеба, головку сыра, пару бутылок вина. В перевозимом сундуке те везли шелковые платья и другую одежду на продажу. Ещё имелся целительный набор с эликсирами, мазями и припарками. Да и верблюды в отличие от своих хозяев находились во вполне здоровом состоянии. Тогда-то я и поняла в чём дело:

— Это моё желание. Не так ли, Саид?

— Ты хотела еды и лекарства, и магия хаоса дала тебе это.

— Ценой жизни бедных торговцев?!

— Возможно да, а возможно и нет. Этот караван мог бы погибнуть где-нибудь в другом месте, или возможно их бы ждала участь похуже смерти, — отвечал Саид с ноткой наигранного сочувствия.

— Ну, теперь мы никогда этого не узнаем! Вот что бывает, когда загадываешь джинну желания, Хаджи! Об этом я говорила! Всегда кто-то страдает! Всегда кто-то да расплачивается!

— Зато мы живы! — парировал он. — А теперь у нас есть верблюды и приличная одежда!

— И как это должно оправдать содеянное? Из-за моего желания эти бедняги мертвы!

— Да, но без твоего джинна на их месте были бы мы! Такова жизнь, Нубити. Излишнее сочувствие сводит в могилу не хуже любого клинка!

— Наверное, ты прав, — опустив глаза, сказала я. — Теперь уж, нет смысла жалеть. Теперь, либо они, либо мы.

В спину пахнул ледяной ветер, приближался рассвет. Хаджи обнял меня крепко-крепко, а затем поцеловал в макушку. Мне от этого стало тепло на сердце. «Хоть кто-то теперь меня любит». Мы решили сперва залечить наши раны, оправиться от всего произошедшего, сменить одежды, и притвориться иностранцами. Поехать в верхний Неффот, там выкупить свободу Хаджи, а потом уплыть на первом же корабле в Дануош.

— Купим домик где-нибудь на побережье, заведём собаку, — говорил он мне, когда мы ночами любовались звёздами. — Летом я буду уходить в плаванье, а с наступлением морозов возвращаться к тебе.