Она злилась. Гермиона злилась постоянно, но в последнее время это чувство угасало, уступая место другим эмоциям. Тем не менее, весь сегодняшний день она провела в гневе, разбираясь с проблемами, которые ей достались. Ей не нравилась глупость людей, не нравились нотации от Кейла о том, как ей стоит вести дела, и ей надоело, что Лучиано весь день избегал её взгляда.
Она злилась на то, что люди вокруг дышали слишком громко, слишком часто, смотрели неправильно, молчали или говорили. Гермиона попросту устала. Тео был единственным, кто с полным пониманием принёс ей бокал с виски, когда она заехала узнать, как он. Казалось, что никому, кроме него, и не было дела. Грейнджер чувствовала себя так, будто вернулась в те времена, когда была лишь тенью в чужих глазах.
Она упала спиной на пустую кровать, не потрудившись переодеться. Тугой чёрный корсет под пиджаком стягивал ребра, и ей было безразлично. Ей надоело строить жизнь, в которой мало что удавалось, хотя в последнее время и шло куда легче. Прошло четыре с половиной года… считать было бы проще, если бы они отмечали годовщины. Только вот ни Гермиона, ни Лучиано, ни кто-либо ещё в семье Каррера не считали свадьбу поводом для праздника.
Ей нужно было выспаться, и съездить завтра в издательство с утра, а затем сесть на поезд до Хогвартса. Завтра должен быть более лёгким днём, чем сегодня, сегодняшний день полностью вывел её из себя. Если бы не то, что она не спала с кем-то последние пару лет, она бы точно подумала, что беременна — с её перепадами настроения и странным желанием съесть килограмм мороженого.
Шоколадного. Чёрт.
Гермиона, несмотря на боль в ногах, встала и медленно двинулась к кухне по ещё живому, полному людей дому, что было редкостью для такого времени суток. Она привыкла к тому, что её провожают наклонами головы и уступают дорогу, хотя иногда осознание этого казалось ей странным. Словно слуги перед королевой… Может, Лучиано заказал бы ей корону? Если, конечно, появится дома сегодня, в чём Грейнджер позволила себе усомниться.
Кейл уехал к нему более часа назад, и так как на часах было уже девять вечера, вопрос явно требовал ночного решения. На такие задания муж её не брал — не рисковал — она не возражала.
Мороженое в холодильнике она нашла поразительно быстро. Гермиона закрыла за собой двери, запрыгнула на барную стойку и прямо из ведёрка позволила себе съесть целую ложку. Настолько быстро, что голова загудела от внезапного холода, что стало едва ли не первой головной болью сегодня, не связанной с глупостью людей. Вспоминая, как день начался с завтрака в постель, она подумала, что он определенно не должен был быть таким тяжёлым. В те дни, когда Лучиано был заботливее и нежнее, у неё обычно сохранялось хорошее настроение.
Похоже, из каждого правила было своё исключение. Она не могла это изменить, но по крайней мере мороженое оказалось достаточно вкусным, чтобы заглушить желание выстрелить в кого-нибудь. Грейнджер улыбнулась, вспоминая утренние события, скинула каблуки на пол, стянула пиджак, и стало легче.
Почти идеально, если бы в двери не раздался стук.
— Занято! — резко крикнула она, не заботясь о том, что звучала слишком грубо. Если это кто-то с причитаниями об очередном провале или потере товара, она не хотела слушать это сейчас. Кто-то за дверью оказался достаточно смелым, чтобы толкнуть её от себя и зайти.
— Даже для меня? — голос Лучиано она бы узнала откуда угодно. Сначала он преследовал её кошмарами во снах, потом счастливыми моментами, и Гермиона до сих пор не решила, какой из двух вариантов пугал её больше. Откладывала это на потом.
Она даже не развернулась, наоборот зачерпывая больше десерта и отправляя ложку в рот.
— Особенно для тебя. У меня сегодня свидание с мороженным.
— Ужасно, — его тихий смех заставил улыбнуться и её, пусть и тайно. Лучиано пошёл вперёд, медленными шагами, в её сторону. — Я ревную.
— Я бы сказала, что мы можем устроить свидание на троих, но я не делюсь. У тебя было свидание с Кейлом.
— По-моему кого-то обидело, что Казентино занял всё моё внимание, — он обошел стойку и оказался перед ней. Гермиона подняла глаза, зная, что с таким наклоном головы вряд ли выглядит угрожающе. — Представь, как я себя чувствую, когда вы проводите столько времени вместе.
— Теперь я действительно слышу ревность, — её ухмылка была почти довольной.
— Правда?
— Да.
— Какая жалость, — там не было ни капли искреннего сожаления. Лучиано подошел вплотную, положил обе ладони на её бедра, согревая прикосновением даже через ткань. Она соскучилась по нему за день, он ведь едва ли бросил ей несколько слов после завтрака, и Гермиона была почти уверена, что сделала что-то не так. — Придётся с этим смириться.
Она растаяла. Как и мороженное. Медленно, теплея в его руках, а он знал, что именно так это и работает каждый раз. Отложив ведерко в сторону, она нежно смахнула прядь волос с его лба и мягко произнесла:
— Мы оба знаем, что в твои дела не вникнуть за несколько месяцев. Оказалось, что ты раскрыл мне далеко не всё в первый год.
Лучиано поймал её ладонь, оставил на ней поцелуй, окончательно стирая ту дымку её недовольства, что ещё застилала глаза.
— Уверен, моя потрясающая жена сможет с этим справиться.
— А что, когда-то были сомнения? — она выгнула бровь, а он рассмеялся.
— Я говорил тебе давно. Ты — женщина, которая справится с чем угодно.
Лучиано не пугался её шрамов. Он не гордился тем, что нанес их, но никогда не отрицал их существование. Лишь… признавал, что они были, как часть общего прошлого. И сейчас, проводя пальцами по линиям на плече, он делал именно то, что и всегда — восхищался ей в своей манере. Кто-то назвал бы это жутким. Каррера же напоминал, что это было прошлое, необходимое им, чтобы оказаться здесь.
— Ты слишком устала сегодня?
— День выдался паршивым, — призналась Гермиона.
— Но насколько ты устала? — он поднял голову, встречаясь с ней глазами. Иногда она была готова пойти на что угодно и куда угодно, если он будет смотреть на неё так. Словно она — единственное, что ему по-настоящему нужно, чтобы дышать. Оба знали, что это было неправдой. — Я хочу показать тебе кое-что.
— Надеюсь, это будет что-то стоящее, потому что ты задолжал мне объяснений за сегодняшний день.
— Будет, — обещание, которому хотелось верить.
Лучиано подтащил её к себе, стянул со стойки и поднял на руки. Гермиона позволила себе обвить его шею, прижаться всем телом и ощутить себя в той безопасности, которой так не хватало. Каждый день, каждую секунду, всегда. Она знала, что в опасности, теперь — до конца жизни.
Он забрал пиджак и каблуки, понес её на выход. Кажется, он отдал приказ убрать всё на кухне, она уже не слушала. Его сердцебиение было единственным, к чему Гермиона прислушивалась. Спокойное, размеренное… она не приносила в его жизнь больше никаких взлетов и падений.
Только стабильность с каплей счастья.
Лучиано не шёл к машинам, он свернул к лестнице, затем вверх в их спальню. Грейнджер надеялась, что ей покажут тёплую постель с шёлковым бельем, в котором можно будет заснуть до самого утра в его объятиях. К счастью или к сожалению, но муж опустил её на ноги на пушистом ковре.
Он вытащил из кармана кулон, и вряд ли он был одним из тех подарков, которые он ей обычно преподносил. Вещь была старинной, Гермиона бы даже сказала фамильной, из уже потемневшего металла с большим кристаллом.
— Что это?
— Портключ.
— И куда он принесёт нас? — требовалось некоторое усилие, чтобы не поддаться желанию присесть на край кровати. — Или ты снова отправишься без меня?
Лучиано улыбнулся лучезарно, переплетая их пальцы.
— С тобой. Уверена, что готова к путешествию?
— Надеюсь не слишком далеко, — попросила Грейнджер, прильнув к нему.
Всего мгновение, лёгкое и мимолётное, которое унесло их прочь от поместья. Расплылись стены, мебель, свечение луны за окном, превратившись в одно смешение красок на картине импрессиониста. А затем вновь обрели очертания.
По лёгким Гермионы ударил чистый воздух, нисколько не похожий на то, как ощущался Лондон. Затем вокруг выросли огромные высокие леса, будто стены вокруг их крепости. Леса, пахнущие лавандой и полевыми цветами.
Вокруг было тихо. Но не мертвенно тихо. Трещали сверчки вдали, где-то пел свои баллады ветер. Никаких людей, никакой суеты. Здесь царила гармония с природой, словно каждое дыхание этого места было ответом на шёпот ветра в листве деревьев.
Затем Гермиона разглядела дом. Двухэтажный деревянный дом, который возвышался среди бескрайней природы, как часть её самой. Его стены были окрашены в теплые оттенки коричневого. Он не был похож ни на один дом, в который Лучиано приводил её до этого. Он любишь роскошь, богатство, а здесь все эти людские хлопоты и проблемы распадались до атомов и утопали среди травинок.
Она так привыкла в яркому запаху роз под их окнами, что дышать чем-то столь чистым казалось преступлением.
Тёплые огни вдалеке намекали на то, что её здесь ждали.
Лучиано, не дожидаясь слов, накинул на плечи её же пиджак от ветра. Трава под ногами казалась такой мягкой, что Грейнджер могла идти босиком. Именно это она и сделала, когда мужчина потянул её за собой.
К дверям, которые слегка скрипели, когда их открывали. К прихожей, в которой висел запах дерева и хвои. И к камину, в котором трещали поленья.
Дом.
В их поместье были камины, и высокие потолки, и сады, и гостиные размером с целую квартиру, и оно всё равно не шло ни в какое сравнение с этим домом, далеко от всей жизни. В нём пахло тем же счастьем, пропитывающим душу.
— Этот дом — твой, — Лучиано остался стоять в дверях, оперевшись на проём. — Наш. Я построил его для нас.
— Ты… — Гермиона обернулась, но прежде заметив клетчатый плед на спинке дивана, и целый сервиз, который ждал её в кухонном шкафу. — Для нас?
— Да, — подтвердил он и шагнул вперед. — Чтобы мы могли быть здесь счастливы. Создать свою семью. Стареть. Как обычные люди.
В её глазах стояли слезы. Они так жгли глаза, что Гермиона позволила им покатиться вниз, опустила голову. Они не были обычными людьми, и вряд ли однажды они смогут отказаться от всего, что сейчас лежало на их плечах тяжёлым грузом. Но может… когда-нибудь…
— Это было моей мечтой многие годы, — тихо признался Лучиано, оказываясь рядом. — Я не романтик, Гермиона, а наша история не идеальна.
— Не идеальна, — согласилась она сквозь всхлип.
Половица под его шагом скрипнула, она распахнула глаза, чтобы увидеть его на одном колене перед ней.
— У нас нет другой, и никогда не будет, — Лучиано потянулся к карману, вытаскивая оттуда маленькую бархатную коробочку, Гермиона ахнула, не рискуя прерывать его слова чем-либо другим. — Но то, что есть, я хочу сохранить до тех пор, пока я жив. А жить я планирую очень долго, знаешь ли.
Она рассмеялась сквозь слезы, вложила свою руку в его протянутую ладонь.
— Гермиона Джин Каррера. Окажешь ли ты мне честь снова стать моей женой?
— Ты знаешь, что да, — её шепот был почти дыханием ветра. Если бы она могла вернуть всё назад, она бы вернула. На ту минуту, когда вошла в бар, чтобы не открывать ту дверь. Или туда, где она согласилась на предложение Гарри. В любой момент, где она оступилась, Гермиона бы вернулась, чтобы предотвратить эти четыре с половиной года их жизней, и больше никогда их не переживать. Как многое она бы отдала за это…
Маховики времени были уничтожены, зелий для возвращения назад во времени не существовало, и не было никакого толка в том, чтобы перекраивать прошлое. Оно неизменно, стабильно, как фундамент этого дома.
Гермиона выстраивала его стены с каждым новым днём, медленно и кропотливо, и была готова делать это дальше. В конце концов, однажды, она придёт в то место, которое будет построено ею, и проживет в нём остаток жизни.
Она была готова рискнуть. Прошлое было неизменно, а вот будущее переменчиво. У неё был шанс создать его таким, чтобы улыбаться по утрам, не оглядываясь назад.
— Всегда «да», — добавила Гермиона и уверенно кивнула.
Тонкая полоска золотого металла обвила её безымянный палец, устроившись рядом с обручальным кольцом.
Он почти никогда не говорил ей, что любит её. Того, что он делал, оказывалось достаточно, чтобы знать о его чувствах без слов.
Она ошиблась, зайдя в тот бар. Но никогда не ошибалась в своём желании справляться со всем, что происходило вокруг. Однажды Гермиона взглянет в его же глаза, с более явными морщинами, заметит седину в волосах, и улыбнется.
Это будет её версия счастья рядом с ним.