В конце концов, несмотря на то, что торговец несколько раз повторил его имя вслух, оказалось, что он не запомнил, как произносится «Кокуджоджи».

— Японские имена такие сложные! Не возражаете, если я буду звать вас «Даи»? — огорчённо спросил он, и Кокуджоджи кивнул с ироничной усмешкой.

— Конечно. Пожалуйста, используйте то имя, которое найдёте наиболее лёгким для произношения.

Тем не менее, даже если бы в этот момент здесь находились соотечественники, любой, кто слышал довольно помпезное имя «Кокуджоджи Дайкаку», выразил бы смущение или замешательство. Ничто не могло скрасить того, что такое имя больше подходило мужчине в возрасте, но вместо этого его носил молодой парень в свои 20 лет.

Если бы вы стали настаивать, чтобы этот человек выразил собственное мнение, он бы неохотно признал, что далёк от любви к своему имени, но учитывая, что он являлся нынешним главой семьи Кокуджоджи, то мало что сказал бы по этому вопросу. На протяжении поколений глава семьи Кокуджоджи — имя, тайно гремевшее среди японской секты оммёдо*, — представлялся как «Дайкаку».

«Впрочем, думаю, если я проживу ещё 50 лет или около того, всё-таки, в конечном счёте, окажусь в состоянии, подходящем для этого имени».

Его предшественник, последний человек, известный как Дайкаку, действительно выглядел так, будто имел право на такое имя.

«Полагаю, мне придётся к этому привыкнуть».

Размышляя об этом, Кокуджоджи брёл вдоль реки и, в конце концов, оказался в старых районах Дрездена. Город был разделён примерно на две части: Старый Город и Новый; в то время как Старый Город, казалось, по крайней мере, на бумаге, являлся старейшим из двух частей, новые области испытывали подъём роста и развития.

Во времена Саксонского Владыки произошёл сильный пожар, и первыми после бедствия были восстановлены новые части города. Узкие улочки Нового Города были покрыты бесчисленными магазинами и ресторанами, среди них имелись бары и подобные многолюдные места, тогда как Старый Город славился театрами, музеями искусств и церквами — всевозможными культурными структурами.

В настоящий момент Кокуджоджи направлялся в небольшую церковь именно в этом районе. Хотя здание числилось в качестве флигеля более известной церкви Дрездена — Фрауэнкирхе — подробности за пределами этого были отрывочными. Но, основываясь на архитектурном стиле, ряд исследователей выдвигал гипотезу о том, что она была возведена в ту же эпоху, что и предшественница Фрауэнкирхе — церковь «Либен Врумен»**.

У Кокуджоджи было мало опыта общения с христианской церковью, но всё равно, стоя сейчас перед этим зданием, он чувствовал прилив благочестия, невольно поднимавшийся изнутри. Он много раз совершал паломничества в наиболее известные японские храмы и святые места, и здесь он теперь ощущал точно такое же чувство уважения к некоему великому грозному присутствию, как и тогда, когда ступал на землю храмов или в храмовые святилища.

Он обнаружил, что неосознанно совершает глубокий поклон, сняв фуражку и прижав руку к сердцу, и удерживая эту позу в течение добрых пяти секунд. Прохожие бросали на него странные взгляды, всматриваясь в любознательного уроженца востока.

«Для меня христианство — нечто большее, чем иностранная религия. Впрочем, нет ни «востока», ни «запада» — ни Запада, ни Востока, когда дело доходит до поклонения Богу. Я буду почтительным, когда войду».

И сказав себе эти слова, Кокуджоджи поднял голову и надавил на огромную дубовую дверь, чтобы войти внутрь.

* * * * *

— Вы пришли немного позднее, чем я ожидал, лейтенант… хм-м… Коку… шумитоджи? — заметил человек довольно умного вида в очках в серебристой оправе, просматривая документы, которые держал в руке.

— Мои извинения. Я осматривал город.

Они сидели в церковной комнате, которая была приспособлена под кабинет, и кроме этого мужчины ещё несколько других исследователей в лабораторных халатах сидели за своими столами, изучая материалы.

— О? — Человек поднял глаза и с любопытством вскинул голову. — Для чего?

— …Ну, в обозримом будущем я останусь здесь. Я думал, что будет полезно почувствовать настоящее положение вещей.

— Это что-то присущее людям Востока?

— Вовсе нет. — Глаза Кокуджоджи слегка прищурились от удовольствия. — Это было моё собственное решение.

Человек в очках насмешливо фыркнул.

— Довольно сентиментально, вам не кажется? По крайней мере, мы здесь стараемся не слишком увлекаться рациональным духом местных жителей. Вы знаете почему?

— Нет. — У него были свои подозрения, основанные на утверждениях этого человека, но всё же он покачал головой, и мужчина ответил самодовольным тоном:

— Ваша миссия здесь — проанализировать это с точки зрения более мягких Восточных наук, таких как изучение предсказаний и астрология. Кроме того, вам следует избегать контактов с горожанами или каким-либо образом вовлекаться в дела Дрездена. Вы должны были приехать сюда как можно скорее.

— … — Кокуджоджи был ошеломлён, но, в конце концов, справился с собой, вежливо склонив голову: — … Мои глубочайшие извинения.

Ему приказали только явиться в эту церковь сегодня, точное время не было установлено. Он не мог объяснить причину, по которой этот человек, простой исследователь, требовал бы от него какой-либо меры пунктуальности. Но он рассудил, что неприветливое отношение мужчины было, вероятно, лишь огромным сопротивлением, которое этот человек науки мог бы выплеснуть против тех, кто осмелился принести какой-либо метод антинаучной логики в это научное учреждение. После минутного обдумывания он сказал с чрезвычайно серьёзным выражением:

— Но я сделал ряд интересных открытий, пусть и довольно личного характера. Я обнаружил, что здешние колбаски вкуснейшие во всей Германии.

На мгновение на лице мужчины в очках в серебристой оправе отразилось изумление, быстро сменившееся мягким фырканьем, и он пожал плечами.

— О чём вы вообще говорите? Мы не можем позволить вам думать, что попробовав колбаски только в этом городе, вы теперь знаете все колбаски Германии. Признаю, колбаски в Дрездене превосходны, но они не сравнятся с едой моего родного города. От хрустящей корочки, когда кусаешь, до переполняющей её лёгкой сладости мясных соков, когда жуёшь; это действительно нечто!

После минутного упоения мужчина, казалось, пришёл в себя, кашлянув и добавив:

— Ну ладно, довольно об этом. Давайте ускорим наши исследования, вы согласны? — С этими словами он вскочил на ноги и пошёл.

— …Да, давайте. — Кокуджоджи позволил слабой улыбке появиться на губах, и последовал за мужчиной, размышляя про себя: «Думаю, каждый любит похвастаться своей родиной, независимо от того, откуда он».