Маленькая девочка перед зеркалом крутится, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. Тело как тело. Длинные худые ноги, несуразные руки с тонкими пальцами. Прыщи на спине. Маленькая грудь. Серебристые и розово-красные линии и точки на коже. Провести по ним – все самые сокровенные мысли прочитать.
Втягивает живот, и рёбра проступившие озабоченно ощупывает. Выдыхает. Опять переела. С завтрашнего дня на голодовку.
Девочка хочет стать писательницей. Поведать миру истории, живущие в её голове не первый год. Стать кем-то значимым.
Это в будущем. Пока что она и двух слов связать не может, а потому упражняется. Заносит мысли в толстую тетрадку корявым почерком в хаотичном порядке. В цветастом блокноте, обклеенном звёздочками, пытается истории писать – через пару лет перечитает, будет смеяться.
Потом, конечно, всё это находится кем-то из родных. Девочка получает нагоняй за обсценную лексику. Выслушивает родительские нравоучения о том, что ей думать и как себя чувствовать, голову опустив. Не понимает, что ей говорят, будто мозг в целях самосохранения отключает восприятие внешних раздражителей. Не замечает, как от слёз опухают глаза.
Ночь проводит без сна. Непонимание и разочарование ядом по венам растекаются. С пустотой в сердце девочка решает, что больше к бумаге не притронется.
Писать не перестаёт. Смотрит на белую кожу – чистую и бархатистую, идеальный холст для художника. Но с рисованием у неё всегда были проблемы. Ничего страшного. Холст становится книгой с пустыми страницами.
Перо остро заточено. Девочка выводит первое слово неуверенно, не в полную силу нажимая. Перо скрипит, соскальзывает, кляксу некрасивую оставляя. Девочка морщится. Страница не вырывается. Приходится зачёркивать и продолжать рядом.
Поначалу руки дрожат, сердце быстро бьётся и мысли путаются – о чём написать, как оформить? Потом вспоминает, что никто это не увидит, и успокаивается. Постепенно приноравливается.
Чернила благородного тёмного красного цвета блестят на белых страницах, как ягоды на снегу.
Первое время девочка поверх записей криво лепит дешёвые наклейки. Всё ещё боится, что кто-то может прочитать. Опытным путём выясняет, что чернила со временем бледнеют и выцветают, лишь мерцающим серебром тускло отсвечивают. Их увидеть – только если знаешь, где надпись находится. Прикоснёшься, и только тогда сможешь расшифровать чужие мысли. Девочка перестаёт носить открытую одежду. Тело – книга её историй и жизни под семи замками – отныне принадлежит лишь ей одной.
Девочка ногтями неровными по страницам ведёт. Останавливает на длинной молочно-белой полоске. Неровная и шершавая, так и просит прикосновения. Выдыхает. Запись от двадцать третьего апреля – снова мимолётное увлечение сердце разбило. Скользит в сторону, к следующей дате. Двадцать седьмое октября. Расплакалась в школе. Тринадцатое ноября. Накричали родители. Шестое августа.
Захлопывает книгу резко и громко. Постоянно забывает, как больно старые записи перечитывать.
Иногда девочка писать не может. Чувств и мыслей так много, что начинает болеть голова. Тогда она начинает рисовать – по-своему, не стремясь к академической точности. Перо царапает бумагу, выводя кривые звёздочки и загогулины. Как и все слова, они тоже исчезнут через какое-то время. Но это ничего. Нарисует новые.
Бывает, наконечник тупится и записи начинают пропадать со страниц в тот же момент, как там появляются. Приходится со вздохом соскребать отовсюду немногочисленные сбережения и заказывать новые. Пять штук в упаковке весело блестят, словно подмигивая старой знакомой.
Девочка всегда отличалась любознательностью. Порою в книге появляются результаты экспериментов. Девятнадцатое августа: «Что будет, если я долго и с силой буду давить на кожу острым предметом?» Чернила ещё долго не выцветают, и, хотя девочка видит эту заметку каждый день, её всё равно не оставляет чувство, будто она что-то упустила.
А иногда девочка пишет про сказочный мир – тот, что с принцессами и драконами. В нём она смелая рыцарка, что облачается в сияющие доспехи. Меч её, Обоюдоострый, – перо, рассекающее сталь. Долгие годы сражается с драконом – серым, склизким и мерзким. Засел в руинах старого дворца, обломки которого торчат из зыбкой земли, как рёберные кости, и смертоносным дыханием убивает всё живое.
Рыцарка, правда, в битву с драконом никогда не вступала – уж больно хорошая у него защита. Только замшелые камни и топкую грязь раскидывала мечом, оставляя глубокие борозды, наполняющиеся отравленной чёрной кровью природы. Быть может, одной ночью свершится-таки решающий бой.
Девочка взрослеет, и перо едва ли к руке не прирастает. Записи хоть и невидимые, а всё равно наполняют книгу так, что та разбухает. Мыслей и чувств больше, но смысл их так и не проясняется. Девочка путается, девочка боится, девочка пишет размашистым почерком, яростно на перо давя. Страница вдруг рвётся, а перо ломается – и чернила текут кроваво-красной рекой долго-долго. Книга промокает насквозь.
Девочке плохо, девочке тошно, девочке почему-то легче не становится. Трясущимися руками заклеивает порванную страницу разноцветным скотчем. После долго книгу не открывает – то ли мыслей совсем нет, то ли вид рваной раны никак из головы не выходит.
Убирает перья глубоко в шкаф, чтобы не соблазняли. Отказывается от писательства, пытается понять, что происходит. Сначала как будто даже получается. И всё равно, лёжа в кровати бессонными ночами, неосознанно ведёт по телу ногтями. Просыпается с красными полосами, горящими огнём.
Возвращаться к книге стыдно и неловко, словно это преступление какое. Одёргивает себя постоянно, напоминая, что это лишь её касается, но сама в это не верит.
Ей снова тринадцать, и снова первая запись после долгого перерыва неровная и блёклая.
Ей снова тринадцать, но теперь она не уверена, сможет ли поставить точку в этой истории. Росчерком пера – по пульсирующей синеватой жилке на запястье.