– Чем могу быть полезен?

– Мне нужно, чтобы вы убили моего насильника, – произнесла грешница, присаживаясь на стул напротив рабочего места беса.

– О! У нас сегодня классический заказ, – Блиц потянулся в кресле, а потом, покопавшись в бумажках, достал заклеенный скотчем прайс. – Смотрите, к убийству насильников мы всегда предлагаем клиентам предсмертные пытки. Вы можете выбрать изнасилование битой на сухую, кастрацию, посадку на стеклянную банку или раздавливание члена ботинком с шипами. И это всего лишь прибавляет 10% к основной стоимости, но если есть какие-то личные пожелания, то это уже будет 20%.

После этих слов в кабинете повисла небольшая пауза. Грешница, поджав губы, судорожно копалась в сумке, пересчитывая деньги.

– У меня была одна просьба, но это уже как-то дороговато, блять, – процедила она сквозь зубы, а затем, закатив глаза и отставив сумку в сторону, добавила, – ладно, тогда давайте кастрацию...

– Отличный выбор, мадам! – одобрительно закивал Блиц и, наклонившись предельно близко к грешнице, прошептал, – эту опцию к убийству насильников выбирают 70% клиентов. Если хотите, мы можем забрать яйца с собой, оформить их в красивую коробочку и отправить по почте, как все будет выполнено. 

Он обрисовал руками в воздухе, как завязывает бантик на подарке.

– Фу! Не надо, это отвратительно! – грешница вскочила с кресла так, словно ей будут вручать окровавленную коробку с отрезанной мошонкой прямо сейчас. 

– Мадам, подождите, нужно кое-где расписаться! У нас очень долго думает принтер. 

И такова была каждодневная рутина в I.M.P.

Принятие заказа, долгое ожидание принтера, исполнение заказа и оплата. Блиц давно задумывался о покупке нового принтера, но дальше стадии «задумывался» это никуда не доходило, потому что коллекционные фигурки пони были явно важнее. Даже бесконечные возмущения Мокси на вечно жующий бумагу принтер и сломанный толчок сводились к классическому Блицевскому юморку. Это было что-то серии: «Наша компания не нуждается в унитазе, у нас есть писсуар, туда ссыт даже Милли. Ты единственный здесь, кто писает сидя». В итоге стычки заканчивалось гневными обвинениями от Мокси в трусости и жалком поведении начальника. Он аргументировал это тем, что Блиц не может попросить самую малость денег на принтер у своего богатого ебыря.

Однажды в контору Блица заглянул только что прибывший в ад молодой грешник. Денег у него было совсем немного, он просил убить своего отчима, из-за которого семья всю жизнь прожила в нищете. Отчим был помешан на онлайн-казино. Грешник рассказывал, что ему пришлось подрабатывать в вебкаме, чтобы хоть как-то помогать матери с инвалидностью расплачиваться с долгами непутевого мужа, а попал он сюда, потому что наглотался таблеток после новости о том, что отчим проиграл их дом. Этот клиент был из тех немногих несчастных, кто оставлял за собой шлейф незримой тяжести, от которой становилось тошно всем вокруг. 

В этот раз ожидание принтера было настоящей пыткой, потому что грешник только и делал, что рассказывал о самых тяжелых моментах своей жизни, словно он пришел на прием к психологу, а не ради убийства. Грешник даже сказал, что ему немного завидно, ведь по его меркам у Блица было все, о чем можно мечтать; любимое дело, крутые офисные стулья и домашняя фурри-женщина. 

Эта «домашняя фурри-женщина» после такого монолога еще и опозорила Блица перед клиентом, добавив, что, кроме выше перечисленного, у него еще есть влиятельный шуга дедди. И было не понятно, отомстила ли Луна за то, что Блиц не пресек слово «фурри» в ее адрес или это было за то, что он так и не удосужился найти ей лекарство от сифилиса. 

Дома их ждал серьезный разговор.

– Я не понимаю, что происходит у людей, но меня крайне заебало, что ты перестал даже пресекать попытки обзывательств, – плюхнувшись на диван и моментально залипнув в телефон, заявила Луна. – Мой тред о том, как меня называли грешники на работе, пополнился «фурри-женщиной», однако это не дотягивает до самых отстойных названий как «фурри-жена», «секс-питомец» и «че за сутулая псина». 

– Ну Луни-и! – начал ныть Блиц уже с порога квартиры. – Я сделал все, что мог. Даже повесил на доску с информацией предупреждение, чтобы тебя никак не называли, но они все равно подходят и спрашивают типа «а-а-а, никак не надо называть вот эту фурри?»

Блиц, очень смешно меняя голос, передразнил клиентов.

– Давай договоримся, ты ни слова не говоришь о том, что якобы у меня есть какой-то влиятельный папочка. А я буду прибавлять по 5% к стоимости убийств за каждое упоминание «фурри» клиентами, – подняв указательный палец вверх, словно придумав что-то гениальное, заявил Блиц. 

Он пошел к кухонной гарнитуре, достал кружку в виде единорога и попытался включить кофемашину. Она не заработала даже после раздраженного тыканья во все кнопки. Кофе полилось, лишь когда Блиц в ярости матюгнулся, стукнул ее по корпусу и зачем-то уточнил свое положение в сексе:

– Вообще, Столас никак не может быть моим «папочкой», – последнее слово он намеренно саркастично выделил. – Руки-то в постели связываю я. Так сказать, доминант, топ, альфа-самец.

Луна восприняла его высказывание, как нечто кринжовое и совсем по-школьному хвастливое, мол, посмотрите какой я крутой трахальщик. 

– Да ладно? А что, если он не на полном серьезе ложится под тебя, а просто тешит свои фетиши? – сказала она, давя смешок и этим провоцируя приемного отца на новую порцию жопного горения. – Мне казалось, он просто видит твои комплексы и позволяет доминировать над собой, быть своим рыцарем-защитником.

Блиц притих, ведь если со стороны это выглядит именно так, то это полный пиздец.

– Разве мне не должно быть похуй? Мне нужна только книга. Он говорит, чтобы его ебали, и я его ебу. Все, – Блиц говорил это так, словно убеждал себя, а не Луну. Он захотел пожаловаться ей, перед тем, как допить кофе и пойти в ванную. 

Блиц по-актерски взглянул на часы и произнес:

 – Через полчаса мне нужно идти мыть член для жесткого траха огромной птицы за эту ебаную книгу. Я ощущаю себя третьесортной эскортницей, которая проводит время с мужиком за поход в ресторан. 

– Да что ты, пап. Мне кажется, ты слишком романтизируешь, – не такой реакции он ожидал от Луны. 

Блиц выпрашивал пожалейку и понимание из серии «да-да, папочка, так тяжело быть использованным, как игрушка», а вместо этого услышал:

 – Пиздец, ты говоришь так, словно тебе пятнадцать лет и ты такой «А теперь я уйду из дома, буду жить в притоне с суккубами и сосать за еду, потому что меня никто не понимает».

Блиц хотел бы послать ее нахуй, но это было бы очень тупо с его стороны, потому что он реально говорил в пятнадцать лет что-то похожее в качестве манипуляции. Однако на его отца это не срабатывало. Он отправлял его на все четыре стороны, говоря что-то из серии «может, хоть работая шлюхой, преуспеешь». И такие жесткие высказывания сопровождали его с самого детства. 

В голову маленького Блица методично вбивалось, что он неудачник, который никому в этой жизни не сдался. Отсюда пошли его замашки в беспорядочные половые связи без обязательств, потому что, когда дело начинало доходить до чего-то серьезного - Блица сдувало, как ветром. Все его бывшие думали, что он мудак, потому что объяснять что-то про страх отношений и избегающий тип привязанности явно сложнее, чем просто исчезнуть из чьей-то жизни. 

Здравой мыслью было начать ходить к психологу и разбирать свои травмы, но с каждым разом Блицу казалось, что он зря сливает деньги и ему уже ничем не помочь. После походов к психологу он загорался идеей рефлексировать свои поступки. Луна уже даже не смеялась с того, как Блиц приходил после очередного сеанса просветленный, говорил, что он теперь эмоционально осознанный и начинает жизнь с чистого листа, а на следующий день при любом триггере или неудаче уже орал «в пизду вашу осознанность». 

Луна предложила бы ему посетить психотерапевта, устроить себе отпуск, полежать в психдиспансере недельку, прокапаться, чтобы кровь хотя бы не была похожа на энергетик с самым высоким содержанием кофеина. Но, учитывая, что упоминание психиатрических лечебниц и наркологичек Блица триггерило еще больше, чем рандомная хуйня из жизни – это просто бы уничтожило его.

Только сидя на полу в душе под струями горячей воды, Блиц мог себе признаться, что гримуар был его и проклятьем, и спасением. Наличие обмена книги на секс не давало ему раствориться из жизни Столаса, потому что он убедил себя, что все их ночные развлечения и посиделки это не приближение к чему-то серьезному, а просто договоренность. Ему так было легче. А с другой стороны он боялся, что Столасу в какой-то момент эта забава надоест, и он уже сам выкинет его из своей жизни. 

Со дня их неудачного свидания прошло достаточно времени, они успели помириться, но не поговорить. «Не поговорить» опять же с инициативы Блица, ему было легче сбросить вину на триггеры с Физзаролли, который его прилюдно обосрал с ног до головы, из-за чего он себя так повел и наговорил лишнего в машине. Столас охотно принял эту версию, ведь его тоже зацепило происходящее и довело до очередного запойного состояния.  

С этим нужно было покончить раз и навсегда. Столас всегда шел к нему на встречу в плане разговоров, касающихся их связи, а он постоянно вел себя, как какая-то капризуля, хотя позиционировался доминирующим в их недо-отношениях.

В глубине души Блицу, возможно, хотелось какого-то развития между ними, чтобы это было больше, чем секс и участившиеся после него посиделки за фильмами с вином, попкорном и сырной тарелкой. Он понимал, почему Луна дразнилась. Сам того не замечая, пропадать ночами Блиц стал не пару раз в месяц, а пару раз в неделю. 

Их любимая тема со Столасом была – болтовня до утра о том, какие хуевые были у них отцы. Однажды они разоткровенничались на эту тему настолько, что Блиц понял, что была пройдена та грань, когда он может без стыда показать своих пони-персонажей и рассказать о них все. Столас назвал его каракули на смятых листках очень милыми и, сказав, что тоже иногда рисует, показал свои наброски. После этого Блиц ущемился, что опять у кого-то выходит что-то круче, чем у него. Он дал оценку «неплохо» работам Столаса, несколько раз повторил, что может нарисовать лучше, просто у него стиль другой. Потом Блиц сдался и стал требовать научить его рисовать так же. И все ради того, чтобы Мокси не мог больше душнить, что ему нужно сходить на курсы рисования. Блиц показательно возмущался и одергивал руку, за которую пытались взять. Он ворчал, что нормально держит карандаш, а не, как выразился Столас – по-детски. И потом визжал и прятал лицо, когда тот сказал, что он молодец и у него все быстро получается. 

«даа, выкуси Мокси! Я быстро прогрессирую в рисовании, в следующий раз вы будете наслаждаться моими схемами, мне так сказал мой... так все, не важно, кто» – остановился Блиц и покраснел. В ванной был только он один весь намыленный, но продолжавший одергивать себя.

– Какое же позорище, – споласкивая член, произнес он. 

Блиц не задумывался о том, что вся его неприязнь к Мокси связана с завистью и непониманием, как его – душнилу, дурачка и неженку могут любить просто за то, что он есть. А у такого горячего и ахуенного беса, как он, на личном фронте только секс во имя спасения бизнеса. Блиц всегда создавал проблемы себе сам и каким-то образом приносил их еще и другим. Возможно, это было из-за неумения говорить словами.

Говорить словами Блицу было очень тяжко, в отличие от Столаса. Наверное, по эмоциональному интеллекту и способности рефлексировать свое состояние Столас был далеко впереди, от чего Блицу делалось еще хуже. Ведь когда ему предлагали здравые идеи поговорить не только об ужасном детстве, а о том, что между ними происходит сейчас – Блиц впадал в панику, истерику и просто сбегал со словами «мне пора» от непонимания, как реагировать. Блиц не знал, как объяснить, что он не ломается, что Столас ему нравится, но при этом ему просто страшно показывать хоть какие-то ебаные эмоции, которые могут намекнуть на чувства, потому что он боится, что это будет не взаимно и над ним просто посмеются.

Он посмешище.

Блиц делал запросы во вселенную явно неправильно, ведь он хотел быть боссом в цирке и зарабатывать много-много денег, а в итоге он вроде и босс, и на работе сплошной цирк, и деньги есть, но только их нужно просить у своего шуга дедди. Блицу казалось, что Столас разговаривает с ним столь снисходительно именно из-за этой херни. Он же ему в детстве рассказывал о своих мечтах – а в итоге что? Перед Столасом реальное посмешище, учитывая, что он больше всех в курсе того, как работает вселенная.

Наверное, нужно было наконец становиться по-настоящему смелым и делать шаг навстречу к принятию своих чувств, а там, может, и осознание, что он «не такой плохой» само по себе подтянется. 

Первый шаг заключался в том, чтобы не зассать и остаться у Столаса на завтрак.