Тишина давила ей на виски, от сырости тяжело дышать, жёлтый свет открывал взору растерзанные туши Арахнид. Чем дальше они продвигались, тем больше натыкались на многочисленные тела здешних обитателей. Вскоре эхо шагов заглохло, ибо коридор окончился выходом в сердце лабиринта. Огромное чудное пространство, где отовсюду торчали голубоватые кристаллические минералы, а по краям от дорог росли мерцающие глубинники. Трава почернела от обилия пролитых ядовитых жидкостей Арахнид. Вдали на возвышении, где был постамент, все четверо узрели гигантское тело матки: заплывшее жиром, с кучей складок из плоти, завалившееся, и истекающее бледно-жёлтой кровью. Антерос прикрыл разинутый рот, зажал нос от смердящей вони. Нефтис хмурилась, как всегда. Её раздирало от досады, что она пропустила всё сражение. Илиан оставался настороже да поглядывал по сторонам, ожидая, когда на них набросятся оставшиеся в живых монстры. Однако этого не произошло. Все были мертвы. Сигрун взволнованно кусала губы. Сия резня — явно дело рук её братца. С теми Артефактами, что он украл, да и плюс фора времени, пока его товарищи спали, Финн мог находиться сейчас где угодно!

И тут её глаза наткнулись на уходящее вглубь отверстие — ещё один тоннель. Четвёрка товарищей приблизились к выходу, и услышали едва различимый голос. Он тихо что-то напевал себе под нос. Странную кривую и нескладную мелодию. Тревожную.

— Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить — всё равно тебе водить!

Тропка вела выше на пригорок к той самой дыре в тоннель, у её изголовья и сидел бард, поджав под себя ноги. Его глаза апатично уставились в землю, а губы едва шевелились, напевая мелодию. Считалочка превратилась в невнятное бормотание. Сигрун приблизилась первой, плеснув рукой отгораживая назад взбешённого Ликмеда.

— Что ты наделал, Финн? Мы думали, что ты… — Финн игнорировал её, продолжая лепетать себе под нос. Его понурая спина, взгляд в никуда, намекали, что сейчас он не в себе. — Братец! Взгляни на меня! — громко требовала Сигрун. — Эй! Ты меня слышишь?

Эти пустые и бесконечно-печальные очи приподнялись, одарив бывшую весталку душещипательным взглядом. Ей показалось, что он сейчас разревётся, но этого не произошло. Мелодия из его уст прервалась. Финн прошептал:

— Прости…

— Верни нам Артефакты, глупый! Они могут свести тебя с ума! — утверждала она.

— Ты и вправду не видишь, да? Ты никогда не видела. Ты — слепая! — грустно заявлял Финн.

Илиану надоело ждать, пока Сигрун достучится до этого дурака, поэтому он выхватил свой кинжал, приблизился к нему, да процедил сквозь зубы:

— Зря ты перешёл мне дорогу, бард!

Нефтис вместе с Антеросом тоже напряглись, и встав в боевые стойки окружили Финна. Артефакты, которые он умыкнул, покоились в его поясной сумке, откуда исходило голубоватое мерцание. В этом тесном тёмном коридоре всё утопало во мраке. Казалось просто руку протяни, да выхвати эту чёртову сумку, но не тут-то было. Не успел Ликмед и слова добавить, как Финн резко приказал:

— Сидеть!

И все сели вокруг него. Ноги сами собой подкосились, руки не слушались. Голосу барда невозможно сопротивляться! Артефакты наделили его той силой, что могла по щелчку пальцев смести целые города. Кинжал Илиана упал на пол со звоном. Лезвие воткнулось аккурат в щель каменной кладки.

— Что ты делаешь? — с мольбой в голосе спросила Сигрун.

Далее произошло нечто до жути пугающее: Финн закусил губы, дрожа всем телом. Он был на грани, сдерживал себя от переполняющих чувств. Щёки надулись, пальцы сжались в кулаки. Сначала то были хриплые звуки уже на издыхании, а потом… потом Финн громко вобрал полную грудь воздуха и засмеялся! Подобно извержению вулкана, он выплёскивал из себя неостановимый дикий хохот. Откинувшись назад, вцепился себе в голову, а на веках проступили капельки слёз. Голубоватый свет минералов отражался от его железного клыка во рту.

Смеялся-смеялся-смеялся… болезненно, сумасшедше. Сигрун оторопела от сего зрелища, распахнула очи. Илиан зубоскалил, пытаясь вырваться из магического контроля. У Антероса перехватило дыхание от объявшей его тревоги. Нефтис впала в некое оцепенение. Приказ «сидеть», вызвал в ней непрошенные воспоминания про арену, и про её строгие порядки. Казалось этот остервенелый смех никогда не прекратится. Бард аж задыхался, брызгал слюной. В голосе переплелись схватки безумия и ужасных страданий. Колдунья прослезилась, ибо была не в силах ему помочь.

— Братец… Да что с тобой?

— Рехнулся он, — рявкнул Илиан. — Вот что с ним.

Когда Финн затих, взгляд его потемнел. Он плавно поднялся на ноги, поднёс правую ладонь к своему лицу, после чего сказал:

— Я победил!

Загрязнённые тёмно-синие полумесяцы ногтей впились в кожу, смяли её подобно пергаменту. Вместе с этим Финн начал медленно преображаться: рыжие волосы побелели до серебристых, оттенок кожи побледнел до молочно-белого, черты лица стали другими. Ещё недавний нос-картошка сузился, и уменьшились ноздри, губы посерели, а его глаза… глаза превратились в два ночных омута с мириадами переливающихся звёзд. Доппельга́нгер.

Впавшая в шок Сигрун не могла и слова вымолвить. Ей в руки опустилось лицо её дорогого брата. Наощупь кожа такая тонкая, точно шёлк, всё ещё тёплая. Сердце остановилось. Дыхание замерло в груди.

— Твой брат был никудышным человечком. Забрать его лицо оказалось слишком просто, — едким звенящим тембром рассказал он.

— Как долго? — не своим голосом спросила колдунья. Во рту пересохло, плечи дрожали. Лицо на руках — подлая гротескная карикатура Финна. «Он не может быть мёртв! Не может!», отчаянно убеждала она себя.

— Год, — словно кол в сердце врезался его ответ.

На это Илиан вспылил:

— Так значит ты с самого начала был шпионом?! Сволочь!

— Ну-ну, сбавь-ка тон. Разве так общаются с назваными братьями? — подойдя к нему вплотную, доппельга́нгер опустился и очень тесно приблизился лицом. Почти интимно, так, чтобы они могли чувствовать дыхания друг друга. Эти его глаза очаровывали, засасывали в себя всё глубже. — Узнаёшь ли ты меня, Илиан?

— Никс… — не веря своим словам, прошептал тот.

Ловкие пальчики аккуратно ухватились за его цепочку, идущую из левого ока. На ладони она ничем не отличалась от тех, на которых обычно носят небольшие амулеты или кулоны. В голове появилась навязчивая идея потянуть за неё, да посмотреть, что из этого выйдет.

— Какая жалость, что ты не можешь плакать. Я бы посмотрел на то, как ты разрыдаешься, видя смерти своих товарищей. Насколько длинно можно вытянуть твои цепочки?

— Думаешь я не пытался вытащить их? Сколь не вытягивай — до бесконечности будут тянуться.

— Проверим? — рассмеявшись, Никс принялся тянуть за цепочку. Он всё тянул и тянул, наматывая её на свой кулак. Цепочка не кончалась. — Тебе больно? Глаз ничто не тревожит?

— Чего ты добиваешься, а? — рявкнул Ликмед.

— Я просто забавляюсь.

Это лицо криво усмехалось, и в нём проскальзывали садистские выражения. Илиан плохо помнил Никса, ибо пересекались они не так часто за всю его службу. Обычно этот доппельга́нгер сидел где-нибудь в тени, или наблюдал за всеми из далека. Ренегат отправлял Никса на задания по разведке, почти так же, как и Ликмеда. Вот только у того, кто может красть чужие лица, всегда имелось весомое преимущество в делах шпионажа. Лишь раз Илиан и Никс работали вместе. Задача была непростая — выкрасть бумаги Архонта дракона Тайроса.

***

Ликмед и Никс сидели в засаде по обеим сторонам от дороги. Дабы проникнуть на территорию морских владений Тайроса, в его Синий Дворец, необходимо слиться с местными. Никс полагал, что как раз в это время повозка с провизией из соседнего поселения прибудет в Мирий. Когда его догадка подтвердилась, оба разведчика налетели на извозчика, а затем убили. Одна единственная стрела прошла сквозь шею. Тот даже не успел ничего сообразить, как был уже мёртв.

— Посмотрим, что он там вёз, — проговорил доппельга́нгер, отворяя створки фургона. Внутри их ожидали перепуганные пассажиры, коих тот, видимо подобрал по доброте душевной. — Н-да. Проблемка.

— Так! Вы нас не видели, ясно? Уходите отсюда.

— Хочешь их отпустить? Ты это серьёзно? — возмутился Никс. — Ренегат нам обоим за это задаст.

— П-прошу… Мы никому ничего не скажем! — взмолился мужчина.

— Конечно не скажете. Никому уже ничего не скажете…

Ликмед отвернулся, не желая видеть того, как его напарник расправляется с нежелательными свидетелями. Их крики леденили душу, однако следопыт понимал, что иначе никак. Когда всё стихло, и он обернулся, с лица его бледного напарника стекали капли крови, а на губах взыграла мягкая удовлетворённая улыбка.

Через некоторое время Никс перевоплотился в извозчика, и уже сидел на козлах повозки. Илиан закутавшись в хламиду да прикрыв своё лицо, сидел рядышком. До Мирия час езды. Доппельга́нгер внезапно решил разбавить поездку непринуждённой беседой:

— Знаешь, как я всё это вижу?

— Что «это»?

— Ну, нашу борьбу, подготовку к восстанию, всё вот это.

— И как же?

— Как весы, — улыбаясь, отвечал Никс. — Мы — гиря на одной её чаше, когда как драконы на другой. Пока что драконы перевешивают, очевидно из-за их могущества и силы. Нам не хватает власти, Илиан.

— Да что ты? — фыркнул тот.

— Мир — это поле брани вечного противостояния одного с другим, понимаешь? Добра и зла, хорошего и плохого, жизни и смерти. Ты никогда не задумывался, что может всё это бессмысленно? Что даже если мы победим, то в конечном итоге ничего не поменяется. На смену драконам придут новые враги, и цикл насилия просто… продолжится.

— Это не повод не сражаться! На кону наша свобода, Никс! — пылко заявил Ликмед, сжав кулак крепче.

— Я знаю-знаю. Наше дело правое! Однако… чем больше я размышляю над структурой всего этого мироздания, тем сильнее убеждаюсь в том, что кое-что нам, всё-таки не под силу: остановить войны. Они всегда были и всегда будут. Это как… Это как… заклятье, которым порабощён каждый живущий в Эталаде. Мир добытый потом и кровью никогда не продлится вечно, знаешь? Люди просто-напросто не умеют и не хотят его охранять.

— Твои мысли слишком радикальны, Никс, — мрачно подметил его напарник. – Не хочешь ли ты сказать, что бездействие лучше? Что нам всем просто стоит отойти в сторонку, и позволить этим наглым ящерицам и дальше над нами измываться?

— Ни в коем случае!

— Тогда оставь свои глупые рассуждения философам и просто выполняй приказы.

***

Антерос больше не мог выдержать мерзкого зрелища: Никс всё наматывал да наматывал цепочку из глаза Ликмеда, а та всё не кончалась. И хотя Илиан ничем не выказывал свой дискомфорт, склера его ока достаточно покраснела от раздражения.

— Ну всё, прекратите! Прошу! Хватит этих пыток! — требовал целитель.

Столь вопиющее нарушение идиллии взбесило доппельга́нгера, а посему он, обернувшись к Антеросу, выпустил цепочку, и приблизился. Сел на корточки перед пареньком с удивительного цвета глазами. Аметистовые, похожие на лепестки гиацинта. Грубая рука схватила Антероса за подбородок, а едкий голос выдал, насмехаясь:

— Пытки? Что ты знаешь о пытках, щенок?! На твоём теле ни следа от плетей! Ты ни разу в своей крошечной ничтожной жизни не видел их! Ну ничего, сейчас я это исправлю. Не смей жмуриться, понял? Я покажу тебе незабываемое представление!

Затем он подошёл к Нефтис, обогнул её и встав сзади, вытащил из своей поклажи кнут. Чёрный, с гладкой блестящей текстурой, кожаный, скрипящий от напряжения. Его снежные руки разорвали её тунику на спине. Гладиатрикс оставалась спокойной, точно вылепленная из меди статуя.

— Не надо! Прошу тебя, Финн! Ты же ещё там, правда? Пожалуйста, если ты ещё там — очнись! — упрашивал его Антерос.

В ответ на его мольбы прозвучал резкий удар, а затем сдавленный хрип Нефтис. На её спине появилась тонкая багряная рассечка.

— Хватит! — кричал целитель. Слёзы предательски скатывались по щекам и капали на колени. Приказ «не жмуриться», намертво сковал веки в открытом положении.

Шипящие резкие удары продолжились. Отметин на спине появлялось всё больше. Орчиха закусила губу, стойко выдерживая хлёсткие удары кнута. Сёк и сёк, снова и снова, а его орудие танцевало в пространстве точно водяная змея. На бледном снежном лице вырисовывалась довольная мина, глаза блестели.

— Прошу, пожалуйста, Финн! Если ты всё ещё там… Если от тебя хоть что-то осталось…

— Его больше нет, — сиплым голосом сообщила Сигрун. — Когда доппельга́нгер снимает лицо, его прошлая личность стирается.

— Я не хочу в это верить! Не хочу! Финн, пожалуйста, дай мне залечить её раны! Ради Трианли, ради всего на свете! Потом ты можешь меня высечь! Только… Только прекрати это безумие!

Кнут остановился. На миг Антеросу показалось, что Никс внял его голосу, но… Но потом, вслед за небольшой передышкой, доппельга́нгер продолжил мучить Нефтис с удвоенной силой. Отчаяние затопило целителя, из-за слёз вся картинка перед глазами смазалась. Он мог слышать лишь всё усиливающиеся стоны его подруги.

— Твоя… сильный, — хрипло сказала воительница, с улыбкой посмотрев на Антероса. — Твоя — выжить!

— Нефтис…

— Ну всё. Мне надоело, — лениво протянул Никс. — Пора вас кончать.

— Так всё не может закончиться! — уверенно заявил Антерос. — Мы — герои пророчества! Мы те, кому суждено освободить Эталаду! Панацея предсказывала…

— Ой, да заткнись уже, а? Думаешь твоя распрекрасная Сивилла не знала, что я доппельга́нгер? Ха! Всё она знала с самого начала, и допустила моё участие в вашей бессмысленной беготне! Будь воля её Богини, меня бы сейчас поразило молнией, но вот он я — стою здесь! Выходит, Трианли не такая уж и добродетельная госпожа! Её так же, как и драконов забавляет наблюдать за пытками и мучениями своих рабов! Боги, драконы, смертные — одно и то же! Лишь часть игры, где все одурманены нудными правилами, продолжают делать рутинную бессмысленную хрень — крутить сраное Колесо Судьбы! Разве ты ещё не понял? Разве все вы настолько слепы? Цикл! Это уже происходило раньше, и будет происходить после нас! Мы ни на что не влияем!

— Не слушай его, — вдруг сказал Илиан. — Он совершенно обезумел. Такова участь всех доппельга́нгеров, менявших свои лица слишком часто.

— Может я и вправду спятил, Ликмед! — прошипел Никс. — Но это не значит, что я не прав! Нефтис, Антерос — не дышите. Я подарю вам спокойную смерть.

В этот самый миг их глотки сомкнулись будто от спазма. Сделать вдох не представлялось возможным. Оба схватились за свои шеи, да захрипели, вылупив глаза. Илиан сопротивлялся изо всех сил, однако конечности его не слушались. Контроль был потерян. Никс тем временем подошёл к нему, поднял кинжал, а затем прислонил ребром к щеке следопыта. Холодное лезвие соприкоснувшись с цепочкой глухо звякнуло.

— Ничего личного, Илиан. Правда. Ты — дорогой сердцу моего заклятого врага, и я хочу видеть его искривлённое от боли лицо, когда он узнает, что ты погиб от моей руки.

— Так это всё месть Ренегату? Как банально, — выплюнул Ликмед, на что доппельга́нгер стиснул зубы до скрипа.

— Он отнял у меня… ВСЁ! — истерично закричав, Никс опустил клинок, а затем с силой воткнул его прямо в живот Илиану. Кинжал вошёл до самой рукояти, повернулся, после чего прорезал там дыру, из которой вывались красные горячие кишки.

Сперва боль была сравнима с глухим ударом кулака, но мгновение спустя она превратилась в нестерпимую агонию. Зацвела от живота по всему телу, надрывно ныла, хватала цепкой лапой за самую грудь, не давала вдохнуть. Что-то горячее и липкое упало ему на ладони, а когда Ликмед опустил взгляд, то увидел свои внутренности, и ужас леденящим шёпотом твердил: «Это конец». Неожиданно от самого себя — страх… Паника… Ужас! Перед глазами пробежала вся жизнь, как говорится — ещё один невыносимый штамп, коих Ликмед не мог терпеть. Но вот сейчас… Сейчас это личное! Он умирал! Сердце стучало одичало, глаза навыкате, дышать больно! Изо рта с бульканьем выплеснулась кровь: солёная с привкусом железа, тёплая. Илиан завалился вдруг на бок, и его тёмные очи уставились вверх. Жжение сменилось холодом, организм сковало бессилие, конечности онемели, в ушах звон. Жизнь быстро покидала его.

— Илиан! — доносился приглушённый крик Сигрун. Она пыталась бороться, что-то сделать, однако приказ Никса парализовал с ног до головы.

— Мне это ничуть не приятно, Сигрун, — уверял доппельга́нгер, а сам нервно улыбался, сжимая окровавленный кинжал Ликмеда. — Хотелось бы мне оставить вас всех в живых, но… вы бы погнались за мной, а это неприемлемо.

— Будь ты проклят! — проревела она.

В ответ Никс замахнулся и одним молниеносным движением перерезал колдунье горло. Она почувствовала, как разорвались голосовые связки, как рот заполнило кровью. Миг спустя пространство закружилось, всё утонуло во мгле, а она, затянутая в предсмертную агонию, из последних сил тянула руку к уходящему силуэту Никса.

***

— Поднимись, — чей-то слащавый бережный голос выудил сознание Ликмеда из глубин бесконечной черноты ничего. Вначале приглушённый, едва различимый, затем голос становился всё чётче и чётче: — Вставай.

Илиан лежал на чей-то ветхой кровати, пока за закрытым ставнями окном разыгрывалась буря. Сырость в хижине удручала, да и очаг горевший у стены едва ли согревал закоченевшие пальцы. Панацея снова что-то готовила в закопчённом котле. По углам в этом же доме забились его товарищи: Антерос и Нефтис сидели прямо на полу, на плетёном из соломы ковре. Сигрун же устроилась в кресле, апатично уставившись в потолок.

Поморгав пару мгновений Илиан быстро сунул руку себе под хитон, где обнаружил гладкий рельеф подтянутого живота. На его замешательство, безмолвно воцарившееся во взгляде чёрных глаз, Сивилла ответила:

— Мы — Сивиль, властвуем над явью и над снами. Вы были в безопасности с тех самых пор, как нагнали предателя. Для него вы мертвы, ибо в своих фантазиях, он убил вас. На самом же деле, вы остались живы… благодаря мне.

— Всего этого можно было бы избежать, если бы вы с самого начала рассказали нам, что Финн — это Никс! — поднимаясь с кровати, обвинял её Ликмед.

— Верно, — холодно соглашалась та. — Однако ж, такова прихоть судьбы. Кабы вы не взяли с собой предателя, то погибли бы.

— Значит Фи… то есть, Никс — был прав! — печально умозаключил Антерос. — Мы — всего лишь пешки на игровой доске, да? Мы ничего не значим?

— Ваша значимость — ключевая на данном этапе истории, мой Нефилим. Уже поздно опускать руки. Воспряньте духом! Сегодня вы живы, и завтра тоже выживите! Хотя вас ждёт тяжкий бой, и без травм вам из неё не выйти.

— Ты верно издеваешься? — погрузив лицо в ладони, рассмеялась Сигрун. — Мы лишились Артефактов, а в сопротивлении наверняка Никс был не единственным кротом! У нас нет могущества против драконов. Нет армии. Нет ничего!

— Ты не права, Сигрун Тирасдоттир. У вас есть вы четверо, а значит и надежда тоже. Верьте в моё пророчество. Вам суждено стать героями.

— Верить? — подал голос целитель. — Наставница вы… вы были мне как мать, вы меня столько всему научили, но… Но я так больше не могу! Из-за вас и вашего задания, мои товарищи пострадали! Хотя всего этого можно было бы избежать! Разве таких испытаний требует Трианли? Меня это не устраивает. Я не хочу верить в то, что добрая Богиня может вот так запросто бросать своих последователей в пламя страданий. Это нельзя оправдывать никакими уроками, нельзя откупиться от этого никакими дарами, или наградами. Добрый Бог не должен требовать жертв!

— Ты прав, — согласилась Панацея, попутно приправляя свою похлёбку всякими травами, висящими неподалёку от очага. — С этим ей жить.

Коротких слов хватило, дабы мальчишка залился крокодильими слезами. Он шмыгал носом, глотая сопли, и выглядел в целом весьма подавлено. Что-то надломилось в Антеросе. Что-то важное, чему он до сих пор значения не придавал. А на месте этого надлома образовалась густая чёрная дыра, засасывающая в себя весь свет. И даже когда его плеча коснулась сочувствующая ладонь Нефтис, пустота не исчезла. Стало лишь… чуточку теплее.

— И что вы нам прикажете делать? Нестись напролом на каждого дракона с голыми руками? — спросил Илиан.

— Моя нравиться этот план, — кивнула гладиатрикс.

— Сперва поужинайте и отдохните. Завтра всё прояснится.

Томатная похлёбка с морковью и картошкой едва ли подняла их боевой дух. Сон в тесноте да в грозу тоже. Утром на смену дождю пришла свежая ясность. В доме никого не было, и Ликмед проделав небольшую разминку, вышел наружу. Нефтис колола дрова, Сигрун облокачивалась о плетёную оградку да уставилась на холмы. Антероса и его наставницы нигде не видно. Следопыт, подойдя к колдунье, поинтересовался:

— Как ты себя чувствуешь?

— Дерьмово.

— Глупый вопрос, да.

— У меня состоялся разговор с Сивиллой. Она знает, что я собираюсь сделать. Пыталась отговорить меня.

— Ей это удалось?

— Нет, — коротко ответив, Сигрун опустила голову. Наступила неловкая тишина. — Нам надо отыскать Артефакты, Илиан. И вернуть их! Чтобы сделать это, мне необходимо… Уф, в голове это звучало не так дико.

— Ты никогда не перестаёшь обдумывать каждый наш шаг наперёд, да? Если у тебя есть идеи как нам выбраться из этой клоаки безысходности — я весь внимание.

Она на него так посмотрела, будто бы с толикой благодарности, чёрные губы со смазанной помадой чуть дёрнулись в полуулыбке. Но в глазах по-прежнему ещё свежая плескалась скорбь, а голос осип от недавних рыданий. На щеках остались следы от потёкшей туши.

— Хорошо. План такой: никакой больше скрытной тактики. Если у драконов есть шпионы, то нам незачем больше скрывать свои намерения. Ты, Нефтис и Антерос — разойдётесь по всем городам и селениям, объявите во всеуслышание о наборе рекрутов в армию восстания. Ренегат с его солдатами пусть обоснуются где-то на виду — в открытую! Если Панацее и её этой Богине так отчаянно надо, чтобы мы выполнили это задание — пускай защищают нас!

— А ты что будешь делать?

— Я пойду искать местонахождение Никса. Я погружусь в долгую дрёму, и буду донимать каждого духа, чтоб помогали мне! Когда я узнаю где он, то… в общем, я обеспечу нам возвращение Артефактов.

— Звучит крайне опасно.

— Так и есть.

— Разве в мире снов не водится тот земляной дракон?

— Да. Он заведует Библиотекой Воспоминаний. Плюс, Равуса — дракон духа, но она уже давно не проявляла интереса к миру снов. Полагаю, это как-то связанно с земными делами, или ей просто всё равно.

— И ты уверена, что сама с этим справишься?

— О, более чем! Ликмед… он… Никс убил моего брата, чтобы заполучить его лицо! Эта мразь так просто от меня не скроется! Я его из-под земли достану!

— У меня тоже на него свои счёты, — мрачно подметил следопыт. — В общем, если нужна будет пара метких выстрелов — зови.

— Обязательно.