Красный.

В грузовом отсеке красный свет. Он навевает мысли о крови. Но для Джек это гораздо привычнее, чем все то, что находится над ней. Она привыкла жить в кровавом цвете. Так, в принципе, даже спокойнее.

Невольно вспоминается, что у капитана Шепард тоже красные волосы. А в свете ламп грузового отсека они и вовсе напоминают кровавое месиво, словно кто-то выстрелил ей в голову. И Джек не может понять, есть ли ей до этого дело.

Но иногда ей страшно, что это не просто игра света.

Капитан слишком часто ей интересуется. И это одновременно пугает Джек и заставляет ее почувствовать себя значимой.

Преступница ходит из стороны в сторону, по сто раз чистит свое оружие, прислушивается к шагам на лестнице, задумчиво скребет ножом татуировки. Она бы хотела сравнить себя с животным, запертым в клетке, но проблема была в том, что ее никто здесь не держит. И эта свобода нервировала Джек даже больше, чем тюрьма.

Слова с просьбой о помощи застревают в горле, словно Джек маленькая девочка, которая говорит непристойности. Но Шепард просто кивает и обещает сделать все, что будет в ее силах. Она не задает лишних вопросов, которые могли бы разозлить или задеть преступницу. Но от этого Джек еще больше закипает. Но все равно лишь благодарит.

Джек все еще помнит, что нельзя никому доверять.

Джек все еще считает, что нужно делать все, чтобы выжить самой.

Но, черт возьми, она готова идти за этой женщиной куда угодно. Даже если они умрут на этом задании.

Уже на подлете к бывшему месту заключения Джек охватывает страх. Совсем детский. Ей кажется, что еще немного и она будет готова выпрыгнуть из кабины прямо на ходу.

— Все будет хорошо, — говорит Шепард. И Джек смеется. В лаборатории ей всегда так говорили перед тем, как снова сделать больно.

Уже в лаборатории преступница чувствует, как ей срывает крышу, словно язык ее не слушается. Она говорит, говорит и говорит. Сцены, которые она пережила здесь, вспыхивают перед глазами. И все они окрашены в красный цвет. Джек знает здесь каждую царапину, каждую лужу крови. И боли в ней больше, чем может уместиться в теле. Но на все восклицания Касуми она упрямо пытается быть сильной.

Шепард ее слушает. Шепард пытается быть вежливой и сочувствующей. Но по ее зеленым глазам видно, что ей тоже больно, словно это она бежала по этим коридорам рядом с Джек. И от одного этого взгляда становится спокойней.

Когда все взлетает на воздух, у Джек больше ничего не остается. Даже мести. И робкое прикосновение Шепард к плечу не способно заглушить звон этой пустоты.

Джек чувствует себя сверхновой. И после ее взрыва осталась только черная дыра.

Шепард приходит в грузовой отсек снова и снова, что-то говорит. Повторяет, как те врачи, что ставили над Джек эксперименты, будто все будет хорошо, будто она понимает, как это больно. Шепард отличный капитан, друг, боевой товарищ. Шепард отличная мать для потерянных вроде Подопытной Ноль.

И Джек злится. Кричит. Просит, чтобы Шепард прекратила играть в заботливость.

Шепард кивает и говорит, что зайдет позже. Она такая простая и честная в своих побуждениях, что ее совершенно невозможно понять.

Джек злится. Но вовсе не на нее.

*

Шепард устало вваливается в свою каюту. В мыслях у нее только одно: лечь и наконец отдохнуть от всей этой кутерьмы. Но в каюте она не одна.

Уставшее тело мгновенно приходит в готовность, а рука тянется к оружию.

— Джек, черт подери! — выдыхает Шепард, увидев своего нежданного гостя.

— А ты тоже, я так посмотрю, всегда начеку, — усмехается преступница, постукивая пальцем по стеклу аквариума. — Прямо как я. Всегда знала, что мы похожи больше, чем мне бы хотелось. С другой стороны, это объясняет, почему я нахожусь рядом с тобой.

— Неужели? — недоверчиво вскидывает брови Шепард. — А мне почему-то по твоим криками и ругани показалось, что ты меня и знать не хочешь.

— Ох, только не драматизируй, капитан. Тебе это не к лицу.

— И что же мне к лицу?

— Красный цвет, — выпаливает Джек прежде, чем понимает, что сказала. Она впервые за долгое время открыто смотрит на Шепард. Та удивленно вздергивает брови, но ничего не отвечает на слова преступницы. Возможно, она не понимает до конца, что Джек имеет в виду. Или же понимает слишком многое.

— Что же заставило тебя выйти из грузового отсека и прийти ко мне? Ты нуждаешься в помощи? Ты же знаешь, я сделаю все…

— Да, знаю, — обрывает ее Джек. — Но я пришла… пришла просто сказать «спасибо». Мне нужна была твоя помощь. Хоть я и привыкла со всем справляться сама. Но это значило слишком многое. Спасибо, Шепард.

На последних словах голос Джек предательски ломается, и ей становится невыносимо стыдно за эту слабость. Все слова, что она так тщательно продумывала, сидя на нижней палубе корабля, исчезли из головы, оставив только пустое и тихое отчаяние.

Не выдержав долгого зрительного контакта, Джек возвращается к созерцанию аквариума.

— Рыбки? — смеется она, пытаясь хоть как-то сгладить тишину. — Серьезно, капитан? Может у тебя тут еще и семейные фото на полочках стоят?

— У меня нет семьи, — холодно отзывается Шепард. — Они умерли, когда моя колония была атакована.

Джек впервые жалеет о своем неумении шутить. Но ни взять слова назад, ни выплюнуть хоть какое-нибудь извинение она не может. Поэтому продолжает смотреть на рыб.

— Ты хотя бы их знала, — наконец произносит преступница, хоть легче ей от этого не становится. Она словно ковыряет ржавым ножом загноившуюся рану. Только еще не до конца понимает, чью: свою или Шепард.

— Да, и видела, как они умирали. Но я пережила и эту боль. И успокоилась. — Капитан осторожно кладет руку на плечо Джек, которое оказывается куда тоньше, чем ожидалось. — И я думаю, ты тоже с этим справишься. Отпусти уже это, наконец, хватит качать свою боль на руках.

— Ты это говоришь, потому что я член твоей команды, и мне нужно качественно выполнять свою функцию?

— Нет, Джек, я это говорю, потому что ты важна для меня.

Подопытная Ноль резко разворачивается и совершенно по-детски бодает Шепард в плечо. Та отшатывается от неожиданности и смеется. Джек впервые кажется, что ей больше не больно.

— Знай, Шепард, — преступница хлопает капитана по плечу, — если я когда-нибудь умру, то это будет исключительно ради тебя.

— Смерть тебе к лицу, Джек, — слишком уж ласково улыбается Шепард. И это обезоруживает.

— А я без ума от красного, — признается Джек, выходя из каюты.

— А я от игр со смертью. Все будет хорошо, Джек, — произносит капитан, прежде чем дверь закрывается.

Джек так ей и не признается, что ее правило верное: после этих слов всегда становится невыносимо больно.