Лица.

У Шепард ужасное прошлое. У Шепард ужасное настоящее. У Шепард… Впрочем, о будущем она предпочитает вообще не думать. Не то, что бы она не верит в его наличие, но так как-то проще.

Шепард слишком много на себя берет, и это видят все, кто служит на Нормандии. Но о том, что капитан не справляется с ношей, которую сама же на себя взвалила, принято молчать. Поэтому доктор Чаквас делает вид, что не замечает пропажи стимулирующих лекарств из медблока, СУЗИ молчит, что физиологические показатели капитана на грани коллапса, Трейнор не обращает внимания, что Шепард часами стоит над картой и смотрит, как Жнецы поглощают галактику.

И вроде бы все даже в порядке.

Пока перед глазами не начинает темнеть, а на бледные руки не падают капли крови.

Но все в порядке. И это приказ.

— Капитан, со дня потери Тессии Вы ни разу не спали, — говорит СУЗИ, выловив Шепард бродящей по кораблю. — Если это продолжится, мне придется принять меры.

— Все хорошо, СУЗИ, не стоит волноваться.

— Я думаю, вся команда меня поддержит.

— У нас нет на это времени. Люди умирают. Им нужна моя помощь. Мы и так потерпели слишком много потерь.

— Истощенная и разбитая, Вы не сможете никого спасти. Я передам доктор Чаквас, чтобы она выдала снотворные таблетки. Вам нужно беречь себя. Без Вас эта война точно будет проиграна.

И Шепард сдается.

Проглотить горсть седативных дается с трудом. Но даже после таблеток уснуть получается не сразу.

Шепард ворочается в постели с чувством, что лежит на груде битого стекла. Она плохо понимает, действительно ли она слышит все эти голоса, что зовут ее.

Шепард видит во сне лица всех тех, кого не смогла спасти.

И эта боль ломает ей ребра, не дает дышать. Не успела, снова не успела. Не защитила, не уговорила, не смогла сделать все, как нужно. И теперь они мертвы.

Капитан открывает глаза, и первой ее мыслью вспыхивает «стоит ли эта война таких жертв?» И ей становится стыдно за такие вопросы.

— Ты плакала во сне, — раздается спокойный голос Гарруса из-за стола.

Шепард садится в постели и смотрит на него, все еще смутно разделяя сон и реальность. Все еще боясь, что Гаррус может оказаться среди всех этих лиц из ее кошмаров.

— Почему ты здесь?

— На правах твоего приятеля. СУЗИ просила присмотреть за тобой. Почему ты плакала? Что тебе приснилось?

— Я не плакала, — спокойно отвечает капитан, но смотреть на Гарруса ей стыдно. В легких все еще нет места для воздуха — все заполнила боль.

— Шепард, я же не дурак. Я вижу, что с тобой происходит. И если что-то тебя доводит до слез, то я…

— Я не плакала, — уже жестко обрывает Шепард. — Это приказ, солдат.

— Я… Кхм… Так точно, капитан…

Шепард сразу же жалеет о своих словах. Нет, нельзя сейчас так себя вести. Возможно, это последние дни галактики, а она позволяет себе обижать тех, кто ее любит.

— Я со всем справлюсь, Гаррус, — тихо шепчет Шепард, сминая в пальцах одеяло. — Я обещаю.

— Да уж не сомневаюсь, — хмыкает турианец. — Только уж береги себя, ладно?

— Обязательно.

*

— Я был крайне удивлен, когда получил от тебя приглашение выпить, — ворчит Гаррус, присаживаясь за барную стойку.

Джек на мгновение привычно оскаливается, почти дружелюбно, но тут же становится серьезной. В стакане у нее наверняка что-то крепкое и оглушающее, но она почти не притрагивается к нему.

Гаррус рад видеть повзрослевшую Джек, но общение с Подопытной Ноль еще никогда не приносило хороших новостей.

— Как ваши с Шепард отношения? Не надумали еще обзавестись оравой межвидовых детишек? — в лоб спрашивает Джек, не размениваясь на приличия. — Я бы на это посмотрела.

Турианец вздыхает. Пожалуй, назвать Джек взрослой он поспешил.

— Если ты позвала меня поиздеваться, то могла отправить свой сборник шуток мне на терминал. Мы бы с Шепард почитали его на досуге.

— Мы… — хмыкает Джек, и все ее веселье разом пропадает. Она берет стакан, болтает его содержимое, но все равно не пьет.

На самом деле, Джек немного страшно говорить то, что ее так беспокоит. Потому что это снова будет вскрывать ее слабости, которые она так старается запихнуть поглубже.

Джек старается не злиться, но у нее проблемы с контролем гнева.

И ей бы сейчас было куда проще ввязаться в драку с Шепард, наорать, бить ее, пока вся эта дурь не пройдет, но так поступать нельзя. Об этом нужно было думать раньше.

— Виделась недавно с капитаном, — начинает Джек, и неуверенность в ее голосе все портит. — Все такая же решительная, сильная, самоотверженная и искренне думающая, что никто не замечает ее переломов. Будто никто правда не видит, что она не справляется.

— Видят. Просто Шепард одним своим взглядом приказала всем об этом молчать. А анархиста вроде тебя на корабле больше не осталось. Вот мы и ходим, тихо присматривая за ней, но ни слова не говоря.

— Я не понимаю, Гаррус, — качает головой Джек и залпом выпивает содержимое стакана. Алкоголь обжигает слизистую. — Как ты позволил ей это?

— Что? — удивленно спрашивает турианец.

Джек снова скалится, но в ее глазах видна жалость. И это почти унизительно.

— Она мертва, Гаррус. Она убила себя и похоронила. А ты ей так просто это позволил сделать. Вы все позволили ей. Не знаю, как тебя, а меня это не устраивает. Но я ничего уже не могу сделать. Не сейчас. Ответственность — это вообще не мое. Но мне пока хватает того, что я пытаюсь спасти всех этих детей из академии. А вас там толпа солдат на одну Шепард. И вы не можете ее спасти, хотя на перебой твердите, что любите? Господи, бред какой.

— Джек, ты просто не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, — зло обрывает Подопытная Ноль. — Это ты не понимаешь, что значит любить ее.

— Да неужели?.. — обиженно протягивает Гаррус. Злость, бурлящая в Джек, начинает заражать и его, растекаться по венам раскаленным ядом. Но турианец не хочет ввязываться в конфликт с бывшей преступницей. Не потому что боится ее или переживает за жертвы, которые могут возникнуть при драке, а потому что где-то на уровне чувств знает, что Джек права. Раздражающе права.

— Спать с ней в одной постели и знать, что такое любить ее — это разные вещи, — говорит девушка, стараясь сделать свой голос ровнее. — Любить ее — это знать, почти наверняка знать, что она умрет, и просто быть рядом. Знать, что ты никогда не успеешь сказать ей всего того, что так хочется. Знать, что ты ее не спасешь, как ни старайся. Но все равно разбивать лоб раз за разом об эту стену. Любить ее — это быть очередной жертвой ее геройства. Когда ее попытки тебе помочь приносят только еще больше боли. Любить ее — это постоянно чувствовать эту чертову боль. И ты готов к этому? К смирению, что она сама решает, возвращаться ей с этой войны или нет? Сможешь ли ты променять всю галактику на жизнь этой женщины? Если да, то иди и делай все, что в твоих силах. Не позволяй ей хоронить себя при жизни. Хотя бы при жизни. Потому что даже я не могу на это смотреть.

Джек решительно встает и направляется к выходу из бара. Ее руки судорожно дрожат, но Джек не хочет признаваться, что это от страха и отчаяния. Нет, она просто злится. И голос ее на последних словах надломался, потому что воздух в легких кончился. И слезы к глазам подступают из-за ярких вспышек на танцполе.

— Хэй, Джек, — уже у такси окликает девушку Гаррус. Она нерешительно останавливается и оборачивается. Ей хочется послать турианца ко всем чертям, но она на своей шкуре знает, как ему сейчас больно. Все это она проходила еще там, на нижней палубе в красном свете ламп.

— Я просто хотел сказать спасибо за разговор… и выпивку. Спасибо, Джек.

— Просто береги ее, черт возьми, Вакариан. Просто береги.

Джек захлопывает двери такси. И только когда оно поднимается в воздух, позволяет себе взвыть зверем, зажимая рот ладонями.

Джек никому бы не пожелала любить Шепард.

*

Шепард пытается собрать себя из осколков и никому не позволяет к себе прикасаться, чтобы не порезались.

Находиться в своей каюте она не может, потому что стены словно бы душат ее.

Шепард прекратила думать о своем будущем просто потому, что больше не видит себя в нем. А все остальное слишком мучительно. И в этом случае разум Шепард становится ее главным врагом.

Она просыпается от того, что ее гладят по голове. Веки поднять тяжело. В темноте все еще мелькают такие родные лица: Мордин, Эшли, Тейн, Легион, Келли. Она видит горящую Тессию, пожираемую Жнецами.

Из сна приходится насильно выдираться. В глазах снова стоят слезы.

Шепард обнимает себя за плечи и задерживает дыхание, только бы не взорваться рыданиями.

— Было странно найти тебя здесь, у главной батареи, спящей, — говорит Гаррус, стараясь не привлекать внимание к состоянию капитана.

— Почему они снятся мне? — шепчет Шепард, только сильнее стискивая себя руками. — Мордин… Легион… И… Потому что я их всех подвела, да? Не смогла спасти. А ведь должна была…

— Нет, вовсе нет. Думаю, это все из-за того, что ты их всех любила. Терять друзей тяжело. Я ведь тоже всех их знал. И тебе не должно быть стыдно за эту боль. Они отдали свои жизни, чтобы ты могла идти дальше и спасти других. Это несправедливая жертва, но иначе было нельзя. И… и если они находятся где-то вроде рая, то они точно болеют за твою победу. И уж точно не винят тебя в своих смертях.

Дыхание становится ровней, а руки прекращают дрожать. Шепард разжимает объятия и чувствует, как ей становится спокойней. Вся головоломка, которая не давала ей спокойно жить, медленно складывается в единственно правильное решение.

— Думаешь, я справлюсь?

— А у кого-то еще остались сомнения на этот счет? — хмыкает Гаррус. — В это разве что Жнецы еще не верят. Ты сильная, Шепард. Невероятно сильная. И от этого, конечно, тяжело. Никто не имел права скидывать на твои плечи такую ответственность. Но ты уже сделала больше, чем кто-либо мог. Теперь мы направляемся к Земле, твоей родине. И мы обязательно ее спасем. Ты ее спасешь. Я знаю, что ты обязательно справишься. Осталось совсем немного. А потом уже можно и в отпуск.

— На море, да? — слабо улыбается Шепард. И эта улыбка режет больнее ножа.

— Не думаю, что турианцы созданы для пляжей, — смеется Архангел. — Но кто же тебя, героя всей галактики, остановит. Мы обязательно отправимся туда, куда ты захочешь.

— Гаррус… пообещай, что ты никогда не будешь среди этих лиц, которые я вижу во снах. Пообещай, что обязательно выживешь в этой войне.

— Со мной все будет хорошо, Шепард. Обещаю. Только ты тоже возвращайся. Может, я эгоист, но мне не нужна эта победа такой ценой.

— Ну я же герой галактики, — уклончиво отвечает капитан. — Все будет хорошо, Гаррус. Так, как и должно быть.

Турианец кивает. Джек до боли права. Любить Шепард — это знать, что она умрет, но все равно быть рядом с ней. Но более правильного выбора он еще никогда не делал.

Джейн Шепард — капитан Нормандии, отличный друг, мать для всех потерянных и сломленных детей галактики и болезненный перелом на собственной же жизни.

Шепард видит во сне лица всех тех, кого не смогла спасти. Но больше не чувствует, что они на нее злятся. Скорее ждут, когда они снова смогут увидеться, обняться и обменяться дурацкими шутками.

Шепард видит во сне себя.